Заперев за собой двери, ковенант, не оборачиваясь, ушел прочь. * * * Джек пил впервые в жизни. Борясь с отвращением и волнами накатывающей тошнотой, упорно вливал в себя бокал за бокалом, словно желал выжечь высокоградусным алкоголем темные эмоции, что бурлили в нем. Гнев и унижение, обиду и отчаяние. Он кашлял и давился, проливал резко пахнущую жидкость на себя и мимо. Глотку и внутренности жгло огнем. Ашер не тушил пожар внутри, но лишь больше распалял. От жалости к себе у него помутился рассудок. Запертым в клетке диким зверем молодой ковенант метался по квартире, круша мебель и предметы быта, выл, ровно волк на Луну, в совершенном бессилии сбивал костяшки пальцев о стены. Вспышки были не отрезвляли, но повергали мистика в исступленное бешенство. Ему было плевать на всех и вся, что о нем потом скажут или подумают. Все кончено. Жизнь сломана из–за одного доброго поступка. София оказалась права: город с аппетитом переживал его, наивного, глупого провинциала, и выплюнул, сломал предательством и равнодушием. Джек чувствовал себя невероятно одиноким, утопал в вязкой трясине хмельного и тягостных дум. Даже ставшая уже родной квартира будто смотрела на него с равнодушным презрением. О, Создатель, что же делать дальше? Он заплетающимся языком говорил с невидимыми собутыльниками, что–то им доказывал и требовал, грязно ругался. Изрядно набравшись, Ашер осознал, что его переполняет энергия и сила, он был смел, как никогда. Несколько раз парень порывался покинуть свое разгромленное убежище. Лично привлечь к ответу виновных. И в первую очередь не Даниэля Эймона, но спасенную им от домогательств. Посмотреть ей в глаза, спросить: почему, за что? А мелкому надменному засранцу просто голову открутить. Найти Марка, сказать, как он обижен, разочарован, что бывшие напарники отныне не друзья, да и никогда ими не были. Потому что Тирнан предал его доверие. Его не было рядом, когда молодой напарник жертвовал собой во имя никому не нужной чести и справедливости. Но Джек не уходил, только больше пил. Притворщики! Все они. Лицемеры и обманщики. Кичатся своими особенными тайнами и дурно пахнущими секретами, живут ради шоу и драмы, пока в их мелочных склоках и интригах растворяются простые люди. Громко играла музыка, грустная, заунывная, тоскливая, как сам мистик. К нему ломились соседи, однако Ашер лишь до хрипоты смеялся. После сидел без движения, в безжизненном свете уличных фонарей выглядел мертвецом с потухшим взглядом. Колонки надрывались, будто в последний раз. Дрожали стекла. А Джек, прикрыв глаза и неровно кивая в такт мелодии, не сразу понял, что в квартире не один. Его грубо ткнули в плечо, отчего мистик опрокинулся на диван. Желудок взбунтовался против столь бесцеремонного обращения. Ковенант, судорожно сглотнув, налитыми кровью глазами впился в нависающего над ним управляющего. Обрюзгшая морда Гури источала презрение и брезгливое превосходство. Над ним, всемогущим мистиком, который за недолгую карьеру спас сотни жизней и мог и запаха от управляющего не оставить! Да как он смеет? Ублюдок перед ним преклоняться должен. Ашер, глухо рыкнув, вскочил на ноги. Его повело. Парень размахнулся, пытаясь нанести незваному гостю удар, плотно, в челюсть, так отец учил. Но мужчина без труда увернулся и отвесил Джеку мощную затрещину. Ковенант пошатнулся. В голове зазвенело, во рту появился металлический привкус — мистик прикусил язык. — Сиди уж, сопляк. Гури с силой пихнул Ашера в грудь. Ноги подкосились, и парень упал на диван. То стало последней каплей. Кровавый туман окутал разум Джека. Заботливо лелеемые ярость и обида вырвались на волю, ровно вода из сломанного пожарного гидранта. Не сознавая себя, ковенант схватил стеклянную бутылку из–под водки и с животным ревом запустил ее в голову Гури. Мужчина чудом избежал удара в висок: вовремя дернулся, и тяжелая тара дном угодила ему в лоб. Управляющий коротко вскрикнул