– Мы будем готовы, – отвечает Джексон, не переставая смотреть мне в глаза. – Если он и впрямь попытается тебя убить, то я… – Предоставьте это мне, – перебивает мой дядя. – Я дал ему еще один шанс после всего, что случилось с тобой, поскольку учел смягчающие обстоятельства. Но если он начнет опять, ему конец. – А как насчет меня? – спрашиваю я наконец, чувствуя, что у меня раскалывается голова. – Что насчет тебя? – отвечает он. – Эту проблему вызвала я. Это я попыталась убить Коула без всяких видимых причин. Ты сказал, что, если он откроет охоту на меня, ты его исключишь. А как насчет того, что сделала я? Что будет со мной? Глава 22. Мое любимое слово на букву «с» – это «семья» – Ничего, – сжав зубы, говорит Джексон. – С тобой не произойдет ничего. Это не твоя вина. – Этого мы не знаем. – Я высвобождаюсь из его объятий. – Мы понятия не имеем, почему я напала на Коула. – Да, мы этого не знаем, – соглашается дядя Финн. – И никто ничего не сделает, пока мы не поймем, что именно с тобой происходит. Он обнимает меня за плечи и ободряюще сжимает их. – Я не имею привычки исключать учеников, которые еще не вполне овладели своей магической силой и из-за этого становятся источником проблем. Или тех, кто использует свою магическую силу не лучшим образом, если у них есть на то причины. Именно поэтому Флинт все еще здесь, несмотря на все, что произошло в прошлом семестре. И Джексон тоже. И именно поэтому Кэтмир имеет лучших врачевателей. Это нужно для того, чтобы, если ошибки происходят, их можно было исправить. – Мы не знаем, было ли это ошибкой… – Ты хотела напасть на Коула, когда выходила из своей комнаты? – Нет. – Ты составляла план, имеющий целью ранить его или убить, пока тебя не было в твоей комнате? – Конечно, нет. – Я замолкаю и задумываюсь. – То есть я не помню, чтобы делала что-нибудь такое. – Что ж, тогда я буду исходить из предположения о том, что инцидент с Коулом был чем-то вроде случайного косяка, произошедшего, когда ты использовала свою новообретенную магическую силу. И относиться к нему мы будем именно так. Я уже позвонил паре экспертов по горгульям, которые консультировали нас по твоему случаю, в надежде, что они смогут дать мне какие-то советы относительно твоих провалов в памяти. Но после этого инцидента я попробую уговорить одного из них прибыть в Кэтмир уже на этой неделе и поработать с тобой. – Он ободряюще улыбается. – Обещаю тебе, Грейс, мы во всем разберемся. Я чувствую подступившие к глазам слезы, вызванные этим новым доказательством того, что дядя Финн с самого начала прикрывал меня, делая все возможное, чтобы отыскать наилучший способ мне помочь. Нет, это не то же самое, как если бы я вернула себе родителей – их мне не заменит никто, – но это хоть какой-то луч света в навалившейся на меня тьме. И это куда лучше, чем то сиротливое чувство, которое владело мною, когда я прибыла в Кэтмир четыре месяца назад. – Спасибо, – бормочу я, когда мне наконец удается выдавить из себя что-то, несмотря на огромный ком, застрявший у меня в горле. – Я так вам всем благодарна. Не знаю, что бы я делала без вас. – Вот и хорошо, раз уж тебе все равно никуда от нас не деться, – резюмирует Мэйси, обняв меня как раз в тот момент, когда звенит предупредительный звонок на первый урок. – Да, я от вас никуда, – отвечаю я, тоже обняв ее. – Ладно, ладно, – говорит дядя Финн, и, хотя я могу ошибаться, мне кажется, что у него тоже стоит ком в горле. – Идите на уроки. И ради всего святого, постарайтесь не попасть в неприятности. – А какой в этом кайф? – шепчет Джексон мне на ухо, выводя меня в коридор. На сей раз мы выходим через нормальную дверь, а не через потайной ход. – Кайф в том, что мне больше не придется просыпаться в крови какого-нибудь человековолка, – отвечаю я, и по моему телу пробегает дрожь. – А это выигрыш для всех, тебе так не кажется? – По-моему, ты забываешь, что говоришь с вампиром, – прикалывается он, все так же говоря в самое мое ухо, так что всю меня охватывает сладкий трепет. Я прислоняюсь к нему, и несколько мгновений мы просто упиваемся соприкосновением наших тел. Но затем он шевелится, наклоняется, будто для того, чтобы поцеловать меня, и я опять застываю. И опять пытаюсь