У агента хватило здравого смысла побледнеть от моих слов. Он работал с организованной преступностью достаточно долго, чтобы знать, что слухи о том, что гангстеры были хорошими друзьями, просто не соответствовали действительности. Теперь агент Стивен Кавински принадлежал мне. И он знал это. — Роман, дай этому человеку немного денег на рогалик, — проинструктировал я в окно. — Мы у него в долгу. Роман жестоко рассмеялся, хлопнул агента по спине и протянул ему деньги. Агент ФБР едва отреагировал, сжимая деньги в руке, а затем исчез в толпе людей. Мой телефон зазвонил на обратном пути в поместье. — Константин Тарханов, — ответил я. — Все сделано, дядя Костя. Наташа. Она имела в виду только одну вещь. — Все приветствуют новую Королеву России. Ее смех был высоким и пронзительным, девичьим и ужасающим. Я мог представить себе ее судьбу, представить себе империю, которую она вырежет из костей своего отца. Наташа станет Паханом, какого мир никогда не видел, и наследие, которое она оставит после себя, навсегда изменит мир мафии и преступников. — Передай Коле, как сильно я его люблю, — сказала она. — Я буду ждать его, — она повесила трубку. *** — Мама вернулась? Я оторвал взгляд от своего стола и увидел своего сына, стоящего в дверях. Он был одет в пижаму, волосы торчали в странных местах. У его ног стояла Бабушка — в последнее время она была особенно привязана к нему, будто знала, что он скучает по матери. Мое сердце болело, но я сказал ему правду. — Нет, мой мальчик. Еще нет. Лицо Нико вытянулось. Если бы не мой сын, я бы давно поддался беспокойству. Николай удерживал меня на Земле и не давал слишком сильно беспокоиться о его матери. В конце концов, если бы у него испортились зубы из-за того, что я не заставлял его чистить зубы, или не есть все овощи и заболеть цингой, Елена оторвала бы мне голову. Забота о сыне единственный способ, которым я чувствовал, что я также забочусь о своей жене, даже если она на вражеской территории. — Ты не можешь уснуть? Он покачал головой. — Хочешь посидеть со мной? Нико вскарабкался ко мне на колени. Он раскраснелся и вспотел от того, что его завернули в одеяло. Я прижал его к груди, целуя в лоб. Мой мальчик, подумал я, ощущая, как гордость сжимает мою грудь. Мой сын. Бабушка запрыгнула на стол, устраиваясь поудобнее над моей клавиатурой. — Я скучаю по маме, — проворчал он. — Я тоже, приятель. — Когда она вернется? Я пропустил мимо ушей его неправильную грамматику. — Она окажется дома раньше, чем ты это поймешь. Я обещаю. Нико глубоко вздохнул, еще крепче прижимаясь к моим рукам. Я погладил его по спине. — Хочешь, чтобы я уложил тебя в постель? Он покачал головой, пробормотав: — Останусь здесь. — Хорошо, ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Мой сын заснул у меня на руках, тихо посапывая в такт вздымающейся и опускающейся моей груди. Именно эти моменты я старался запомнить, дорожа этим. Возможно, я не кормил его грудью, когда он был младенцем, но у меня были эти всплески времени, когда гул моего сердцебиения был колыбельной, успокаивая его, когда он засыпал. Я прекратил работать, решив спокойно посидеть со своим сыном. На моем экране появилась статья. РУССКИЕ ГАНГСТЕРЫ ГИБНУТ В МАССОВЫХ УБИЙСТВАХ. Это был жестокий и кровавый ритуал, достойный благословения королевы. Судя по деталям, обнародованным с места преступления, жертвы были заперты вместе. Мои братья умерли от укусов пауков, но отец Наташи... его кожа была содрана с плоти опытной рукой. Он умер от боли и потери крови. Подходящий конец, подумал я, когда впервые прочитал подробности. Шрамы, которые он оставил мне, горели от воспоминаний детства. Поступок Наташи заставил меня пожалеть, что я не оттянул смерть отца еще немного. Он заслуживал худшего, чем получил. Но сейчас это не имело для меня значения. Я Пахан, король, и у меня были жена и сын, которые любили меня. Мои собственные родители медленно растворялись в тумане ностальгии. Зачем тратить на них драгоценные мысли, когда мне было о чем подумать, о гораздо лучшем? Я щелкнул по статье, стараясь не потревожить Николая. Однажды он совершит ужасные поступки, которые приведут к статьям, спискам «разыскиваемых» и боли. Но сейчас он ребенок, беззащитный и спящий. Он ребёнок, скучающий по своей матери. Я бы защитил эти годы невинности. Не важно, что мне пришлось бы предпринять. 33 Елена Тарханова Я уставилась на потолок. Там было 1972 точки, 11 пятен и 3,5 трещины. Вместо того чтобы лечь спать, я снова и снова считала отметки на потолке, пока мой быстро развивающийся разум не онемел настолько, что я могла почувствовать некоторое подобие расслабления. Я ненавидела это место. Ненавидела бетонные стены, жесткие матрасы и странные звуки. Я тосковала по окнам, книгам и объятиям мужа, обнимающего меня. Татьяна и ее организация нашли несколько забытых бункеров времен холодной войны, в которых можно спрятаться. У них уже имелись кровати и консервы, что делало их идеальным местом для укрытия большой группы людей; хотя правительство, вероятно, не знало, что в них будет находиться злобный преступник, а не гражданские лица, опасающиеся ядерного удара. Мой план наткнулся на несколько препятствий. Татьяна и ее люди пока ни в малейшей степени мне не доверяли. Они прекращали свои разговоры, когда я входила в комнату, и скрывали от меня информацию с помощью кодовых слов. Я притворялась, что ничего не замечаю, вместо этого принималась за работу, которую мне поручила Татьяна: исследование. Учитывая все обстоятельства, мне нравилось быть окружённой информацией и классифицировать ее. Нравилось узнавать что-то новое и чем-то заниматься. Даже если мое исследование, технически, помогало Татьяне создавать проблемы. Это было хорошим отвлечением от мыслей о сыне. С того дня, как у него забилось сердце, мы с Николаем никогда не расставались; не было ни одного дня, когда бы мы не разговаривали или не обнимались. Ходить без него, когда он держал меня за бедра или за лодыжки было странно, будто я лишилась руки или ноги. Если бы я думала об этом слишком много, я бы рухнула. Мне пришлось напомнить себе об этом. Это ради него. Я даже написала эти три слова над своей тазовой костью, поэтому каждый раз, смотря в зеркало или на свой живот, я была вынуждена смотреть правде в глаза: это ради него, это ради него. Часы пробили 6 утра, и я начала свой день. Завтрак проходил в небольшом кафетерии, столовые приборы были пластиковыми. Я сидела одна, довольная тем, что люди Татьяны меня игнорируют. Я наблюдала за ними, изучая их, как насекомых под микроскопом. Я была удивлена тем, как мало было женщин. Конечно, вокруг было несколько дам, но в этом месте преобладали мужчины. Татьяна не была такой прогрессивной, какой считала себя. Один из ее лакеев нашел меня между тарелками с мюсли.