Часть 25 из 35 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Так что же вы хотите знать? – удивлённо спросил руководитель боевой группы РСДРП. – Вы и так всё знаете, судя по всему. Теперь понятно, каким образом наше оружие оказалось у ирландцев и кто организовал это восстание.
– Это хорошо, что вы догадались о роли моего центра в организации занозы в заднице Британской империи. Извините, за плохой французский, – я вновь зло усмехнулся, глядя на человека, который передал приказ на уничтожение моей семьи. – А нужно мне от вас, Леонид Борисович, немного: куда делся Акаси и где можно найти Дезаконишвили и Циллиакуса? Пропали, паразиты. Видимо, вслед за членами ЦК РСДРП не хотят отправляться на тот свет. Не можем их найти. Может, поможете?!
Красин наконец-то пришёл в себя от удара и гордо выпрямился на стуле.
– Вы считаете, что беззаконно уничтожая партийное руководство, сможете остановить революционное движение? Сможете остановить революцию в России?
– Ну, что вы, Леонид Борисович. Если в Российской империи всё оставить так, как есть сейчас, то революция обязательно случится. И если бы вы не тронули мою семью, так бы и продолжали её приближать и мечтать о всемирной революции и мировой диктатуре пролетариата. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Так, кажется?
– Вы находите это смешным, хотя только что сказали, что революция неизбежна?!
– Понимаете, Леонид Борисович, я внимательно изучил историю и социологию революций и народных восстаний, начиная с четырнадцатого века, и определил две основные причины для революций… – Я сделал паузу, подумав про себя, что только здесь и недавно согласился с теорией о социологии революции, ещё не созданной или написанной Питиримом Сорокиным.
Всё-таки обучали меня в том мире на основе марксизма-ленинизма.
– И какие причины? – заинтересованно спросил Красин, прерывая моё молчание.
– Первая: ущемление базовых инстинктов у большинства населения страны. Вторая: дезорганизация власти и социального контроля.
– И какие же базовые инстинкты у людей? Мы что, животные? – усмехнулся Красин.
– Я бы сказал, что человек – это зверь, покрытый тонким лаком цивилизации и на время подавивший в себе основные инстинкты, главный из которых – пищеварительный инстинкт. Человек, чтобы жить, должен есть, желательно три раза в день и разнообразную пищу. Голод ущемляет этот базовый инстинкт и приводит к волнениям, восстаниям, революциям, обращая людей в зверей. Голод предшествовал всем революциям, особенно голод на фоне аристократического обжорства на пирах… – Я замолчал, собираясь с мыслями. – Вспомните голод 1891–1892 годов, безумные бунты крестьян во многих губерниях, на подавление которых бросали войска. Да зачем далеко ходить. Возьмите, как их называют в газетах, полтавско-харьковские аграрные беспорядки в марте – апреле прошлого года, когда, можно сказать, озверевшие крестьяне бездумно разгромили и сожгли больше ста помещичьих экономий, чтобы удовлетворить свой пищеварительный инстинкт.
– Интересная трактовка голодных бунтов. И как же с этим инстинктом бороться? – перебил меня пленник.
– Леонид Борисович, давайте не будем пускаться в полемику. Если вам не интересны мои взгляды на революцию, то вернёмся к моему вопросу, – начал я недовольно, но вновь был перебит Красиным.
– Умолкаю, слушаю внимательно, тем более это продлевает мне жизнь.
– Вы правы, продлевает, и поверьте, я вам свои взгляды на эту тему излагаю не для того, чтобы продлить вам жизнь или просто поговорить. Это касается проблемы, что вы пока пропали без вести, Леонид Борисович, – я замолчал и посмотрел в глаза собеседника, давая ему время убедиться в важности нашего разговора.
На лбу Красина выступили капли пота, но взгляда он не отвёл.
– Я слушаю вас, Тимофей Васильевич.
– Итак, продолжу. Любой человек, как и любой зверь, является собственником, за что он готов биться. Массовое обнищание населения в Российской империи, вызванное отменой крепостного права и зарождением капитализма, привело к тому, что огромное количество крестьян, лишившись земельных наделов, вынуждены были пополнить ряды пролетариата, при этом самой низкооплачиваемой его части. Именно такому пролетариату, как писали Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии», нечего терять кроме своих цепей, и они готовы поддержать революцию. Если вспомнить из истории революционных армий в разных странах, то они чаще всего состояли из беднейших слоёв населения, которым нечего было терять, но которые надеялись приобрести всё.
