– Это ж когда было – гыкнул один из охранников и тут же заткнулся, поймав свирепый взгляд мгновенно полыхнувшего босса. – В связи с принятием этого закона – а мы чтим законы, сынок – все татуировки приравниваются к личному движимому имуществу с две тысячи тридцать четвертого года. – А… ну… они мои… да… – Вот только ты заключенный… глянь туда – снятая с пояса дубина указала на стену, где красовался список из десятка жирных черных пунктов, перечисляющих все разрешенное в пределах тюрьмы Розмаунтин – Видишь там татуировки? – Я не понял… Надзиратель терпеливо пояснил: – Они не запрещены, конфискации не подлежат. Но и не разрешены – ведь это личное имущество. Оно не подлежит уничтожению, осквернению или изменению. Но с собой ты их забрать не сможешь, сынок. Придется оставить здесь – вместе с прибывшим вместе с тобой мешком с личными вещами. Получишь все свое добро сразу после того, как отмотаешь весь семилетний срок. – Вы погодите… че? Это как, сэр? – Мы их срежем – буднично ответил надзиратель – И заменим временной синтет-кожей. Дешевенькой и скрипучей, но ее хватит на то время пока ты не отрастишь новую шкуру. – Да вы чего?! – Учти сразу – операция пройдет в автоматическом режиме. Быстро и четко. Стоимость операции, регенерационный коктейль и синтет-кожа – за наш счет. Угощайся. Срезанную расписную кожу поместят в контейнер с сохраняющей смесью. Вот только обезболивание на время заживления и дальнейшее сохранение твоих татуировок уже за твой счет. Как там тебя? Бобби? Ты услышал меня, Бобби? – Это шутка, да? – Шутки кончились, отсос – с лица Мэта пропала улыбка, он сразу прибавил в возрасте лет на двадцать – Если просрочишь оплату процедур по сохранению твоей долбанной шкуры больше чем на две недели – ее продадут в ближайший музей, который соглашается принимать подобные образцы. Вырученная сумма пойдет на возмещение затрат нашей славной тюрьмы. Остальное ляжет на твой личный счет. Неплохо да, ушлепок? Опять у него резкая смена настроения. От «сынка» к «отсосу и ушлепку». Зевну, я плеснул себе еще кофейка, со скрипом открутил крышу серебряной фляжки с водкой. Установленная на колене чашка с горячим кофе опасно покачивалась, пока я тянулся за фиолетовым сахаром в поцарапанной стальной крышке от чайника. Все же у них вполне можно жить. – У меня нет таких денег… у меня вообще денег нет! Это моя кожа! Часть меня! Я всю жизнь эти узоры набивал – они моя жизненная линия! Показывают, что было раньше и будет позже! – Да? И где здесь в районе твоей жопы изображение тюрьмы Розмаунтин? – удивился Кен, обходя дрожащего Боба – Не вижу набитой на коже испачканной в дерьме дубины… не вижу твоих слез… – Вы не можете! – Я все могу, отсос! – прошипел Мэт, упирая дубину в подбородок заключенного – Здесь ты моя покорная сучка! А я твой бог! Ты на коленях освежеванных стоишь – а я расстегиваю ширинку над твоим слюнявым лицом! Запомни это! Я с тебя всю кожу разом сдеру, как только что содрал транспортировочный мешок! Потом вытру твоей шкурой свою жопу и брошу в стирку! – Вы не… Господи…. – Пока тебя готовят к операции по… временному изъятию неположенного личного имущества… – Это моя кожа! – Закон считает иначе. Так что придется сдать. И пока тебя готовят ты подумай вот о чем, Бобби – тебе ведь еще заживляться придется… без мощного обезболивающего ты можешь и не вытянуть. Да даже с ним шок будет слишком сильным… Но мы можем провести операцию максимально качественно. И на целую неделю погрузить тебя в искусственную кому. Ты будешь спать и видеть приятные сны. А когда проснешься, у тебя уже почти ничего не будет болеть. А ведь потом еще надо платить за процедуры по сохранению кожи в состоянии доступной к обратной трансплантации. Обратно же пришить… это тоже деньги – тюрьма тебе шкуру обратно не пришьет. Тут нужны большие деньги. Они у тебя есть? – Нет… Господи… у меня ничего нет почти… кореша кинули. Мать что наскребла – отправила. Продала последнее… едва хватило на смягчение приговора… даже комнатушка наша в капсульном доме продана… – И где твоя мама сейчас? Где живет несчастная? – Она пока у соседей, потом… – Да мне посрать. Я даю тебе шанс, Бобби. Подпиши добровольно согласие на отказ от этого… личного имущества… избавь меня от лишней волокиты. И за это я тоже окажу тебе небольшую услугу – отправлю твою расписную кожу туда, где за нее отвалят неплохие деньги. В тот самый