— Где твоя доза? Кто тебя снабжает? Она даже подумала, не заложить ли Даниэля. Все лучше, чем оказаться во власти этого кровожадного скота. Но закусила губы, чтобы ненароком не выдать свой секрет. — Хочешь, чтобы мы продолжили нашу беседу в карцере? — продолжал он. — Мне бы очень хотелось остаться с тобой наедине… — Нет! — крикнула она. Словно услышав ее призыв, в комнату ворвались Даниэль и Жюстина. — Что здесь происходит? — осведомился офицер. Ангел тотчас же оставил перепуганную жертву. Встал перед Даниэлем, который был выше ростом на целую голову. — Шприц и жгут в камере Гревиль… Мы должны выяснить, где она прячет наркотик… и кто снабжает ее. Даниэль бросил взгляд на Марианну, застывшую у стены. Он ни разу не видел столько страха в ее черных глазах. — Давайте выйдем, господа. Жюстина, ты останешься с мадемуазель де Гревиль. Даниэль вышел из комнаты, маски двинулись следом. Марианна опустилась на плиточный пол. В холле тон офицера сделался жестче: — Что вы ей сделали? — Задали вопросы… Просто задали вопросы. Позвольте нам делать нашу работу, месье! — презрительно бросил Ангел. Эти террористы пенитенциарной системы привыкли смотреть свысока на коллег, не щеголяющих в масках, считают, что им все позволено. Даниэль сделал шаг вперед, оглядел противника с высоты своего двухметрового роста. — Мне не нравятся ваши методы! Я сам ее допрошу. Начальник здесь я! — выговаривал он с угрожающим спокойствием. — Вы у меня в гостях. Ваша работа закончена, теперь за нами дело. — Мы продолжим допрашивать эту девушку, и… — Не советую даже пытаться, — перебил его Даниэль. — Ситуация может выйти из-под контроля… Ваш обыск закончен. К тому же и нашли вы не бог весть что! Смартфон да горстку конопли? Нужно ли было поднимать вашу армию для такой малости! Это доказывает, что здесь, у себя, я хорошо справляюсь со своей работой. И мне не нужно для этого натягивать маску на лицо! А теперь исчезните из моего блока. Да побыстрее. Даниэль сверлил его своими голубыми глазами. Цвета закаленной стали. Словно предупреждал противника: если ты переступишь порог этой комнаты, полетишь по лестнице кувырком. У Ангела поубавилось спеси. — О’кей, как вам угодно, начальник… Тем хуже для вас! Предупреждаю: я составлю рапорт о вашем поведении. — Составляйте. Мой послужной список будет свидетельствовать в мою пользу. Не уверен, что о вашем можно сказать то же самое. Доброго дня, господа. И спасибо за чарующее представление! Бригада специального назначения убралась. Даниэль вздохнул. Вернулся в кабинет. Женщины молчали. — Хорошо, Жюстина, можешь отвести Марианну в камеру. Они уехали. Марианна пошла следом за Жюстиной, на подгибающихся ногах. Сердце никак не успокаивалось. Добравшись до сто девятнадцатой, она рухнула на стул. Дрожащими пальцами вытащила сигарету, попыталась прикурить. — С тобой все в порядке? — забеспокоилась Жюстина. — Ты вся белая… Они тебя били? — Нет… кажется, вы подоспели вовремя… Камера 119 — 19:30 Марианна потихоньку просыпалась, стряхивала с себя отвратительный кошмар. Пребывала в волнении. Новая встреча с Ангелом. Страх, такой неистовый, не спешил растворяться в сырых сумерках. Продолжал жить под ложечкой, в сердце. Истекал из каждой поры на ее коже. Она привела в порядок разоренную камеру, раз уж в своих эмоциях не могла разобраться. Теперь сидела, с отвращением уставившись в тарелку. Отварные овощи, плавающие в неопределимом соусе, вокруг обрезка тухлятины. Кусок сыра, явно сработанного на комбинате по синтезированию пластмасс. Ломоть хлеба, не до конца размороженного. Яблоко, которым определенно играли в теннис… И все-таки нужно было что-нибудь съесть, иначе голод будет мучить всю ночь. На пустой желудок не заснуть. Она уже потеряла счет бессонным ночам. Нынче вечером, кроме данного омерзительного набора, было нечем перекусить. В ящиках пусто. Даниэль иногда приносил какие-нибудь лакомства. Всякие штуки, от которых развивается кариес и диабет. Но такие вкусные! Печенье, зерновые и шоколадные батончики. Но больше ничего нет. Даниэль… Она взглянула на свой старый будильник. Отсидит ли и он пожизненное? Останется ли рядом до конца? Было еще рано. И все-таки Марианна страшилась момента, когда он проскользнет в камеру. Страшилась как никогда. Быть холодной, этого достаточно. Дать ему то, что он хочет, думая о другом. Она заставила себя проглотить сыр. Так и есть: пластик с ароматизатором. Поела еще хлеба, остальное отодвинула. Вместо десерта выкурила последнюю сигарету из пачки. Руки дрожали. Лоно, вспоминая о боли, уже сжималось. Вдруг он озвереет, как в прошлый раз? Нет, если я