– Мистер Флеминг? Задрав голову, я узнаю доктора Тэрренса. По выражению его лица сложно что-либо прочитать из-за медицинской маски, но он не похож на человека, собирающегося сообщить мне скорбную новость. – Ваш тесть вышел из комы, – с легким недоумением произносит док, и я с облегчением выдыхаю. – Все показатели в норме, и если ситуация не изменится, то в скором будущем мы переведем его в обычную палату. – Спасибо, док! – Встав, я благодарно пожимаю руку доктора Тэрренса. – Вы сотворили чудо. – Это действительно исключительный случай, – задумчиво отзывается мужчина. – Я поражен. Могу задать вам вопрос? – Разумеется. Спрашивайте. – Что вы вложили в ладонь мистеру Бенсону? – Семейные реликвии, – не моргнув глазом, быстро отвечаю я. – Они дороги Камерону как память. Могу я попросить вас оставить их рядом с ним? Хотя бы на какое-то время? – Необычная просьба, но почему бы нет? – пожав плечами, соглашается доктор Тэрренс. Глава 18 Я не возлагал на этот вечер больших ожиданий, но, как оказалось, совершено напрасно. Райан Одли встретил меня тепло, словно давнего знакомого. Я не ощущал никакого напряга, недосказанности, косых взглядов, фальши или лицемерия. Это было неожиданно, непривычно, за последние годы я привык совершенно к другому формату общения – никакому. Можно пересчитать по пальцам тех людей, с которыми я разговаривал больше пяти минут, и еще меньше тех, с кем я поддерживаю постоянную связь. Нет, я не утрирую, не преувеличиваю и не искажаю действительность. Несмотря на богатое воображение, я реалист, крепко стоящий на земле обеими ногами. Когда находишься под постоянным прицелом алчных до грязных сенсаций журналистов и жаждущих расправы фанатичных поклонников Мириам Флеминг, потребность в коммуникации с социумом отпадает сама собой. Порой мне хотелось тоже исчезнуть, и в какой-то момент именно это я и сделал. Не так, как Мири. Нет. Стены моего проклятого дома оказались гораздо толще и крепче, чем все заклятия вымышленных и реальных чудовищ Мириам, но я упрямо продолжал жить, если можно назвать жизнью то, что происходило со мной в течение четырех лет с ее исчезновения. «Если бы мы умели жить сегодняшним днем, не оборачиваясь назад и не заглядывая в будущее…» Это я распорядился, чтобы на памятнике выгравировали именно эти строки. Каждый, кто был там, по-своему понял смысл, вложенный в слова эпитафии, но никто – что они значили на самом деле. Для меня, для нее, для всех нас. Только я знаю. Я один знаю. Но не будем о грустном. Мири была права в одном: надо пытаться жить в настоящем, ценить каждое мгновение. Жаль, что сама она так не могла. В небольшой уютной гостиной за столом с вкуснейшим ужином меня принимают пусть не как близкого родственника, но почти как друга семьи, а не прокаженного изгоя с недоказанным клеймом убийцы. Райан ведет себя на удивление тактично, создав впечатление остроумного и интересного собеседника, постоянно подбрасывающего темы для необременяющего разговора, которые можно легко и непринужденно поддерживать. Эни в домашней обстановке тоже ведет себя совершенно иначе. Смеется, шутит, жалуется на кота, в очередной раз пометившего ее обувь, улыбается просто так, без причины, и забавно смущается, когда пересекаются наши взгляды. А я постоянно ловлю себя на том, что любуюсь ею так, как давно уже не любовался красивой женщиной. Удивляться тут нечему. Она сногсшибательно выглядит в маленьком черном платье, идеально подчеркивающем стройность ее фигуры. Без косметики и украшений Аннабель умудряется сиять ярче любой красотки с обложки журнала. Я поражен, заворожен, обескуражен, соблазнен и очарован, а она, словно нарочно, не предпринимает ни малейшей попытки флирта, держа меня в постоянном сексуальном напряжении