музей… Когда освободишься – сходишь полюбуешься. Может даже выкупишь… А пока сидишь – будешь жить на вырученные деньги. Сможешь покупать себе сигареты и конфетки… ты любишь сосать конфетки, Бобби? – Я… я… – Ну вот и договорились – кивнул Кен, хлопая трясущегося Бобби по плечу – Молодец. Ты принял правильное решение. Вот только… зря ты себе член краской испачкал… – Что?! – Да ты не бойся. Не бойся, Бобби. Мы только кожу срежем. Шкурку заберем, а мясную начинку обернем синтет-кожей, а сверху бинтов и клея. Сделаем тебе хотдог… но не давай никому кусать! – Это мой член! – Был твой… стал музейным. Вот тебе еще один совет, Бобби – пока тебя крепят к столу… успей договориться с дежурным техномедиком. Наркоз, обезбол, регенерация… скажи ему, что ты уже перекинулся парой слов со старшим надзирателем Кеном и деньги будут. Он поверит тебе в долг… – Послушайте, сэр. Это же мой член… это моя кожа! Это часть меня! – Вот здесь подпись давай. Ага… сюда… теперь, глядя в камеру, скажи, что отказываешься от личного имущества, заключающегося в нательных татуировках. Вот так… ну давай, Бобби. Удачи тебе. – Послушайте… Визгнувшая мотором лебедка утащила орущего Бобби в операционный бокс, а Мэт, сияя кукольной улыбкой, зашагал ко мне. Сделав глоток водки, я протянул флягу психопату. Тот не ограничился одним, влив в себя глотков пять. Усевшись напротив, шумно выдохнул, вопросительно воззрился на меня: – Так чем могу, бывший босс? – Неплохо ты легализовался – признал я – А начинал с того, что обслуживал старушек и старичков… – Пока ты не научил меня убивать, а не сосать. Я помню. Зачем ты здесь? – Татуировки. Расписная шкура. Только не заливай мне про музеи. До меня дошел слух, что ты тут наладил неплохую торговлю кусками расписной кожи. Кто и для чего их покупает? – Я не могу… – Ты можешь – моя улыбка стала чуть шире и столь же холодной, как и водка в умной серебряной фляге – Ты сука можешь. Иначе я с тобой за день сделаю то, что ты делал с заключенными последние пять лет. – Босс… – Уже не бывший? – Такие как ты бывшими не бывают…. – Ты сходишь с ума. – Я знаю. Мне в кайф. – Кому нужны шкуры, Мэт? Но сначала ответь на главное – для чего они им? – Они богаты. Очень богаты. – Для чего? – Босс… не поверишь… но я слышал, что они ее… едят… Если кожа чулком – как у Бобби – она ценится в разы больше. Но я тут наладил пошивочный цех… – Это как? – Подбираю подходящие куски и даю медблоку приказ сшить все это воедино. Умные машины творят чудеса, босс – создают настоящий кожаный скафандр. Как гондон, только с руками и лицом… Готово для начинки. А тут уже дело вкуса… – Ясно… – Понятно, что это как бы подделка, но я не обманываю, назначаю цену пониже. Так что… Босс… они их жрут! Набивают вкуснятиной, запекают и… жрут… – Ага… – А ты не удивлен… – хмыкнул Мэт, вливая в себя остатки водки и роняя флягу на колени. – Не удивлен – кивнул я – И ты не удивлен моему появлению. Кому ты уже сообщил о моем прибытии, Мэт? Улыбка принца потускнела, а затем исчезла. Прежде чем он успел нажать на дубине скрытую кнопку, чтобы послать мне в горло заряд картечи, я отдал мысленную команду через нейроинтерфейс и лежащая на коленях Мэта фляга лопнула, тут же вбивая острые стальные когти в его тело. Оживший серебряный таракан выстрелил, превращая надзирательскую мошонку во взбитое суфле. Пока хрипящий Мэт сползал с кресла, я забрал у него дубину, неспешно поднялся, разворачиваясь к бегущим ко мне охранникам. Глянув на корчащегося у моих ног принца, я тихо сказал: – Не умирай пока, Мэт. Надо закончить разговор. – Я тоже жрал… и мне было вкусно! – Ну да… – Ты не понимаешь их величия… их испорченности… будь грешен, будь умен, будь осторожен… мать твою… – Хороший девиз – заметил я, находя на дубине кнопку и простреливая пареньку с электрошокером живот – Хороший… – Мужик! Эй! Мужик! – заорал подвешенный Бобби – Помоги мне! И я отплачу! – Что ты можешь? – Быть верным! Я никого не сдал! Сам сел! И тебя не сдам! Не предам! Хмыкнув, я перехватил второго охранника. Сломав ему шею, взглянул на камеры и тут же поморщился, когда воздух разорвали тревожные звуки сирены. Любят же они протяжные вопли и мерцающие красные огни. Присев рядом с трясущим Мэтом, я посмотрел на копошащегося в него в затылочном импланте серебряного таракана, я повторил: – Не мне все расскажешь. – Сними меня отсюда, мужик! Сохрани мне член, и я буду служить!