– А что в том свитке, который ты нашла? – спросил он. – Что в нем сказано? Твой мастер пытался унести его с собой – он оказался важным? Танахайа достала пергамент из куртки. – Возможно, он действительно пытался спасти свиток, а не держал в руках, когда на него напали, но я не понимаю, в чем его ценность. Это очень древние записи хикеда’я из Наккиги. Я могу прочитать слова, но они не складываются в осмысленные предложения, которые объяснили бы, что произошло. Тут рассказывается нечто вроде истории того, что случилось до Прощания, когда кейда’я разделились на два племени, хикеда’я и зида’я – вы называете их норны и ситхи. – Танахайа посмотрела на плотно написанные руны, маленькие и четкие. «Как нам повезло, – подумала она, – что лишь малая часть залита кровью учителя». – Здесь довольно небольшая часть истории, списки того, что взяли с собой хикеда’я, когда отступили в Наккигу, что оставили и какие вещи стали предметом спора между разошедшимися в разные стороны племенами, но это старые распри и старые обиды. Хикеда’я всегда утверждали, что мы взяли лучшую часть наследства нашего народа себе. Морган огляделся по сторонам, по-прежнему не в силах справиться с тревогой. – Мне неизвестны эти истории. И я не знаю, что такое Сад. Танахайа выпрямилась. – Тогда я тебе расскажу. Даже если хикеда’я не смогут довести до конца свои планы, направленные против нас, я боюсь, что наступит день, когда эти земли станут принадлежать только смертным. И будет очень обидно, если о нашем народе не сохранится даже памяти. – Она спрятала пергамент в куртку. – Но твой урок будет проходить не здесь. Я могу думать и говорить по пути. К тому же у нас теперь появилась новая, очень важная задача. – Вернуться в Хейхолт – в мой дом. – Нет, хотя со временем я тебя туда отведу. Но сначала я должна рассказать своему народу в Х’ран Го-джао, что тут произошло. То, что я нашла тебя, важно, но им это уже известно. Однако ты даже представить не можешь, какое огромное значение имеет то, что я здесь обнаружила. Морган собирал свои скудные вещи, но теперь остановился и с недоумением посмотрел на Танахайю. – Но как ты смогла рассказать им, что нашла меня? Когда? Я думал, тебе не удалось найти зеркало Имано. Его Свидетеля. – Да, я его не нашла, – кивнула Танахайа. – Но когда несколько дней назад я в первый раз обнаружила твой след в лесу и догадалась, что дальше ты стал передвигаться по деревьям, я поняла, что не смогу нагнать тебя верхом. Тогда я отправила своего коня к друзьям и дала им знать, что видела твой след в лесу, но он удаляется от твоего дома. Непонимание на его лице только усилилось, и это вызвало у Танахайи улыбку, хотя скорбь не покидала ее все это время. – Неужели лошади ситхи умеют говорить? – спросил Морган. – Как ты могла сообщить обо мне своим друзьям? Танахайа рассмеялась, и малая часть ее горя улетела, немного облегчив состояние духа. «Спасибо тебе, Жизнь, – подумала она. – Спасибо за дар памяти о том, что было, и о том, что когда-нибудь снова может быть». – Нет, наши лошади не говорят, – сказала она. – Какие странные идеи у смертных о нас! Я написала слова обожженной палочкой на коре и положила ее в седельную сумку. Но даже если Адиту и Джирики прочитают мое послание, они не будут знать, что я тебя нашла, а новость о том, что Имано убит, гораздо важнее для моего народа. Мой мастер был одним из величайших и мудрых старейшин, его хорошо знали даже в Наккиге. Убившие его хикеда’я попали сюда не случайно. Они пришли, чтобы расправиться с Имано. – Но мы не можем пойти в лагерь ситхи! Ты сказала, что хикеда’я окружают нас со всех сторон! – Морган пытался сохранять спокойствие, но у него не очень получалось. – Я… скучаю по дому. Я хочу туда вернуться. Пожалуйста. Она постаралась, чтобы ее голос прозвучал успокаивающе. – Я не собираюсь возвращаться до самого Х’ран Годжао. Ты прав – он далеко, а новость слишком зловещая, чтобы ждать так долго. Мы должны как можно скорее отыскать Свидетеля. – Но почему его у тебя нет, если это так важно? – Их осталось совсем немного. Свидетеля, которого мне дали, когда я отправилась с миссией к твоим дедушке и бабушке, у меня