в ожидании хоть какого-то сигнала с ее стороны. В ней снова что-то изменилось, и я никак не могу уловить, что именно. Странно, все так чертовски странно. Как сон во сне, из которого я никак не могу выбраться, и не уверен, что хочу. Мне безумно нравится смотреть в слегка захмелевшие глаза Аннабель, покачивающей в длинных пальцах бокал с вином, на ее красивые губы, то и дело расплывающиеся в улыбке, густую копну блестящих черных волос и бледную кожу, словно подсвеченную изнутри. Меня переполняет умиротворение вперемешку с сильнейшим возбуждением. Не знал, что так бывает. Совсем по-другому. Я чувствую себя разлившимся озером, готовым вот-вот прорвать плотину… но стоит только подумать об этом, как в памяти всплывают слова, которые невозможно вычеркнуть и забыть. «Скажи, Алан, ты хоть что-нибудь чувствуешь, когда не трахаешься и не пишешь? Ты как заведенный лишенный эмоций робот, внутри которого пустота. Что ты можешь знать о настоящей боли? Что ты можешь знать обо мне? Не отворачивайся! Посмотри на меня. Посмотри. Я – боль. Во мне больше ничего не осталось, но тебе все равно. Ты никогда даже не пытался понять…» Мириам кричала мне это в сердцах во время нашей последней ссоры, как и много-много раз до этого. Я молча уходил, чтобы не обострять конфликт, а Мири швыряла мне вслед все, что попадалось ей под руку. Тогда я думал, что она ненавидит меня, что мы выжали друг друга досуха, выпили до дна, потеряли все, что могли, но Мириам была права. Я даже не пытался понять… до того момента, пока она не исчезла, обрушив на меня всю боль, которую не смогла забрать с собой. Наверное, я заслужил этот ад и все, что случилось после. «Если бы мы умели жить сегодняшним днем, не оборачиваясь назад…» Если бы… но мы не умеем. – Алан, ты здесь? Моргнув, я фокусирую взгляд на Аннабель, смотрящей на меня с легким беспокойством. – Прости, задумался. – Извинившись, я тянусь за бокалом с вином и делаю большой глоток, запивая неприятную сухость во рту. – О новой книге? Ты дашь мне прочесть? Я просто сгораю от любопытства, – возбужденно щебечет Аннабель. – Ты снова начал писать? – тут же подхватывает Райан. Я поднимаю на него напряженный взгляд, который Анна понимает по-своему. – Мне не стоило говорить? Извини, само вырвалось, – смущенно бормочет она. – Не бери в голову, я просто не люблю обсуждать рукопись, пока она не закончена. – Протянув руку, я мягко сжимаю ее пальцы. – Даю слово, что ты прочтешь первой… Если захочешь, – говорю, глядя в прояснившиеся глаза. Райан Одли смотрит на наши соединенные руки, а я – только на нее. – Конечно захочу, – заверяет Анна, заразительно улыбаясь. – И обязательно дочитаю до конца, даже если на каждой странице будет новый труп. – В этой книге никто не умрет, – серьезным тоном обещаю я. – Разве что злодеи, – добавляю с лукавой улыбкой. – Злодеев убивай в свое удовольствие. Я не против, – доверчиво поощряет Анна. – Разрешаешь? – Ну если они заслужили, то пусть заплатят кровью, – зловещим тоном отвечает она. – А ты кровожадная, Аннабель Одли, – задумчиво ухмыляюсь я. – Ты просто меня еще плохо знаешь, – фыркает она, заливаясь беспечным смехом. Перехватив тяжелый взгляд Райана, я тоже улыбаюсь. Немного криво и не совсем искренне. – Алан, у тебя есть какие-то увлечения, помимо написания книг? – меняя тему, внезапно любопытствует мистер Одли. – Ты много лет не писал. Было столько свободного времени в распоряжении. Я спрашиваю, потому что ты не похож на человека, который сидит в четырех стенах, пялится в телевизионный ящик и читает все новинки издательств. – Нельзя сказать, что я совсем не писал. Попыток было много, но увы, завершить ни одну рукопись не получилось, – честно признаюсь я. – Чего-то все время не хватало, чтобы