ЯПОНСКАЯ ИМПЕРИЯ. СЕВЕР КОРЕЙСКОГО ПОЛУОСТРОВА. 30 октября 1921 года. Андрей жадно грел озябшие ладони о бока видавшей виды серебряной чашки. Кружка была мята в многочисленных боях и походах, не раз испытывала на себе как перипетии жизни, так и попытки её, чашки, эту жизнь исправить. Во всяком случае, некогда сверкающий и правильный сосуд из благородного металла, давно уже потерял и форму и стать, лишь благородство серебра все ещё сверкала сквозь копоть и грязь сражений. Конечно, денщик Никодим всячески грозился привести любимую чашку своего начальства в потребное состояние, но всякий раз ущерб от очередного похода превышал всяческие его возможности. Впрочем, чашка до сих пор не прохудилась, а значит, свои ключевые функции — поить своего хозяина кофе, чаем, или, хотя бы кипяточком, она исполняла исправно. А что ещё нужно офицеру на фронте? Капитан Романов вдохнул непривычный аромат, доносящийся из чашки и, с сомнением, посмотрел на её содержимое. — Никодим! — Тут я, Ваше Высочество! Денщик вытянулся в дверях блиндажа. Андрей поморщился раздраженно. — Что ты опять тепло выпускаешь, болван ты эдакий?! Дверь закрой! — Виноват-с, Ваше Высочество, не извольте серчать, сейчас всё будет в самом наилучшем виде! Никодим живенько проскользнул внутрь, поставил на место наспех сколоченную «дверь» и тут же занавесил проём сшитыми в единое полотно волчьими шкурами, из числа тех, что Князь Императорской Крови самолично раздобыл на охоте в горах Афганистана. Дождавшись завершения манипуляций, Андрей строго посмотрел на денщика. — Признавайся, проходимец ты эдакий, ты куда чай подевал и что это за дрянь в чашке?! Никодим вытянулся и доложил: — Не извольте беспокоиться, Ваше Высочество! Кофий ваш, и чай ваш, всё на месте! А это не дрянь, как вы изволили выразиться, а местные лекарственные сборы для укрепления организма! Посоветовали мне тут давеча местного известного знахаря, так вот я и… Андрей сокрушенно покачал головой. — Да, ты, братец, точно белены объелся! Кто ж на вражеской территории покупает не пойми какие травки и поит ими Князя Императорской Крови? Совсем с ума сошел? А если бы я, к примеру, отравился? Или тебе нужно расследование по делу о покушении на жизнь члена Императорской Фамилии? Тот захлопал глазами. — Дык… Я ж сам давеча пил, и ничё, живой… Тут в дверь постучали. — Да! На пороге возник дежурный офицер. — Ваше Высочество, прошу простить, тут прибыл какой-то военный корреспондент. Документы проверили, вроде всё в порядке. Вещи его и револьвер оставили в дежурке. При нём оружия нет. Капитан Романов нахмурился. Вот час от часу не легче. Зачем ему тут корреспондент? Тем более сейчас? — Чего хочет? Офицер козырнул. — Хочет представиться по случаю прибытия к новому месту службы и обсудить дальнейшую его деятельность в батальоне. М-да, не было печали. Опять в вышестоящих штабах маются дурью от безделья. Но, деваться некуда, раз прислали, надо хотя бы принять. А там видно будет, как от сего «подарка» избавиться поскорее. — Ладно, Яковлев, черт с ним, зови. Офицер козырнул и исчез за дверью. Капитан несколько секунд молча дырявил взглядом своего денщика, пытаясь вспомнить, на чём он собственно остановился, распекая того, но вспомнить не успел — в дверь вновь постучали. Появившийся молодой подпоручик вытянулся и отрекомендовался: — Ваше Высочество! Честь имею представиться по случаю прибытия к новому месту службы! Подпоручик Норкин, честь имею! Андрей цепким взглядом оглядел прибывшего. Вроде молодо-зелено, но нет. Нашивка за ранение. Два солдатских Георгия на груди. Значит воевал и в офицеры попал уже после Великой войны. Знак Мариупольского военного училища. Стало быть, окончил факультет военной журналистики. А в Мариуполе готовили отнюдь не просто пропагандистов-агитаторов, там именно что военная журналистика со всеми вытекающими. Там всё серьёзно. Эти, мягко улыбаясь, душу вынут незаметно. А потом книгу о тебе напишут. И хорошо, если только книгу. — Подпоручик, позволю себя осведомиться, какими судьбами вы в наших краях и почему именно в наших? Тот вытянулся ещё больше. — В связи с началом войны, наш курс, как прошедший две трети учебной программы, прошел полевые испытания и был выпущен досрочно по ускоренной программе. По прибытию на Дальний Восток в Штабе получил право выбора места службы. С замиранием сердца и внутренним восторгом в качестве дальнейшего места службы мной был выбран ваш легендарный Лейб-Гвардии Кавалергардский Его Всесвятейшества и Величия бронетанковый полк! В штабе полка меня приписали к вашему батальону! Комбат капитан Романов хмуро оглядел прибывшего. — Вот скажи, подпоручик, что мы тебе плохого сделали, а? Или ты считаешь, что мы рады видеть писаку в своих рядах? Зачем ты мне здесь? Езжай обратно в свой Штаб… * * * ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КВАРТИРА ИХ ВЕЛИЧЕСТВ. 