украли в ваших землях после нападения. – Она замолчала, почувствовав тревогу из-за того, что слишком сильно доверилась смертному юноше, но решила оставаться честной до конца. – И, если уж совершенно откровенно, против моего нынешнего отъезда яростно возражали защитник Кендрайа’аро и еще кое-кто из ситхи, и мне не удалось получить еще одного Свидетеля. Но не отчаивайся. – Она указала вниз, вдоль склона холма, где зелень деревьев смягчала тень гор. – Там мы найдем ручей, который стекает с горной вершины, а внизу впадает в великую реку Т’си Сайасей – я думаю, ваш народ называет ее Эльфвент. Если мы пойдем вдоль ручья на север, то через день или два доберемся до Да’ай Чикизы, древнего города моего народа, заброшенного много лет назад. Танахайа видела, что Моргану совсем не хочется идти на север. – И ты думаешь, что там будет один из Свидетелей? Но ты же сказала, что город давно заброшен. – Да’ай Чикиза был заброшен, да. Но после уничтожения Джао э-тинукай’и и смерти Амерасу во время события, которое вы называете войной Короля Бурь, некоторые представители моего народа покинули Маленькие лодки, чтобы вернуться к прежним обычаям и старым местам жизни, заявив, что они не хотят иметь ничего общего с двумя соперничающими племенами. Они назвали себя Джонзао – «Чистые», пожалуй, именно так переводится это слово на твой язык – и часть из них осела в Да’ай Чикизе. Если существует Свидетель на расстоянии нескольких дней пути отсюда, мы найдем его там. – Значит, ты даже не уверена, что он там есть? – Чистые чтят старые традиции еще больше, чем мы. Но нет, принц Морган, я ни в чем не уверена, кроме того, что опасность усиливается с каждым днем. Хикеда’я все еще малочисленны и не станут начинать войну так далеко от собственного дома, просто следуя капризу. Что-то происходит – что-то жуткое. Я это ощущаю, как смертный способен чувствовать запах пожара или пролитой крови. – Но даже если у Чистых есть Свидетель в городе, как ты собираешься идти вдоль реки через лес пешком? Это займет ужасно много времени! На этот раз Танахайа рассмеялась, пораженная и почти довольная полной беспомощностью смертных. – О, Морган! Твои предки прибыли сюда, переплыв западные моря! Ты наверняка сможешь построить лодку! – Только не я, – мрачно сказал Морган. – Меня учили сражаться и складывать числа. Я принц. – Тогда я тебе покажу, – пообещала Танахайа и снова улыбнулась, хотя у нее продолжало болеть сердце. – Так я смогу почтить память моего наставника Имано. Сверчки гудели в сухой траве, когда они спускались по склону холма, и семена цеплялись к одежде Моргана, точно маленькие отчаянные беженцы. Солнце стало таким ярким, что ему пришлось набросить плащ и опустить капюшон на лоб. Разговор о Свидетеле заставил Моргана со смущением подумать о вещах, которые он скрыл от Танахайи. – А может ли кто-то говорить с тобой, но без Свидетеля? – спросил он у нее. – Скажем, во сне? Она бросила на него странный взгляд. – Возможно, некоторые адепты на такое способны, в особенности если они близки к Мастеру Свидетелю. Всегда существовали вопросы о Дороге Снов и достоверности полученных с ее помощью сообщений. Но я все еще молодая ученица. Я не знаю ответа, Морган. – Я не понимаю большей части того, что ты мне говоришь, – признался он. – Свидетель, Дорога Снов. Об этих вещах я слышал только в детских сказках. Но есть нечто, о чем я должен тебе рассказать. – Он сделал несколько вдохов, как ребенок, делающий признание родителям. – Ваша королева Ликимейя говорила со мной. В пещере с бабочками. Она говорила у меня в голове. Я ее слышал! – Я знаю. Он в полнейшем изумлении посмотрел на Танахайю. – Ты знала? – Конечно. Случилось нечто странное, нечто невероятное – неужели ты думаешь, что Адиту и Джирики не рассказали мне об этом после того, как я пришла в себя после вызванной ядом лихорадки? Такая мысль не приходила ему в голову. – Значит, ты знаешь. Но ты не можешь знать – и они тоже – что она продолжает говорить со мной. В моих снах. – Ликимейя говорит с тобой в твоих снах? Ты уверен, что это она? – Да, ваша королева, – сказал Морган. – Но прошло уже некоторое время с тех пор, как это