Было видно, что Красин хочет что-то сказать, но благоразумно промолчал, я же продолжил:
– Следующий инстинкт – это инстинкт самосохранения. Во время разорительных, длительных и чаще всего неудачных войн правительство вынуждено прибегать к государственному терроризму, то есть практике, направленной против своих граждан. К этому относится гласное и негласное наблюдение за гражданами, разгон собраний, стачек, демонстраций, контроль за средствами массовой информации, ложные и массовые аресты, фальсифицированные обвинения, показательные суды. Именно тогда этот инстинкт срабатывает, и мы получаем беснующиеся толпы сумасшедших солдат с оружием в руках, которые не хотят больше воевать и погибать. Они бросают фронт и с яростью набрасываются на своё правительство. Примеры таких революций: Жакерия во Франции и восстание Уота Тайлера в Англии после Столетней войны, Первая Смута в России после Ливонской войны, Парижская коммуна после франко-прусской войны. – Я посмотрел на Красина. – Хотите что-то сказать?
– Лучше помолчу, хотя ваши слова о государственном терроризме просто великолепны, как и ваши действия против руководства ЦК РСДРП, – не удержался от шпильки Красин, в смелости ему было не отказать.
– Что поделать, вынужденная мера. Лучше удалить небольшой гнойник, чем дать ему возможность заразить весь организм. Зачем нам удар в спину от национальных восстаний в Финляндии и на Кавказе, да ещё по заказу и на деньги японцев. Лучше использовать эти средства, чтобы национально-освободительное восстание случилось у лучшего друга Японии – Великобритании. Ну да ладно, не буду отвлекаться… – Я демонстративно вынул часы, откинув крышку, посмотрел на стрелки, после чего вернул часы обратно.
Красин постарался поймать мой взгляд, а я увидел, как на его лбу вновь выступил пот.
– Следующий инстинкт – это половой и его ущемление на фоне распутства привилегированных классов. Вспомните призыв Парижской коммуны: «Рабочие, если вы не желаете, чтобы ваши дочери стали предметом наслаждения богачей… восстаньте!» Потом идёт цензура и запрет на миграцию как подавление импульса свободы и, наконец, сословные ограничения как подавление инстинкта самовыражения. Эти ограничения мешают людям из низов занять статус, соответствующий их талантам и труду. По моему мнению, именно подавление и ущемление этих основных человеческих инстинктов и является подлинной причиной революции… – Я сделал паузу и следующую фразу выделил интонацией: – И самыми революционными будут те сословия и социальные группы, у которых ущемляется самое большое количество базовых инстинктов. В нашей стране – это крестьянство и пролетариат.
Красин смотрел на меня удивлёнными глазами, я же продолжил:
– Вторая причина революции – это, как я уже говорил, дезорганизация власти и социального контроля, что подразумевает под собой неспособность правительства подавить смуту, устранив условия, вызывающие недовольство населения. Это когда власть не имеет возможности расколоть массу на части и натравить людей друг на друга по принципу «разделяй и властвуй», направить выход энергии масс в другое, нереволюционное русло по принципу «открыть клапан, чтобы котёл не взорвался». Предреволюционная ситуация всегда характеризуется бессилием властей и вырождением правящих привилегированных классов. Ещё летописец Ипувер ориентировочно в 1785 году до нашей эры писал о слабости власти фараона накануне народного восстания: «В стране нет рулевого. Где же он? Может, он уснул? Правитель утратил силу и более не поддержка нам». История «терпит» жестокие и хищнические правительства до тех пор, пока они умеют управлять государством, но она выносит суровый приговор бессильным и паразитическим правительствам с выродившейся элитой.
– Извините, Тимофей Васильевич, что перебиваю вас, но вы не боитесь говорить такие слова при подчинённых? Признаться, такого я от вас не ожидал. – Пленник смотрел на меня задумчиво и с каким-то затаённым интересом.
– Леонид Борисович, эту теорию мы неоднократно обсуждали с императором и его ближним кругом. Многие реформы, которые сейчас проходят в империи, вызваны тем, что необходима система противодействия сложившейся и развивающейся критической ситуации, чтобы наша великая страна не развалилась на кусочки под воздействием внешних и внутренних вражеских сил.
– Вы считаете наши действия вражескими?