и сделал шаг назад, неуверенно глядя на молодого противника. Тот, взбешенный, вихрем метнулся вперед, подхватив с пола деревянную ножку от сломанного им стула. Удар, еще один, быстро, сильно, беспорядочно. Ашер вкладывал в каждый выпад весь свой гнев, злость и разочарование. На коллег, спасенную им девушку, Марка, Эймона и, конечно, на слабовольного себя. Ручьями лились слезы. Джек видел ужас в глазах Гури, прекрасно понимал, что совершает нечто действительно жуткое, неправильное, но просто не мог остановиться. Управляющий, неловко упав на толстую задницу, тоненько скулил и сучил ножками, пытался отползти от разгневанного постояльца. Хрустели выставленные перед заросшим лицом пальцы. Каждый удар по телу Гури, словно звук кухонного молотка по отбивной. Ашер был в ужасе, смятении от того, что творил. И вместе с тем испытывал пугающее мрачное удовлетворение. Управляющий заслужил. Все они заслужили. Сильнее. Больнее. И еще… — Джек, нет! Остановись! Смутно знакомый голос, громкий, как звон тысячи колоколов, изорвал в клочья застлавшую сознание мистика пелену. Ковенант застыл с занесенной рукой. Часто заморгал. Напомнило о себе алкогольное опьянение. Череп раскалывался, как дуб под ударами молний. Пахло кровью и спиртом. Комната пошла перед глазами кругом, Ашера вывернуло наизнанку. Захлопнув за собой дверь, в помещение стремительно ворвалась Верити. Мельком взглянув на извергающего из себя внутренности мистика, подскочила к управляющему. Джек, отерев рот, отполз к дивану. Парень крупно дрожал, широко раскрытыми глазами глядя, как соседка что–то тихо втолковывает окровавленному Гури. Разбитые губы его плаксиво кривились, с носа свисала алая сопля. Верити аккуратно помогла мужчине подняться и, поддерживая, повела прочь из квартиры ковенанта. Ашер схватился за голову. О, Создатель, что же он наделал? Обхватив руками ноги, парень трусливо спрятал лицо в коленях. Вот бы произошедшее оказалось сном! Стоит ущипнуть себя — и он дома, с мамой и папой, единственными, кто любят, понимают, никогда не предадут. В тепле и уюте. Мать, как обычно, хлопочет на кухне, пахнет жареным мясом и луком, чаем и вареньем. Отец спорит с телевизором, хватается за голову от политических и экономических новостей. И нет вокруг этих монстров, убийц и неприкосновенных небожителей, властолюбцев и извращенцев. Одиночества, страха и холода. Мистик не понял, когда зарыдал. Тяжело, протяжно, с надрывом, захлебываясь слезами и воздухом. Он плакал впервые за семнадцать лет, когда после первого в жизни пережитого искажения бился в истерике от невероятных болей в обожжённом теле, благоговейного ужаса перед непостижимым и горечи утраты. Джек пережил тот период жизни благодаря участию и поддержке родителей. И дал твердое слово, что справится с любым испытанием в будущем. Сегодня он его нарушил, предал самого себя. Верити вернулась. Сидя на корточках напротив ковенанта, женщина осторожно гладила его по волосам, успокаивая, шептала что–то тихо. Постепенно, Ашер успокоился. Всхлипнув в последний раз, замолчал. Музыку соседка, видимо выключила, парень слышал лишь работавший в квартире через стену телевизор, сбитое дыхание взволнованной женщины и свое хрипение. Верити, видя, что подопечному лучше, зарделась и убрала руки, замолчала. Пауза затягивалась. — Я… проводила Михала и осмотрела его. — Первой нарушила неловкую тишину Верити. — Как он? — С замирание сердца просипел Джек. — Могло быть хуже. — Неопределенно покачала ладонью женщина. — Пара сломанных пальцев, ссадины и ушибы. Он вызвал скорую. Сказал, что заявлять не станет, если ты завтра же оплатишь ему лечение и моральный вред. У Ашера как Эверест с плеч свалился. Какая ирония. Он страдает от самоуправства сильных мира сего, при том пользуется положением и материальным состоянием, дабы сокрыть собственные ошибки и срывы. — Что произошло, Джек? — Мягко спросила Верити. Искреннее