Слизав с пальца последнюю каплю драгоценного напитка, Марианна пожала плечами. — Ладно, пошли, отведу тебя в душ. Марианна сняла свитер, кривясь от боли. Все-таки досталось ей накануне. Она задрала футболку, осмотрела синяки. Один под ребрами, другой посередине живота. Какая пакость эта электрическая дубинка! Директор выдал такую начальнику сразу после того, как Марианну перевели в его тюрьму. Для нее специально… Оружие запрещенное, несомненно. Но кому пожалуешься? Она взяла косметичку с туалетными принадлежностями и направилась следом за Жюстиной к душу, единственному в дисциплинарном корпусе. Ровно десять минут, чтобы смыть скверну прошедшей ночи. Кабинка была чистая, тело и дух возвеселились. Ни запах дешевого геля, ни шампунь, едкий, как растворитель, — ничто не могло это веселье омрачить. Марианна могла провести там хоть целый день. — Марианна! Прошло уже четверть часа! Пора выходить… Ты не одна, мне и других нужно отвести в душевую! Она с неохотой закрыла кран, наскоро вытерлась. Задержалась перед раковиной, расчесать короткие волосы, такие же черные, как глаза. Мельком взглянула на себя в зеркало. Лучше не смотреть. Вышла к Жюстине в коридор. — Выведешь меня на прогулку? — Марианна, не начинай, пожалуйста. Ты знаешь распорядок не хуже меня. В дисциплинарном блоке полагалась одна прогулка, после полудня, час, и не более того. Жюстина не уступит, и надеяться нечего. Вот и решетка. Мерзкая камера разинула пасть, словно гигантский членистоногий монстр. — Посидишь немного со мной? — робко спросила Марианна. — Пять минут, не больше, — сжалилась охранница. Это и так сверх ожиданий. Только с ней Марианне было приятно общаться. Женщины уселись рядышком, у стены. — Ну и вонища же тут! — заметила Жюстина. — И не говори! Не могла бы ты меня перевести в другую камеру? — Нет, директор лично приказал тебя запереть здесь… Для острастки, чтобы ты наконец унялась и не нарывалась! — Ну, поглядим… Плохо он меня знает, этот болван! Марианна умолкла, насторожилась. — Слышишь? — прошептала она. — Что? — Поезд, что же еще! Жюстина тоже напрягла слух, и ей показалось, будто она различает отдаленный рокот. — Как всегда, фанатеешь от рельсов, а? — Как всегда… Если я когда-нибудь выйду, то первым делом сяду в поезд… Если выйду когда-нибудь. — Будешь осмотрительней — рано или поздно выйдешь, — заверила надзирательница. — Скажешь тоже! Мне тогда стукнет шестьдесят, и на голове ни волоска не останется… Это будет в… две тысячи сорок пятом… Вот хрень! Просто научная фантастика! Две тысячи сорок пятый год… — Может, тебя выпустят и до того, как тебе исполнится шестьдесят. Если не добавишь еще наград к своему послужному списку! — И когда? Лет в пятьдесят, ты хочешь сказать? И что это меняет? — На десять лет меньше; думаю, это меняет все. Обе замкнулись в долгом молчании, как будто мало им было тюремных стен. — Еще поезд… — прошептала Марианна. — Товарняк. — Как ты их различаешь? — удивилась Жюстина. — Он звучит по-другому, не так, как скорый! Ничего общего… — Почему ты так любишь поезда? — Всегда любила… Слушать, как проходит поезд, приятно. Особенно когда сидишь взаперти… Когда я была малявкой, мне только на поезде удавалось немного отъехать от деда с бабкой… В летний лагерь или к тетке. Сбежав из дома в первый раз, я тоже села в поезд… Приятно вспомнить! А ты? Можешь вспомнить что-то хорошее о поездах? — Ну, ты знаешь, я ездила на пригородном каждый день, когда жила на парижской окраине. Так что для меня это рутина… И потом, воспоминания о поездах не всегда приятные… — О чем ты подумала? — спросила Марианна, вытаскивая пачку сигарет. — Не очень-то хочется об этом рассказывать… Жюстина взяла сигарету, отвернулась. — Я же вижу, что хочется, только начать трудно… Жюстина грустно улыбнулась. Девочка снова права. Под напускной