– А какими они могут быть, когда во время войны вы на деньги врага готовите вооружённые восстания в собственной стране, подводя под эту идеологическую платформу борьбу за права рабочего класса. Хотя другого от вас трудно ожидать. – Немного помолчав, я продолжил: – Я разделил ход революции на три стадии: восходящий период, военный период и нисходящий период. Так вот, на первой стадии основной задачей революции является разрушение старой системы. И это, как правило, осуществляют люди с доминирующими разрушительными, а не созидательными импульсами. Они люди «одной идеи», экстремисты, неуравновешенные маньяки и фанатики с раздутым и неудовлетворенным самолюбием, полные эмоций ненависти и злобы ко всему окружающему миру. Они готовы разрушить весь мир ради своей идеи или теории. Вот чем и были опасны Ульянов, Плеханов, Мартов, Троцкий со своей мировой революцией.
– А меня к какому типу людей вы относите? – с какой-то затаённой насмешкой задал вопрос пленник.
– Вы, господин-товарищ Красин, на мой взгляд, циничный и талантливейший специалист своего дела. Именно такие люди выходят наверх на третьем, нисходящем этапе революции, когда наступает разочарование в революционных идеалах, усталость масс и их потребность в прекращении разрушений, террора внутри страны и «революционных войн» за ее пределами. Они приходят на смену военно-революционным вождям цезарско-бонапартийского типа. Поднявшись во время революции на верхи, они остаются там навсегда, искусно меняя свои взгляды, ловко маневрируя и обнаруживая талант в выполнении ряда функций, необходимых любой власти. Вспомните Талейрана, Тальена, Барраса, Фуше, Сийеса, Камбасереса и сотни других «перевертышей» во Французской революции… – Сглотнув вязкую слюну из-за столь длительного монолога, я продолжил: – Но главное, что бы я хотел подчеркнуть – вы талантливый управленец и специалист своего дела. Об этом говорят отличные характеристики с Кругобайкальской железной дороги от директора акционерного общества «Электросила» господина Классона, в восторге от вашей работы и господин Сименс. У вас прекрасные перспективы, и я не понимаю, зачем вы полезли в эту революционную борьбу? Тем более в террор?
– Вам этого не понять, – с какой-то тоской сказал Красин. – Только террором, только вооружённым восстанием можно достучаться до правящего класса, заставив его пойти на уступки пролетариату.
– Вы забыли добавить крестьянство, Леонид Борисович. Его экономическое положение в своём большинстве ещё хуже.
– Это вы не видели, как живут рабочие и их семьи в Баку. Жилища-казармы без всяких удобств, двенадцатичасовой рабочий день с нищенской зарплатой за него в шестьдесят копеек. Этого от силы хватает на пропитание самого рабочего, но совершенно не хватает, чтобы содержать семью. Все окрестности нефтепромыслов загрязнены нефтью и продуктами её распада, в том числе вода в колодцах. Рабочие вынуждены собирать дождевую воду для питья и приготовления пищи, а женщины тряпками собирают нефть вблизи месторождений, чтобы использовать её для отопления жилья. Это нормально?! Почему правительство не прекратит это?! Как, если не через революцию, это изменить?! – повысил голос Красин.
– Леонид Борисович, а мне известно, что в товариществе братьев Нобелей рабочий день – восемь-девять часов, для семейных рабочих и холостяков построены жилые посёлки с квартирами. В этих поселениях бесплатные школы, детсады, больница. Открыты вечерние курсы для рабочих-нефтяников, существует «Общество нравственного, умственного и физического развития молодых людей». Про благоустроенный городок «Вилла Петролеа» для служащих компании и его шикарный парк я вообще молчу. Кстати, насколько мне известно, рабочие этого товарищества отказались участвовать в стачке, не так ли? – Задав вопрос, я посмотрел в глаза пленнику, и тот отвёл взгляд.
– Так, – нехотя произнёс он.
– А в компании Сименса, насколько мне известно, рабочий день – восемь с половиной часов, столовая для сотрудников и рабочих, введено собственное медицинское обслуживание, открыта библиотека для рабочих и даже основаны фонд выплат по нетрудоспособности и пенсионный фонд. И здесь рабочие также не хотят участвовать в стачках.
Красин лишь зло зыркнул на меня.
– А ещё скажите, почему в бакинском отделении РСДРП около трёхсот человек, а в организации Балаханских и Биби-Эйбатских рабочих братьев Шендриковых – больше четырёх тысяч?
