– Знаешь, Монтгомери, нельзя сказать, что удар застает тебя врасплох, если ты знаешь, что он прилетит. И сам нарочно напрашиваешься на него. Флинт смеется, но не отводит глаз. И Джексон также продолжает сверлить его взглядом. Между этими двумя здоровенными парнями бушует столько подводных течений, что я опасаюсь, как бы одно из них не подхватило и меня. Я стою, пытаясь понять, что тут происходит на самом деле и что именно я пропустила. Потому что я определенно что-то пропустила. А потом я решаю, что мне, собственно, все равно. Если им двоим так хочется бить себя в грудь и колошматить друг друга, я не буду им мешать. Но смотреть на это не стану – это точно. – Знаете, что? Пока вы тут, – я, взмахнув рукой, показываю сначала на одного, потом на другого, – будете выяснять отношения, я наконец сделаю свое задание. Я верну тебе телефон позже, Флинт. Я поворачиваюсь и иду прочь, так и не сказав Джексону ничего определенного, чем, видимо, и привлекаю его внимание – наконец. Он догоняет меня и останавливает, обхватив одной рукой за талию и притянув к себе. – Тебе больше не надо одалживать у него телефон, – говорит он, касаясь губами моего уха. Его слова – это совсем не то, что мне сейчас нужно, и я устремляю на него сердитый взгляд. – Я одалживаю у него телефон, Джексон, а не «катаюсь на нем верхом». – Я произношу последние слова так, чтобы подчеркнуть, как все это нелепо. Джексон вздыхает. – Мне по барабану, пользуешься ты телефоном Флинта или нет. Я просто подумал, что ты, возможно, предпочтешь воспользоваться своим собственным. – Он достает из кармана рюкзака мобильный телефон и протягивает его мне. Я смотрю то на него, то на телефон. – Это не мой телефон. Мой был в непромокаемом чехле с принтом, и он… – Я осекаюсь, когда до меня доходит, в чем тут суть. – Погоди, ты что, хочешь сказать, что купил мне новый телефон? Он смотрит на меня взглядом, как бы говорящим: «А как же иначе?» – Когда? Я тут ломала голову, пытаясь придумать, как раздобыть новый телефон в этой глуши, и вдруг ты ухитряешься не только доставить его мне за час, но и сделать это в то самое время, когда ты должен сдавать внутрисеместровый экзамен. Как такое возможно? Он пожимает плечами. – Не знаю. Может, все дело в том, что я поселился тут раньше тебя? И знаю все ходы и выходы? – Да уж. Но ты мог бы научить этим своим хитростям и меня. Тогда бы я сама смогла раздобыть себе телефон. – Мне нетрудно купить тебе новый телефон, Грейс. Считай, что это мой подарок в честь твоего возвращения. – Ты уже преподнес мне подарок в честь моего возвращения. Себя. – Я кладу руку ему на плечо, утыкаюсь носом в его шею и пытаюсь понять, что хочу сказать. От него по-прежнему пахнет апельсинами и снегом, и, вдыхая его запах, я чувствую, как рассеивается беспокойство, о котором я до сих пор даже не подозревала. – Думаю, мне не хочется, чтобы ты чувствовал себя обязанным что-то мне покупать. Потому что ты вовсе не обязан это делать. – Я слегка отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в глаза. – Но ты же и сам это понимаешь, да? Он качает головой и непонимающе смотрит на меня. – Ага. Флинт все еще может слышать наш разговор – и, вероятно, смотрит на нас, – поэтому Джексон толкает меня в нишу, находящуюся в нескольких футах впереди. – К чему это? Я пытаюсь подыскать слова и тут опять осознаю, как мало мы знаем друг друга. – Я воспитана не так, как ты – родители учили меня не разбрасываться деньгами. – Сначала кулон, а теперь… – Я смотрю на смартфон, который он все еще держит в руке. – Новый айфон последней модели. Это куча денег, а я не хочу, чтобы ты думал, будто я с тобой из-за того, что ты можешь мне купить. – В этом предложении зашифровано слишком многое, так что мне понадобятся пара минут, чтобы понять его смысл. Но сначала… – Он кладет телефон в карман моего блейзера, затем берет из моей податливой руки смартфон Флинта и высовывается из ниши в коридор. – Эй, Монтгомери! – Он ждет, пока Флинт не оборачивается к нему с выжидающим выражением на лице, после чего кричит: – Не зевай! – и бросает Флинту телефон. Тот описывает в воздухе изящную дугу, и Флинт, поймав его, сразу же показывает Джексону средний палец. Джексон смеется. Честное слово, мне никогда не понять этих двоих. Он все еще продолжает смеяться, когда опять поворачивается ко мне, и я невольно вспоминаю, каким он был, когда мы познакомились. Он никогда не смеялся, никогда не улыбался и уж точно никогда не валял дурака. Он прятал свое сердце за напускной мрачностью, а шрам прикрывал длинными волосами – а теперь только посмотрите на него! Я не так тщеславна, чтобы думать, будто все это целиком моя заслуга, но я рада, что смогла сыграть какую-то роль в том, чтобы вызволить его из тьмы. Спасти его, как он спас меня. – Ну, с этим мы разобрались, так что давай вернемся к тому, о чем говорила ты, – говорит он мне, когда мы оба выходим из ниши и поворачиваем в коридор, ведущий в вестибюль. – Во-первых, пусть это звучит по-идиотски, но так уж обстоят дела: мне редко случается думать о деньгах. Живу я давно, у меня их много, и с этим