довести начатое до конца. Не буду врать, что не бесился из-за этого, но меня спасали горы. – Ты ходишь в горы? – удивленно переспрашивает Аннабель. – Да, раньше с экспедицией, а в последние годы один. Мои родители были альпинистами. Видимо, их страсть к высоте передалась мне по наследству. К тому же разряженный воздух благотворно действует на воображение. Кислородное голодание вызывает измененное состояние сознания. Знаете, сверху многое видится иначе, – с улыбкой заканчиваю я. – Но я думала, что ты ненавидишь горы, – недоумевает Анна, никак не желая смириться, что в письмах об этом тоже не было сказано ни слова. Неужели ее все еще удивляет избирательный подход Мириам к озвучиванию фактов? – Потому что они погибли при сходе лавины? – спокойно уточняю я. – Горы не виноваты в том, что произошло. Это был несчастный случай. – И много вершин ты покорил? – Больше десяти, – отвечаю, немного подумав. Не хочется выглядеть хвастуном, но я действительно горжусь каждой. – Некоторые не поддавались с первого раза. – И Эверест? – И Эверест, – улыбаюсь я, глядя в ошеломленное лицо Аннабель. – Охренеть, – выдыхает она, уставившись на меня завороженным взглядом, который медленно сползает с моего лица на плечи и ниже. – Теперь понятно, откуда все эти мышцы, а я все стеснялась спросить. – Теперь знаешь. Рад, что ты оценила, – глубоким голосом отзываюсь я. – Время уже позднее. Я, пожалуй, пойду спать, – прокашлявшись, напоминает о своем присутствии мистер Одли. – Алан, спасибо, что принял приглашение и за интересную беседу. Я был рад пообщаться лично. Надеюсь, что не в последний раз. Поднявшись из своего кресла, он протягивает через стол руку. Я встаю следом и крепко пожимаю ладонь Райана. – Я тоже отлично провел время, – заверяю абсолютно искренне. – Ужин был восхитителен. – Раз все довольны, значит, мы обязаны повторить, – вежливо резюмирует Одли. – А вы с Анной непременно должны попробовать десерт, – добавляет, кивая на тарелку с нетронутыми домашними эклерами. – Не спешите расходиться. Дав «добро» на полуночные посиделки, он неторопливо удаляется в свою комнату, оставив нас с Эни наедине в небольшой уютной гостиной. Молчаливая пауза, воцарившаяся после ухода мистера Одли, длится недолго. Предприимчивая Аннабель заполняет ее включенным телевизором. Прихватив наполненные бокалы, мы плавно перемещаемся на небольшой диван под предлогом просмотра фильма. Анна опускается на мягкое сиденье на расстоянии вытянутой руки от меня. Упрямо держит дистанцию, охраняя свое личное пространство от моих посягательств, хотя вихрь исходящих от нее чувственных флюидов говорит о диссонансе между разумной осторожностью и истинными желаниями. При столкновении двух полярных инстинктов взрыв неизбежен. – По-моему, ты понравился папе, – шепотом заключает Анна, поставив свой бокал на деревянный подлокотник. Я повторяю ее действие на противоположной стороне дивана, предназначенного максимум для троих отдыхающих. Ее напряженный взгляд устремлен на плазму, но мысленно она далека от происходящего на экране. Как и я. Мы намагничены друг на друга, как бы ей ни хотелось считать иначе. – Мне несложно найти общий язык с образованным и тактичным человеком, – отвечаю я, глядя на ее правильный профиль. – Хотя, признаться, в последнее время я встречал очень мало людей, которые нашли бы мое общество приятным. Взять тебя, Эни. Изначально ты была настроена категорично и враждебно, принимая в штыки все, что бы я ни сказал. – Не без причины, – усмехнувшись, отзывается Анна. – Вспомни, что ты мне наговорил на кладбище. Охотница за сенсациями и богатыми вдовцами… – Она поворачивает голову, и я буквально тону в чистой синеве выразительных глаз. – Самозванка, – добавляю я, мягко рассмеявшись.