10. Почему сейчас? 11. Твой глупец 12. Индиго «Индиго» стала моим первым синглом. На тех выходных Дженна и Блэйк прилетали в Нью-Йорк, чтобы напомнить моему хрупкому эго и наглой заднице, что это длительный процесс. Что сначала радиостанции прогоняют песню в различные часы дня и смотрят реакцию слушателей. Чтобы создать шумиху, нужно время и терпение, к тому же придется поцеловать много задниц. Но с «Полуночной Синевой» все это мне не понадобилась при записи. Песня буквально взорвала мир, подобно моей карьере, когда в двадцать один год я впервые попал в Billboard и захватил чарты, будто они просто сидели и ждали меня всю жизнь. Успех радовал. И воодушевлял. Но в целом он был совершенно не важен. Не поймите меня неправильно – я записал альбом, потому что хотел его записать. Это была часть плана помасштабнее – тщательно продуманного, настойчивого и просчитанного. Я хотел, чтобы Инди поняла, кем является для меня. Она была не грязной шлюхой или девственно-чистым секретом или ошибкой. Она была не какой-то девкой из турне, которую я оседлывал каждую ночь, потому что она рядом и доступна. Она стала моей музой. Она стала моей жизнью. Она стала моим всем. Я сел на самолет обратно в Лос-Анджелес через девять месяцев после того, как приземлился в Нью-Йорке. Я был трезв, пребывал в отличной форме и готовился отправиться за тем, что принадлежало мне. Вот только Инди никогда не была моей. В действительности она была единственной, кого я даже в мыслях не мог получить, потому что не заслуживал ее. Наконец я понял, чего пытались добиться Уилл, Лукас и Блэйк. Хуже того, я был рад, что они это сделали. Ведь если бы они не пихнули ее в мою жизнь, я бы никогда не дал второй шанс реабилитационному центру, никогда бы не написал «Полуночную Синеву» и точно никогда бы не понял, что значит эта штука, на которой я так много зарабатывал, – любовь. – Алекс Уинслоу! Отлично выглядишь, приятель, – американский папарацци оказался прямо передо мной у аэропорта Лос-Анджелеса. За ним последовала кучка фотографов-папарацци. На них всех были черные кепки и черная одежда. Их улыбки казались смесью насмешки и самоуверенности. – Никогда не чувствовал себя лучше, – улыбнулся я. Что отчасти было правдой и отчасти ложью. Я проскочил проверку с двумя безымянными телохранителями по бокам. Обычно я не пользовался их услугами, ведь я полагался на друзей, чтобы отвадить потенциальных сталкеров или чересчур агрессивных фанатов, но в этот раз мне нужно было все сделать в одиночку. Я залез в машину, взятую напрокат, и забил адрес Индиго в приложение «Waze». Мне не нужен был водитель или любая другая подобная роскошь. Я знал, что Инди все еще живет в старой квартире, хоть и снимала квартиру получше для Крэйга, Наташи и Зигги. Потому что вот такой она была. Не думала о себе. Прошло столько месяцев, и мне в голову внезапно пришла мысль: вдруг она не помнит меня? Я выехал с огромной парковки и направился в нескончаемый поток машин Лос-Анджелеса. Эта мысль была смехотворной. Инди не могла забыть мужчину, который первым трахнул ее, по-настоящему трахнул, первого мужчину, которому она отдала сердце, первого мужчину, который его случайно разбил, и первого мужчину, сломавшего ее жизнь. Было так много этих «первый». Хороших и плохих. Факт. Я был в напряжении и готов взорваться в машине по пути к ней. Нога постоянно подпрыгивала на тормозе, отчего водители позади и впереди сигналили мне и показывали мне средний палец. – Нельзя торопить любовь! – я высунул голову из окна, заставляя себя засмеяться. – Черт побери, мама! Это же Алекс Уинслоу! – проорал подросток из тачки, стоящей рядом со мной в пробке. Когда я наконец свернул в ее район, сердце заколотилось с бешеной скоростью. Я не понимал, какого черта происходит, но боялся получить сердечный приступ. Ничего хорошего это не сулит. Я и так уже выглядел как дерьмо. Под глазами синяки из-за постоянной работы, а волосы нужно было подстричь месяца два назад. Они и так уже походили на что-то среднее между запутанной гривой и мужским пучком. Конечно, я ни за что не завяжу волосы резинкой. Это почти так же неприемлемо, как и кантри-музыка. Просто хочу сказать, что я выглядел неопрятно, а еще и потел, как свинья. Отлично. Иди возвращай, Инди. Потный бывший наркоша с синяками под глазами. Просто мечта любой девушки. Мне понадобилось двадцать минут, чтобы припарковаться, и как бы жалко это ни звучало, я был рад потянуть время и поразмыслить над тем, что сказать ей. Вы можете подумать, что