случилось в последний раз. Танахайа задумчиво покачала головой. – Ликимейя не королева – она Са’онсера, титул куда более редкий и благородный, но я не стану сейчас пускаться в объяснения. Скорее расскажи мне, что она тебе говорила. Морган поведал Танахайе все, что сумел вспомнить, но сны и слова Ликимейи были странными и сбивающими с толку, даже когда он услышал их в первый раз, и большая часть выветрилась из его памяти. Когда Морган закончил рассказ, Танахайа долго молчала. – Эти тайны мне недоступны, – наконец заявила она. – С ними придется подождать до тех пор, пока я смогу поговорить с более мудрыми, чем я. – Она издала тихий мелодичный звук, возможно, вздохнула. – Но мне становится очевидно, что ты имеешь огромное значение в этой истории, Морган. Ты слышал слова спящей Са’онсеры, видел Туманную долину, встретил ее чудовищного стража и выжил – практически ни с одним представителем нашего народа такого не случалось. Течение судьбы занесло тебя в такие места, где смертные бывали очень редко или не бывали никогда. И я верю, что ты – как и твой дед – должен сыграть какую-то роль в делах моего народа, но какую – мне пока неизвестно. – Какую-то роль в чем? – Какое бы сильное впечатление ни произвели на Моргана слова Танахайи о его исключительности, они едва ли могли прогнать его растущую тоску по дому. – В части бесконечного сражения, которое никогда не кончается, – ответила она. – В войне между зида’я и хикеда’я – ситхи и норнами, как вы нас называете. Потому что это и твое сражение. Слишком часто смертные расстраивали планы хикеда’я. И они хотят уничтожить твой народ еще сильнее, чем мой. Из чего следует, что у вас нет выбора – вы должны быть готовы присоединиться к сражению. – О какой войне ты говоришь? Я тебя не понимаю. – Конечно, не понимаешь. Как ты можешь? Но тебе необходимо знать легенды, принц Морган, в особенности если ты однажды станешь править другими смертными. И, если мой народ все еще будет здесь, когда придет твое время, ты должен нас понимать. А если мы уйдем, тебе придется учиться на наших ошибках. Морган лишь махнул рукой, сдаваясь. Он знал: когда те, что были старше, собирались ему что-то рассказать, они это обязательно делали, и их не волновало, хочет он их слушать или нет. – Значит, ты собираешься не только научить меня, как строить лодку, но и преподать пару уроков истории? Танахайа улыбнулась, и печаль ее улыбки показалась ему знакомой. На лице его отца часто появлялось такое же выражение в последний год его жизни, когда он уходил от семьи, чтобы вернуться к занятиям, отнимавшим почти все его время. – Боюсь, я должна, – ответила Танахайа. – И, как я уже говорила, именно так я смогу сохранить мастера Имано в своем сердце – и, быть может, в твоем, пусть ты и не будешь об этом знать. Морган вздохнул. – Тогда продолжай. – До того как ты увидишь Да’ай Чикизу, куда мы направляемся, – начала она, – ты должен узнать, как мой народ пришел в эти земли изгнания. Потому что наше путешествие началось очень далеко, в совершенно другой земле – Вениха До’сэ, Потерянном Саду. Если мой народ и существовал до Сада, память об этом утрачена, не осталось ни письменных свидетельств, ни легенд. Даже старейшие из кейда’я не помнят времена до Сада. – Кей-дай-я? – Он смотрел, как зеленушка прыгала с ветки на ветку и пожалел, что он не птица и у него нет возможности просто вернуться на деревья. Там жизнь была намного проще. Он почти ею наслаждался. – Да, кейда’я, так мы называли себя в те дни. Это означает «Дети ведьминого дерева». В Саду, в Звездной долине, рядом с великим Морем Мечты, ведьмины деревья были центром нашего мира. Сначала они росли произвольно на склонах гор, но в самые ранние дни, что мы помним, нам удавалось собирать семена и выращивать их для себя; ухаживать за ними и придавать нужную форму, и использовать не только само дерево, но и кору, плоды и листья. Мы строили дома вокруг этих садов – и так вырос наш первый город, Тзо – «Звезда», потому что по ночам их свет был подобен сиянию созвездий на небе. Мы также научились выращивать хлебные злаки и фрукты, чтобы кормить население, которое постепенно увеличивалось.