не стану его дразнить. В конце концов, сегодня он меня выручил. Мог отдать в руки этой сволочи. Но не отдал. Она докурила «кэмел» до фильтра. Скверно будет, если он не придет. Голод, абстиненция. Но он всегда держит слово. Возможно, самое главное его достоинство. Марианна попыталась представить, каков он с женой, с детьми. Все девушки его находят красивым. Наверняка потому, что у них абстиненция! Тем не менее Марианне нравились его глаза. Особенно в гневе. Ярость их окрашивала серым: как море в грозу. Высокий, крепкий. Амбал, одним словом. Часто циничный и холодный. Иногда пылкий и нежный. Непредсказуемый. Но всегда хитрый, себе на уме. Под мелодию поезда 19:40 она вспомнила день, когда их взгляды впервые встретились. Вовсе не сказочка о голубом цветке… …Снаружи ночь. Марианне холодно. Спасшаяся из ада, она держится на ногах лишь каким-то чудом. Может быть, потому, что у нее нет выбора. Потому, что никто не готов нести ее на руках. Она едва вырвалась из застенков централа, из когтей охранников, жаждущих мести. Раны недавно зашиты. Фасад кое-как подправлен. Две надзирательницы встречают вновь прибывшую в незнакомом арестном доме в С. Ее новая темница. Здесь она будет ждать суда за Франсуазу. Ее так или иначе следовало перевести из Р. Здесь у нее не будет ключей от камеры, она не сможет разгуливать по тюрьме целый день. Здесь она останется под замком двадцать два часа из двадцати четырех. Марианна разделась, вертухайка начинает досмотр, другая стоит на страже в другом конце комнаты. Снаружи, прямо за дверью, два вертухая с дубинками. Превосходящие силы. «Они меня боятся!» — думает Марианна, и эта мысль согревает. Черт побери, какой тут холод! Хотя уже весна. Думать о смене времен года, хотя ей и мало дела до них с тех пор, как она сидит. Думать не важно о чем, лишь бы не переживать унижение в полной мере. А ведь она должна была бы уже привыкнуть. Охранница пользуется случаем, со злорадной миной разглядывает знаки, оставленные коллегами. Здесь, как и там, ее ненавидят. Солидарность тюремщиков. Другая наконец заканчивает свою работу. Узаконенное изнасилование. Марианна одевается. Оставленная в этом холодильнике, прикованная наручником к кольцу, вделанному в стену, она мечтает о сигарете, о горячей еде, о чашке кофе. О койке, пусть даже убогой. Путь был таким долгим. Километры и километры, в хаосе дорог, в заднем отделении фургона, в компании двух равнодушных жандармов. Меня оставят гнить здесь всю ночь? Хуже того: отправят прямиком в карцер и зададут взбучку. И в конце концов убьют. Я ведь все-таки не бессмертна. Дверь наконец открывается. Входит женщина, за ней мужчина. Надзирательница останавливается на пороге. Блондинка, волосы средней длины, прическа каре. Черты нежные, мягкие. Что-то еще под этим кроется. Мужчина подходит. Здоровенный амбал. Первое, что она замечает, — это его глаза. Голубые, как небо летом. Она встает, держась за стену. Всегда лучше встречать их стоя. Так сохраняешь достоинство. Гордость. — Значит, это ты — Марианна де Гревиль… Ему явно не по себе. Взгляд ледяной голубизны вперяется в кромешную черноту ее глаз. — Меня зовут Даниэль Бахман, — объявляет он невозмутимо. — Я начальник женского блока. А это Жюстина Феро, дежурный надзиратель. Заговорил до того, как бить. Но это ее не совсем успокоило. Есть такие, кому нужна раскачка. Тем более что лицо его по-прежнему холодно как смерть. Он закуривает, Марианна с наслаждением вдыхает табачный дым. — Должен информировать, что директор решил применить к тебе совершенно особые меры. Тебя поместят в одиночную камеру. У тебя нет права на работу и на участие в различных программах, предложенных учреждением… У Марианны от тоски перехватывает горло. — Если я не смогу работать, как же мне отовариваться? — Это не моя проблема… У тебя нет денег? — Нет… Мне никогда ничего не посылают. — В таком случае у тебя ничего и не будет. Следовало подумать, прежде чем калечить охранницу. Марианна хранит спокойствие, хотя санкции уже сыплются градом. Зачем усугублять ситуацию? Она так устала. — Ты не сможешь покидать камеру без наручников. — Наручников? — в ужасе повторяет Марианна. — Да, наручников. Тоже особая мера… Есть еще вопросы? — Нет, месье. Кажется, его немного удивил ее уважительный тон, ее вежливость. Но взгляд остается невероятно жестким. — Предупреждаю: станешь ерепениться — я у тебя отобью такую охоту. Понятно? — Да, месье. — Превосходно. Он не усердствует. Не пользуется ситуацией, чтобы раздавить ее или унизить. Может, это уловка? Вряд ли он так сразу и раскроет карты. Отцепляет ее от стены. — Повернись.