стоило лучше подготовиться, но тогда вы были бы неправы, потому что наш разговор мог пойти в любом направлении, и я постоянно менял решение относительно того, как его начать. Я припарковал машину. Вышел из нее. Ощущая тяжесть в ногах и в сердце, я забрался по ступеням, с необоснованной надеждой и страхом в душе. Я постучал в дверь. Смотрел на нее несколько секунд, чувствуя, как пот струится по виску прямо в правый глаз, но не шевелился. Я пытался прислушаться к звукам, идущим изнутри, но казалось, что квартира пустовала. Я знал, что мог остаться здесь. В коридоре. Буду ждать ее. Было в этом что-то символичное. Но правда в том, что я и секунды больше не мог ждать. Я ждал ее в реабилитационном центре. И ждал, пока записывал «Индиго». Я ждал ее на каждом самолете, во время каждого интервью и каждый раз, обнимая фаната. Каждый час, проведенный без нее. Каждый вздох, не зная, что она делает. Я уже достаточно выстрадал. Я снова постучал. В третий раз. Потом позвонил в звонок. Ее тут не было. Я решил выйти на улицу и обойти здание. Может, она пошла в продуктовый на этой улице. Может, мы встретимся на полпути и ее большие голубые глаза распахнутся. Она побежит ко мне, как в замедленном кадре, и мы станем медленно и страстно целоваться, и нам даже не придется говорить обо всем том дерьме, произошедшем между нами. Ноги понесли меня дальше по улице. Я прошел продуктовый и израильский кофешоп, потом корейский салон маникюра. Я знал эти места, потому что, возможно, я навещал ее район пару раз, прежде чем наконец заставил себя лечь в реабилитационный центр. Я зашел за угол и остановился на пересечении с маленьким парком, где вокруг качелей и горок стояло несколько скамеек. Парк был крошечным и никогда бы не привлек мое внимание, если бы не яркая голубая коляска у одной скамейки. Скамейки, на которой сидела моя Синяя. Инди «Стардаст» Беллами. И сюсюкалась с малышом в коляске. Малышом. Не ребенком вроде Зигги. А новорожденным. На ней было большое свободное белое платье, а синие волосы были завязаны в косу, перекинутую через плечо, как мне всегда нравилось. Я замер на месте, не смея взглянуть на ребенка. Но Инди все сделала за меня, раскачивая коляску туда-сюда. Когда она отвела ее в сторону, я смог заметить маленького человечка внутри. Малыш был таким крошечным. Сердце остановилось. Буквально остановилось, а я знаю, что значит «буквально». Было слишком рано, и я провел столько часов в самолете, чтобы не подсчитать. Это… мой ребенок? Чей-то другой? Боже. Черт. Он не может быть чужим. Это мой ребенок. Боже мой. У меня ребенок. У Инди ребенок. И она ничего не сказала. Ни разу не позвонила. Не написала ни одного письма. Ничего. У нее было полно способов связаться со мной. Я убедился, что у нее есть доступ ко всей моей команде. Блэйк каждую неделю проверял, все ли в порядке. Дженна приняла бы любое адресованное мне сообщение от нее с распахнутыми объятиями. Особенно теперь, когда она была мамой и стала похожа на теплое радушное человеческое существо. Уж не говоря о том, что у Инди были мой номер, моя электронная почта и мой секретный «Фейсбук»-аккаунт, который я дал только десяти людям во всем мире. Меня охватил гнев. Теперь оцепенение прошло. Я как дурак ходил взад-вперед по тротуару рядом с забитой машинами дорогой. Она все еще не заметила меня, но вскоре заметит. И что мне тогда сказать? Спасибо, что рассказала мне о ребенке? И все же у нее были причины злиться на меня… Черт. Черт. Мы разберемся, решил я. Справимся с ребенком. Он был таким маленьким, мальчик это или девочка. Он не вспомнит, что меня не было в его жизни первые несколько месяцев. Все нормально. Мы могли начать с того, на чем закончили. Разве это не причина для Инди дать мне еще один шанс? Я был трезв, богаче бога и по уши влюблен в нее. К тому же я стану менять подгузники и все такое, от которого парни шарахаются. Черт, мне не нравилась идея использовать ребенка в качестве рычага против Инди. Я снова думал как манипулятор-наркоман Алекс, а я хотел оставить этого урода там, в реабилитационном центре. Я ступил в парк одновременно с кем-то другим. Но тот человек был быстрее, и его шаги не замедляли шок и ужас от увиденного. Мужчина пронесся мимо меня. Подошел к ней. Обнял ее за плечи. Поцеловал в щеку… Наука доказала, что нельзя умереть от разбитого сердца. Я понял это в тот момент. Потому что, если бы это было правдой, я бы уже умер. С концами. Совсем. Вот как больно было видеть их вместе. Я наблюдал за ними. Инди улыбнулась