– А вы как думаете? – «отбил мяч» Красин.
– В своё время «железный канцлер» Отто фон Бисмарк-Шенхаузен, создатель Германской империи, победитель и в войнах, и в политике, и в дипломатии, сказал: «Сила революционеров не в идеях их вождей, а в обещании удовлетворить хотя бы небольшую долю умеренных требований, своевременно не реализованных существующей властью». Братья Шендриковы правы в том, что хотят мирно договориться с владельцами нефтепромыслов по самым насущим для рабочих вопросам. К ним они относят введение шестидневной рабочей недели и восьмичасового рабочего дня, отмену штрафов и бесплатных сверхурочных работ, введение трехсменной системы работ для рабочих буровых партий, масленщиков, кочегаров, а также для тартальщиков, улучшение бытовых условий в заводских казармах, обязательное повышение зарплаты через каждые полгода для всех рабочих и так далее. В основном экономические требования, поэтому рабочие и идут за ними… – Я вновь сглотнул вязкую слюну. Заболтался. – Основной массе пролетариата абсолютно нет дела до таких политических требований, как полная свобода рабочих собраний, свобода слова и печати, свободы союзов, касс и стачек. И уже тем более до немедленного созыва Всероссийского Учредительного собрания из представителей всего населения всей России, без различия веры и национальности, с учётом всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права. Что выбирать-то хотите на учредительном собрании, Леонид Борисович?
– Хотя бы объявить Российскую империю федеративной республикой, отменив монархический строй! – Красин с вызовом посмотрел на меня.
Я невесело усмехнулся, вспомнив лихие девяностые из своего прошлого-будущего.
– Леонид Борисович, а давайте представим, вот состоялось Всероссийское Учредительное собрание, на котором все сословия путём прямого, равного и тайного голосования приняли решение о создании Российской федеративной республики. Царь и его сатрапы с таким волеизъявлением народных масс согласились, никакого сопротивления не оказали и даже безропотно отдали народу все свои богатства. Утопия, сказка, конечно, но как долго такая республика просуществует? Ответьте мне.
– Если в свои руки власть возьмёт пролетариат, то долго и построит потом в отдельно взятом государстве коммунизм.
– Хорошо хоть про мировую революцию промолчали. А я вот думаю, и года не пройдёт, как из этой федеративной республики, пользуясь свободой, выйдет Польша, за ней – Финляндия, потом Прибалтийский край образует такие независимые государства, как Латвия, Литва и Эстония. Следующим будет Кавказ со всеми его народами, дальше не захочет Россию кормить Сибирь и Малороссия. Отрезанный Дальний Восток объявит об образовании Дальневосточной республики. Про страны Азии говорить, Леонид Борисович?
Я замолчал, так как этот разговор меня начал утомлять. Нет, Красин не был моим кумиром, как Тер-Петросян в детстве. Но та информация, которая была мне доступна в прошлой жизни, говорила, что он был хорошим управленцем и специалистом своего дела. А их, к сожалению, в Российской империи очень мало. Поэтому я был готов наступить на горло собственной мести и попытаться завербовать этого человека.
– Вы так об этом уверенно говорите, будто видели такое развитие ситуации. Но ведь народы имеют право на своё самоопределение? – с каким-то сомнением произнёс Красин с вопросительной интонацией.
– Имеют, только что тогда останется от Российской империи, что останется от великого государства, которое создали наши предки?! А к этому стремятся ваши знакомые Дезаконишвили и Циллиакус, и не они одни. Националистические настроения по окраинам империи – это также критический вопрос, который надо решать в ближайшее время, иначе пар разорвёт котёл.
– Тимофей Васильевич, зачем вы мне всё это говорите? – перебил меня Красин, требовательно смотря мне в глаза.
Я споткнулся на мысли, а потом резанул правду-матку:
– Леонид Борисович, я хотел бы, чтобы вы направили свои силы не на разрушение, а на созидание. Хотите бороться за права рабочих? Пожалуйста, но законными методами. В Баку у вас для этого будет куча возможностей, только не надо провокаций, которые вы хотели осуществить.
– Какие провокации?