29 октября 1921 года. Нельзя сказать, что из-за двери квартиры Их Величеств не доносились никакие звуки. Начальник Службы Безопасности Дворца генерал Климович тихо прикрыл за собой дверь внешнего периметра. Пришлось сегодня посты охранения отвести на лишние пять-десять метров дальше от квартиры, оставляя между охраной и Особами лишние закрытие двери. Конечно, шептаться при Дворе будут всё равно, но нечего зря искушать подчиненных. Охрана усилена и внутри дворца и снаружи. А звуки, ну, что звуки? Завидовать Государям следует молча. * * * ЯПОНСКАЯ ИМПЕРИЯ. СЕВЕР КОРЕЙСКОГО ПОЛУОСТРОВА. 30 октября 1921 года. Норкин резкими движениями оправил форму и с вызовом посмотрел на Великого Князя. — Смею заметить, Ваше Высочество, что я такой же ветеран, как и подчиненные вам солдаты и офицеры. Труса не праздновал и пулям не кланялся. Служу там, куда направило меня наше святое Отечество, служу верой и правдой, и я никому не позволю унижать то поприще, которое избрала для меня судьба. Андрей хмыкнул про себя. Ершист этот Норкин. Но, явно не рохля и не маменькин сынок. Вслух же спросил: — Ну, так и зачем ты мне здесь нужен? Норкин упрямо смотрел на начальство, отвечал коротко и сухо. — Ваше Высочество, как часто гримасы войны и прихоти штабного начальства оставляют истинных героев без славы. Как часто общество не знает о свершениях лучших сынов Отечества. Факультет военной журналистики для того и создавался, чтобы наладить связь между боевыми подразделениями и гражданским обществом, чтобы показать высокий дух наших солдат, чтобы подвиг их не был забыт, чтобы не утонул он в канцелярских отписках, чтобы каждый рядовой Иван Иванов был записан в Скрижалях Истории этой войны, чтобы дети и молодежь гордились нашими настоящими, народными героями. Ведь их множество великое, и позор нам всем, что толком и не знает о них никто. Князь Императорской Крови вновь хмыкнул про себя. Да, язык у этого Норкина подвешен хорошо. Но не нужно его слишком уж расслаблять. Нужно посмотреть на него в деле. И тогда уж решать. — Ладно, подпоручик Норкин, вольно. Тут у нас не плац и не штаб. Прекращайте тянуться. Посмотрим на тебя в поле. Никодим, организуй нам с подпоручиком чайку. Но только чайку, а не этой твоей дряни, разговор о которой мы ещё не окончили! Капитан Романов последнее прокричал в сторону закрытой денщиком двери. Разумеется, уже закрытой с той стороны. — Величать-то вас как, подпоручик Норкин? Раз уж вы свалились на мою больную голову, потрудитесь рассказать о себе. Можно сидеть. — Благодарю вас, Ваше Высочество. Норкин Борис Ильич, бывший студент Московского университета. С началом Великой войны записался вольноопределяющимся в 16-й стрелковый полк полковника барона Августина Клеменьевича де Боде. Затем, после окончания курсов унтер-офицеров, был зачислен в штат полка. Воевал на Юго-Западном и Румынском фронтах, затем принимал участие в битве за Проливы. Был ранен. Награжден двумя Георгиевскими крестами. После завершения Битвы за Ромею, был направлен в Мариуполь в военное училище. Имею военно-учетную специальность «военная журналистика». Ну, собственно, вроде и всё. Обыкновенная биография для нашего времени. — Женаты? — Никак нет, Ваше Высочество. — Дама сердца есть? — Нет, Ваше Высочество. — Вы же в курсе, что жениться вы можете только с разрешения офицерского собрания полка и благословения командира? И что кандидатуру вашей невесты будут изучать очень внимательно? Тот кивнул. — Разумеется, Ваше Высочество, мне это известно. Это довольно старые правила. — Вот именно. Я это к тому, что, несмотря на то, что у нас тут всяческие реформы и преобразования, дух и буква чести полка и офицерского товарищества остаются неизменными при любых обстоятельствах. Это Лейб-Гвардия, милостивый государь. — Я это понимаю, Ваше Высочество.