мужчине, когда он сел рядом. Она такая красивая. А он… нет. Обычные каштановые волосы. Обычная одежда. Обычный рост. Обычный вес. Просто обычный. О чем он, черт возьми, думал? Что придет в ее жизнь со своей нормальностью и соберет кусочки, мои кусочки, и станет изображать папочку этого ребенка. Моего ребенка. Я хотел подойти и выбить из него все дерьмо. Мне было наплевать, что у меня уголовное прошлое и в последний раз за меня вносили залог за вождение в нетрезвом виде и намеки, что я не против трахнуть офицера полиции. Мой адвокат предупредил, что Соединенные Штаты Америки достала моя жалкая задница, и когда в следующий раз я попаду в неприятности, меня могут депортировать. Идиот, нельзя, чтобы тебя депортировали. Теперь нужно думать о ребенке. Отлично. Я не стану бить его. Но что-нибудь я сделаю. Жаль, что я не обладаю достоинством терпения. Тогда, может быть, я сначала все обдумал бы. Отошел бы на пару шагов, позвонил Блэйку, Дженне или даже Лукасу и спросил, как реагировать на новости, что твоя бывшая, а Инди была моей бывшей, так сказать, родила ребенка и жила дальше с каким-то никчемным придурком. Может быть, я даже спросил бы их, почему они, несмотря на весь мой прогресс, все еще не доверяли моим суждениям и скрыли от меня существование наследника. Они-то точно знали. Должны были. Блэйк, Хадсон и Лукас все оставались на связи со Звездной Пылью. Я точно это знал. Но во мне горели тысячи огней, огней, которые сожгли бы меня заживо, если бы я не подошел к парочке. Так я и поступил. Я подбежал к ним, испытывая гнев и облегчение одновременно. Инди резко подняла голову, когда я оказался примерно в трех футах от нее. Она отвела взгляд от ребенка, которого баюкала и кормила, и уставилась прямо на меня. Я остановился, не в силах больше сделать ни шага. Ее глаза парализовали меня, но именно выражение ее лица сломило меня. Казалось, что ей было… жаль. Словно она скучала по мне. Словно ей тоже было что сказать. Но она не шевельнулась, поэтому мы просто смотрели друг на друга как в старом фильме, застывшем на определенной сцене. Ублюдок рядом с ней уставился на меня. Все его спокойное лицо светилось от счастья. – Что происходит? Инди, ты знаешь этого парня? Этого парня? Этого парня?! Этому придурку лучше не касаться моего ребенка, или мне придется убить его, пусть даже меня депортируют. К тому же что он имел в виду, говоря «этот парень»? Она не сказала ему, что отец ее ребенка – Алекс Уинслоу? Я не был просто каким-то уродом с улицы. Даже если он не знал, кто я такой, что вряд ли, но у некоторых людей плохой музыкальный вкус, ей все равно стоило упомянуть, что я типа известный музыкант. – Ага, я… – медленно произнесла она, все еще прижимая ребенка к груди. – Не надо, – я сделал шаг вперед, пытаясь оправиться от потрясения. – Не надо преуменьшать то, что у нас было. Особенно не сейчас и особенно не после увиденного мной. – И что именно ты видишь тут? – она удержала мой взгляд. Как она могла такое сказать? Держа на руках плод наших отношений? Я что, превращал женщин моей жизни в холодных сук или просто именно такие и привлекали меня, а Инди хорошо скрывала себя настоящую? – Нам нужно поговорить, – я медленно выдохнул через нос. Медленно, так чертовски медленно, пытаясь учитывать все советы, которые мне дали в реабилитационном центре. Никто не предупредил меня, что мир, куда меня выпустят, перевернулся вверх тормашками, пока я сидел в кругу и хлопал людям, хваставшимся, что они не пили ополаскиватель для рта вместо наркотиков, когда в город приезжали тещи. – Возможно, это не очень хорошая идея, – она вздохнула. Боже, какого черта? Она даже не хотела поговорить об этом? – Нет, – еще один шаг вперед. – Это ты, Стардаст, послушай меня. За последние несколько месяцев я прошел через ад. Ради тебя. Я не прошу медаль или прощение, хотя это было бы здорово, вообще-то. Я просто умоляю по-доброму и уважительно выслушать меня. Она отложила бутылочку с детским питанием на скамейку и прижала ребенка к груди. Он был милым. Милым, но на нее не похож. Я все меньше и меньше понимал, что происходит. Во-первых, он скорее был похож на годовалого, чем на новорожденного. Во-вторых, я не эксперт по генам, но на голове этого малыша были черные волосы, а у нас с Инди каштановые волосы разных оттенков. У меня скорее рыжевато-каштановые, а ее натуральный цвет – медовый блонд. Я знал об этом, потому что иногда она забывала сбрить волосы со своего ло… в общем, не важно, откуда я это знал. Просто знал.