– Леонид Борисович, ну вы прям как маленький. Не надо стрелять из толпы демонстрантов по полиции и войскам, которых привлекли бы к разгону стачки. Те, конечно, ответят. Среди рабочих появятся жертвы, тут им в руки попадет специально заготовленное оружие, затем – баррикады, городские бои. И чем больше крови прольётся на алтарь революции, тем больше и крепче вырастет древо свободы. Так чего жалеть-то мясо?
– Тимофей Васильевич, они что, действительно так хотели сделать? – подал голос Буров, всё это время молчаливо возвышавшийся за спиной пленника. – Да этого иуду удавить надо, а не вербовать.
В голосе агента было столько гнева, что у Красина на лбу тут же выступили бусинки пота.
– Видите, Леонид Борисович, какая реакция у цепного пса самодержавия. Не нравится ему то, как вы людскими жизнями готовы распоряжаться. Ну да ладно, хватит, так сказать, бисер метать. Пора заканчивать разговор. Итак, вернёмся к вопросу: где могут находиться полковник Акаси, а также господа-товарищи Дезаконишвили и Циллиакус?
– То есть вопрос с моей вербовкой отпал? – Красин твёрдо посмотрел мне в глаза.
– А я вас не вербую. Зачем? Просто в России слишком мало людей дела, настоящих созидателей. Поэтому и хотел вас увидеть среди них.
– А если я не соглашусь, то пропаду без вести?! – задал вопрос пленник, глядя мне в глаза.
– Да. А если согласитесь, то будете под постоянным негласным контролем. Тем более материалов на вас на три повешения хватит по статье «Измена», – твёрдо ответил я, не отводя взгляда.
– Интересно поставлен вопрос выбора без выбора. Значит, предлагаете мне стать перевёртышем? – пленник грустно улыбнулся.
– Вы знакомы со Струве Петром Бернгардовичем? – С каким-то азартом задал я вопрос.
– Лично нет, но много о нём слышал. Именно он написал «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии», можно сказать, первый документ нашей партии. И я не представляю, как он стал предателем, – зло произнёс Красин.
– Почему же предатель?! Просто человек не согласен с мнением Маркса о неизбежности социальной революции. Также не поддерживает радикальные методы революционной борьбы и склоняется к постепенному преобразованию России путём плавных реформ, чем сейчас и занимается в Гродненской губернии, где вместе с господином Столыпиным по поручению государя проводит аграрную реформу по внедрению современных аграрных орудий, искусственных удобрений, многопольных севооборотов, мелиорации на общинных и частных землях. В губернии по специальному указу позволили крестьянину выходить из общины и делаться индивидуальным и наследственным собственником земли, которую он обрабатывает. Уже подано более десяти тысяч заявок. Хоть дело и идёт со скрипом, но этот опыт будут распространять и в других губерниях. Император выделил на это денежные средства, кроме того, уполномочил Государственный крестьянский банк скупать помещичьи земли и перепродавать их крестьянам на исключительно льготных условиях. С первого января следующего года крестьянам будет предоставляться долголетний кредит, доходивший до девяноста процентов от стоимости земли при очень низком проценте – четыре с половиной процента годовых, включая погашение.
– Это жалкие полумеры. Пока вся земля не будет в собственности у крестьян, голод в России не победить, – перебил меня Красин.
– Сразу видно, что от крестьянского вопроса вы далеки, Леонид Борисович. Вам хоть известно, что на одну дворянскую десятину сейчас приходится двадцать пять крестьянских? Вам бы на эту тему с Петром Аркадьевичем Столыпиным поговорить. Им, кстати, разработана большая переселенческая программа крестьянских семей в Сибирь, которую император уже одобрил. Сразу после окончания войны, как только освободится от воинских грузов Великий Сибирский путь, она и начнётся. Выразившая желание выехать из Европейской России в Сибирь семья избавляется на десять лет от всяких налогов, получает в полную собственность участок земли в пятнадцать десятин и денежное пособие в двести рублей. Кроме того, семья будет перевозиться со всем имуществом за казённый счёт до места поселения. Император под это дело решил выделить в крестьянский фонд сорок миллионов десятин собственной земли в Сибири.
– Тимофей Васильевич, этот господин действительно так ценен, что вы перед ним целый час распинаетесь? По мне, так пускай пропадёт без вести. Нечего с ним рассусоливать. Как вы говорили, ноги в тазик с цементом, а как тот застынет, в Рону раков кормить. Даже живот резать не надо. С таким грузом точно не всплывёт, – вмешался в наш разговор Буров, изобразив самое зверское лицо.
book-ads2