скрыть это, но Джексон замечает – еще бы. Сколько же времени понадобится моей горгулье, чтобы принять тот факт, что ее парой является вампир? И почему ей вообще могут не нравиться вампиры? На этот раз я не пытаюсь придумать отговорку, а просто уныло улыбаюсь и одними губами произношу: Прости меня. Он не отвечает, а только качает головой, словно говоря: «Не бери в голову». Но я вижу, что это задевает его, хотя он сразу же поднимает голову и целует меня в лоб. – Можно, я провожу тебя на твой урок? – спрашивает он, отстранившись. – Само собой. – Я обвиваю рукой его талию и изо всех сил сжимаю ее, затем ищу в толпе учеников ярко-розовые волосы Мэйси. Мне совсем не хочется, чтобы она почувствовала себя лишней. Но она, как всегда, уже успела пройти вперед и занята оживленной беседой с Гвен и еще одной ведьмой по пути на уроки. Мы с Джексоном тоже идем, я беру его за руку и переплетаю его пальцы с моими. Пусть я не могу поцеловать его, но это вовсе не значит, что я не люблю его. Это не значит, что я не хочу быть с ним. Джексон ничего не говорит, но и не возражает. И, когда я смотрю на него, до меня доходит, что сейчас на его лице играет донельзя глупая улыбка. Из-за меня. Я та самая девушка, из-за которой принц вампиров Джексон Вега становится глуповато-смешным. Не стану врать, это приятное чувство. – Так куда же мне тебя проводить? – осведомляется Джексон, когда мы выходим в другой коридор. – Не знаю. Меня вдруг перевели с базового курса химии на физику полетов, и я не понимаю почему. – В самом деле не понимаешь? – Джексон поднимает одну бровь, глядя на меня с задорным блеском в глазах. – Нет, не понимаю. – Я пожимаю плечами. – А ты? – Точно не скажу, но думаю, это как-то связано с теми большими, красивыми крыльями, которыми обладает твое альтер эго. – Мое альтер… Ооооо. – У меня округляются глаза. – Ты хочешь сказать, что физика полетов имеет отношение к способности летать? – Да. – Он удивленно смотрит на меня. – А о чем подумала ты? – Ну, не знаю. Наверное, о самолетах. Поэтому-то я так и недоумевала. – Нет, Грейс, в Кэтмире на уроках по предметам, имеющим отношение к полетам, действительно учат летать. – Я просто… Это же… То есть… – В конце концов, я просто качаю головой. Что тут можно сказать? И что мне с этим делать? – Вообще-то крылья – это необходимое предварительное условие для того, чтобы летать, – замечает Джексон, когда мы делаем еще один поворот. – Как и умение пользоваться ими. – Да ну? – Теперь уже я поднимаю бровь. – А разве ты сам не летаешь без них? Он смеется. – Да, кстати, у меня для тебя есть новая шутка. – Новая шутка? – Я расплываюсь в улыбке. – Класс. Давай, жарь. Он смотрит на меня так страстно, что становится ясно, в каком смысле ему хочется «жарить», и что это не имеет ничего общего с теми дурацкими шутками, которые люблю я. Какой-то части меня хочется отвести взгляд, ей неловко от интимности этого момента. Но это было бы нечестно по отношению к нему – по отношению к нам обоим, – так что я продолжаю смотреть ему в глаза, хотя и чувствую, как меня затопляют одновременно и жаркое смущение и волна неуверенности в себе. Несколько мгновений мне кажется, что сейчас Джексон отдастся тем же чувствам, которые сама я даже не пытаюсь скрыть, ибо его похожие на полночное небо глаза становятся беззвездно черными, челюсть напрягается. Но затем момент проходит, и я вижу, что он сделал выбор не в пользу этих чувств. Не знаю, что я сейчас испытываю: облегчение или разочарование. Возможно, понемногу и того и другого. Но когда Джексон подчеркнуто отступает назад, я не могу не признать, что так будет честнее – для нас обоих. – Шутка такая. – Он ухмыляется. – Зачем просить подаяние у горгульи? – Ого, шутка про горгулью? Уже? Он смеется. – А что, слишком быстро? Он выглядит сейчас таким довольным, что я ни в чем не смогла бы ему отказать. – Да нет, давай. Так зачем просить подаяние у горгульи? – Затем, чтобы приучить себя к отказам. – О боже. Жуть. Он ухмыляется. – Знаю. Хочешь еще одну? – Не знаю, выдержу ли я еще одну. – В моем голосе звучит скепсис. – Выдержишь. – Он сжимает мою руку. – Почему горгулью нельзя задолбать? – Я не хочу это знать. – Потому что она и так долбаный камень.