ничего не поделаешь. И, если честно, хотя тебе, вероятно, так не кажется, но на самом деле я пока здорово умерял свои порывы. Я сую руку в карман и достаю оттуда тысячедолларовый телефон, который он только что мне подарил. – По-твоему, это называется «умерял»? – Ты еще плохо меня знаешь. – Он чуть заметно пожимает плечами, что кажется мне чертовски сексуальным. – Если ты позволишь, я куплю тебе весь мир. Я хочу пошутить, что он уже это сделал, но вид у него слишком серьезный для шуток. Как и жест, которым он стискивает мою руку так, будто это брошенный ему спасательный трос. Впрочем, сама я держусь за него точно так же, ибо этот парень только и делает, что будит во мне бурю чувств. – Джексон… – Что? – Ничего. – Я качаю головой. – Просто Джексон. Он улыбается, и, когда наши взгляды встречаются, я словно забываю, как дышать. И не могу прийти в себя, пока он не говорит: – Пошли, давай сделаем несколько фоток до того, как прозвенит звонок. – А, ну, да. Фотки. – Не слышу в твоем голосе энтузиазма. – Когда мы заворачиваем за угол, он искоса смотрит на меня, подняв обе брови. – Ведь эти фотографии важны, не так ли? Я хочу сказать, что ты же только поэтому собиралась проехаться на Флинте верхом, разве не так? – Что? – Я резко поворачиваю голову, готовая накинуться на него, и вижу, что он беззвучно смеется. – Тьфу. Ты сделал это нарочно. – Сделал что? – спрашивает он с невинным видом, но его выдает озорной блеск в глазах, которого он даже не пытается скрыть. – Ты просто… – Я пытаюсь отстраниться от него, но он опять одной рукой обнимает меня за плечи и крепко прижимает к себе. И, поскольку у меня не остается другого выбора, я тыкаю его локтем в живот. Он, разумеется, даже не морщится, а только хохочет и вопрошает: – Я просто что? – Я уже даже не знаю, как тебя назвать. Я просто… – Я качаю головой и всплескиваю руками. – Я вообще не знаю, что мне с тобой делать. – Знаешь, и еще как. Он наклоняется ко мне для поцелуя, и это должно быть самой что ни на есть естественной развязкой – ведь я люблю его, он любит меня, и я обожаю его целовать. Но едва его губы приближаются к моим, мое тело непроизвольно деревенеет. Пульс учащается – но не в хорошем смысле этого слова, – и меня начинает мутить. Я пытаюсь скрыть это, но Джексон всегда видит больше, чем мне хотелось бы. И вместо того, чтобы поцеловать меня в губы, как он наверняка хочет, он легко и нежно целует меня в щеку. – Прости, – говорю я. Мне тошно от того, что творится у меня внутри, тошно оттого, что мы не можем просто вернуться к тому, что было у нас четыре месяца назад. И еще более тошно оттого, что именно я вбиваю между нами этот клин в то время, как Джексон ведет себя безупречно. – Не извиняйся. Тебе многое пришлось пережить. Я могу подождать. – То-то и оно. Так не должно быть – ты вовсе не должен ждать. – Грейс. – Он кладет ладонь на мою щеку. – Ты провела сто одиннадцать дней, заточенная в холодный камень, чтобы отвести угрозу от всех нас. Если ты думаешь, что я неспособен ждать столько, сколько будет нужно, чтобы тебе снова стало хорошо со мной, то ты и вправду не понимаешь, как сильно я тебя люблю. Дыхание перехватывает, сердце замирает. – Джексон. – Я едва могу выговорить его имя из-за огромного кома, который давит на мои голосовые связки. Но он только качает головой. – Я ждал тебя целую вечность, Грейс. И вполне могу подождать еще. Я подаюсь к нему, чтобы поцеловать, но то прекрасное, что связывает нас, вдруг ни с того ни с сего превращается во что-то иное. Нечто такое, отчего мои ладони становятся скользкими от пота, а горло сдавливает страх. Глава 14. Фигли-мигли У меня падает сердце, на глаза наворачиваются слезы, дыхание перехватывает. Меня беспокоит мысль не о том, как долго Джексон будет ждать, а о том, буду ли я когда-нибудь готова. Смогу ли когда-нибудь отыскать обратный путь к этому чудесному парню, который так легко похитил мое сердце и смог безраздельно им завладеть. Что же это такое? Что внутри меня заставляет чувствовать себя так странно? Вообще-то мне и раньше доводилось слышать внутри себя некий голос, предупреждающий об опасности, говорящий мне, что делать в ситуациях, в которых я совершенно терялась. В ситуациях, которые я и представить себе не могла. В прошлом я была абсолютно уверена, что этот голос – всего лишь выразитель мыслей, которые улавливало мое подсознание, но которые мой разум осмысливал только потом. Но что, если это был голос живущей во мне горгульи? Флинт как-то сказал мне, что его дракон разумен и что мышление этого дракона существует отдельно от его человеческой ипостаси. Не так ли бывает и у горгулий? Откуда ни возьмись, внутри меня вдруг поднимается иррациональный гнев. Гнев на живущую во мне горгулью. На Лию и Хадсона. На саму судьбу за то, что она сотворила все то, что и привело меня к сегодняшнему дню. Я хочу сказать что-нибудь, сама не знаю что – что-нибудь такое, что могло бы объяснить те несуразные чувства, которые бушуют во мне сейчас, – но он качает головой прежде, чем я успеваю произнести хотя бы одно слово. – Это нормально. – И вовсе это не…