наглостью и бесчувствием таился дар понимания, способность проникать в то, что оставалось скрытым. И еще много других талантов… Жаль, что все это пошло прахом. Жаль, что вся ее жизнь пошла прахом. — Это случилось давно. Я тогда была студенткой. Каждый вечер садилась на пригородный поезд, возвращалась домой, к родителям. Иногда довольно поздно… — Когда в пригородных поездах уже небезопасно, да? — Именно… Вагон был почти пустой, но я привыкла. Сидела, читала книгу, даже помню какую… Потом вошли трое парней. Я сразу поняла, что они нам зададут жару. Шумные, вульгарные. Мелкое хулиганье, понимаешь… — Понимаю! — Двое уселись напротив меня, один рядом. Я делала вид, будто их не замечаю, уткнулась в книжку… Хотя уже не разбирала слов… Даже страницу так и не перевернула… Они начали насчет меня отпускать словечки… Жюстина смолкла, обхватила руками колени, уперлась в них подбородком. — Спорим, они говорили, какая ты хорошенькая и прочую ерунду… — Ну да, что-то в этом роде… А потом… один из них бросил окурок мне на ногу и растоптал… Тут я поняла, что дело серьезное и я в настоящей опасности. Марианна сжала кулаки: ей хотелось сыграть какую-то роль в этой сцене, которая странным образом ей напоминала другую, похожую. Я бы уж заставила их покрутиться, этих мерзавцев! — Я сказала, чтобы они угомонились, — продолжала Жюстина. — Но другой схватил меня за руку. Я умирала от страха, я кричала… И тогда какой-то мужчина, он сидел на несколько рядов впереди, встал… Марианна побледнела. — И вмешался? — спросила она каким-то не своим голосом. — Да… Он подошел, потребовал оставить меня в покое. Я воспользовалась тем, что они отвлеклись, и удрала. Выйдя в проход, оглянулась и увидела, что эти трое юнцов схватили его за грудки… Я перебежала в другой вагон, потом в следующий. И в следующий за ним. Пока поезд наконец не доехал до станции. Я вышла… И… И покинула вокзал, взяла такси… Жюстина замолчала. Марианна сидела, опустив голову, разглядывая свои ноги. — Я так и не выяснила, что сталось с тем мужчиной, — призналась охранница. — Ты и представить себе не можешь, как я винила себя… Я ничего не сделала, чтобы ему помочь. В совершенной панике старалась убежать как можно дальше, не раздумывая… Несколько дней после этого я листала газеты, просматривала заметки о происшествиях. Так боялась прочесть, что его убили… Я хорошо его помню, во всех подробностях. Его лицо. Костюм, галстук… — Если бы он погиб, ты бы узнала… — Но его наверняка избили, знаешь. Он это сделал ради меня, он меня спас… А я — я так и не поблагодарила его. — Понимаю… Но главное: ты — ты выпуталась из той истории… Что бы они ни сделали с тем мужиком, это пустяки по сравнению с тем, что могли бы сделать с тобой. И потом, он ведь прекрасно понял, почему ты сбежала… Ты еще ездила на поездах, после этого? — Никогда. Так и не смогла. Если бы ты знала, как я перепугалась… Это странно, ведь они меня почти не тронули, но… — Но ты как будто… все пережила так, как если бы это случилось в реальности. Боль, конечно, не такая, зато страх не меньше… В итоге ты так больше и не смогла сесть в поезд… И все-таки видишь: остались еще на свете добрые люди! — Остались, конечно! — улыбнулась Жюстина. — Ладно, мне пора… Марианна не спорила. Жюстина и так сделала много, уделив ей эти минуты. Поделившись с ней сокровенным. Хотя и перевернула ей все нутро, сама того не ведая. — И… как называлась та книжка? — все-таки спросила она. — Которую ты читала в поезде? — Забавный вопрос! Она называлась «Зеленый храм», вряд ли я когда-нибудь это забуду! Марианна закрыла глаза. — Что-то не так? — забеспокоилась Жюстина. — Ты выглядишь… как-то странно. С тобой тоже такое случилось? — Нет, разумеется, нет. — Знаешь, Марианна, я мало кому об этом рассказывала, и… — И я сохраню твою тайну — даже под пытками!