беспокойство в ее голосе подкупало. И мистик заговорил. Поначалу скованно, борясь с бродившим в организме хмелем. Вещал чуть слышно, мерно и неторопливо, часто прерывался, дабы отдышаться, сумбурно перескакивал с мысли на мысль. Любая попытка придать рассказу большую эмоциональную окраску неизменно оканчивалась дикой головной болью и приступом тошноты. Ашер потел и судорожно сглатывал. Казалось, легче не станет никогда. Верити слушала внимательно, не перебивала, не сводила с Джека участливого взгляда. Самая чудная психологическая консультация. Закончив, ковенант неопытным юнгой в шторм добрел до кухонной раковины. Включив кран, подставил голову под струю ледяной воды, после от души напился, икая и фыркая. К чему приличия, хуже соседка о нем уже не подумает. — Ситуация — врагу не пожелаешь. — Наконец, подытожила Верити, переварив услышанное. Мистик невнятно угукнул в знак согласия. Он бы выразился покрепче, но и такая характеристика годилась. — А ты с самим Эймоном пытался связаться? Той девочкой? Как насчет прочих свидетелей? А камеры? Не поверю, если в таком шикарном поместье не ведется видеозапись. — Я… — Ашер вдруг почувствовал себя донельзя глупо. — Нет. — Парень покраснел, присаживаясь рядом с Верити на залитый алкоголем диван. — Да это и бесполезно, кто пойдет против такого человека? Аманы вряд ли станут помогать, после убийства Инганнаморте они все службы в ненадлежащем исполнении обязанностей обвинили. Соседка, стянув с запястья простую желтую резинку, стянула рассыпанные по плечам волосы в длинный хвост. — Знаешь… — Женщина заколебалась, подбирая нужные слова. Джек помрачнел. Верити вела себя с ним, как с умственно неполноценным. — В твоем положении стоит цепляться даже за самую призрачную возможность что–то изменить. Мистик это понимал. Но даже себе не мог объяснить, отчего решил сдаться без боя и предпочел залить обиду алкоголем, жалко жалея себя, а не выдержать удар, отреагировать, как настоящий ковенант, следователь и боец. — Эй, не стоит убиваться. — Будто прочитав мысли Ашера, Верити нерешительно коснулась предплечья парня. — Таковое может случиться с кем угодно. Я видела в новостях, что произошло в подземке. Ты герой. У тебя сложная работа. Срывы возможны и по менее значительным причинам. Выговорившись, Джек почувствовал страшную усталость. Дурнота вернулась, силы покинули его. Парень мечтал лечь и не вставать ближайшие пару лет. — Нет безвыходных ситуаций. И ты не хуже меня это знаешь. Просто выспись. И в новый день, с ясным сознанием, реши, как поступишь. Ничего не потеряно. Ашер не ждал столь разумных слов от женщины древнейшей профессии, за что не забыл себя укорить. Верити — такой же человек, пусть и с несколько экзотичным для него видом деятельности. — На психолога училась? — Мистик широко, до хруста в челюсти, зевнул. — Не раз оказывалась в подобных ситуациях. — Бледно усмехнулась соседка. Ковенант отметил про себя, что в домашних штанах и растянутой маечке Верити выглядит очень мило, беззащитно. — Правда? Расскажешь? — Возможно. Как–нибудь… за ужином? — О, почему бы и нет. Предложение застало Джека врасплох, и он кивнул, не сразу осознав, на что соглашается. — Здорово! Ашеру показалось: женщина сейчас в ладоши захлопает, такое у нее было лицо. Впрочем, Верити сдержалась. — А сейчас отдыхай. — Встала соседка. — Долгий был день. — Да, пожалуй, ты права. Спокойной ночи. И… спасибо тебе. — Спокойной ночи, Джек. — Тепло улыбнулась Верити. Снов не было, лишь бессвязная, беспросветная муть, словно он, крутясь, вечность падал в темный колодец. Перед глазами проносились неясные образы и видения, казавшиеся невероятно важными, но быстрые, ни за одно не уцепиться. Ковенант вертелся волчком, веки дрожали, его бросало то в жар, то в холод. А наутро Ашеру было плохо, как никогда в жизни. Складывалось впечатление, что его засунули в стиральную машинку и, прополоскав, поставили на отжим.