– Это Глэйда. Она у меня и за портниху, и за повара, и за горничную… – И за сиделку, когда эта старая карга набегается, натрудит свою ногу и упадет без сил. Вот тогда и начинается: «Глэйда, сделай припарку. Глэйда, принеси мне чаю!» – разворчалась прислужница, снимая вымазанный в саже передник. Я, может, и удивилась бы, если б еще во дворе не уяснила одну простую истину – леди Крианна была очень своеобразной королевой. Ничего подобного до нее королевский двор Ярвелла не видел многие десятки, а то и сотни лет. – Она придуривается, – неожиданно ласково произнесла ее величество. – Мы с Глэйдой последние двадцать лет – не разлей вода. Можно даже назвать нас подругами. – Только одна подруга сидит на троне и срет в золотой горшок, а другая этот горшок выносит. Ну, что встали? Садитесь давайте, сосиски сами себя не съедят. Несмотря на обещание немногим большего, чем жареные яйца и свиные сосиски, кухонный стол, накрытый слишком уж вычурной ажурной скатертью, едва не ломился от разнообразной снеди. Тут был только что испеченный ржаной хлеб с хрустящей корочкой. В большой фарфоровой бульоннице дымилась ароматная похлебка с лесными грибами и травами. Толстыми ломтями был нарезан деревенский сыр, политый прозрачным медом. А на сладкое нас ожидали самые настоящие шиколоне – пирожные из шоколадных коржей с шоколадным же кремом, пропитанные таким количеством патоки, что зубы сводит от сладости. Мы уселись за стол, и хотя в голове продолжали тесниться вопросы, я начала набивать рот горячими булочками и сосисками. Несмотря на простоту рецептов, это было поистине королевское разнообразие. – Хде Ижвель? – пробурчала я с набитым ртом. – В библиотеке, наверное. Увидишь ее после завтрака, – отмахнулся Атос. – Как ты… «Выжил», – хотела спросить я, но королева бросила на меня выразительный взгляд. – Когда я пищу принимаю, язык я в клетку запираю! Разве в ваших токанах не учат есть без болтовни? Я замолчала. У меня еще будет время узнать об Атосе, Алайле, этой загадочной Секире, а сейчас можно было просто наслаждаться стряпней Глэйды. Слэйто, похоже, тоже восторгался завтраком. Учитывая, что все последние недели для того, чтобы маг поел, мне приходилось ему чуть ли не ложку в руку вкладывать, видеть, как он с аппетитом уминает хлеб и мясо, было радостно. Слэйто искоса посматривал на Атоса и с каким-то остервенением вгрызался в сосиски. Крайниец же с довольной улыбкой наблюдал за мной. Как жаль, что это была не восторженная улыбка из разряда «Какое счастье узнать, что ты жива». Ему кто-то рассказал обо мне, предупредил, что я иду. Разве что Извель, узнавшая об этом от Мамы-Ока? Но, Войя подери, это было нечестно. Атос уже успел обрадоваться и пережить все эмоции, меня же лихорадило от радостного возбуждения. Мы снова не были равны – теперь уже в счастье. Что за злая судьба не могла уравнять нас хотя бы на миг этой встречи? Я быстро заглотила шиколоне целиком, даже не почувствовав вкуса шоколада, и вытерла рот полотняной салфеткой, подложенной мне под тарелку заботливой Глэйдой. – Все! Я поела! И я хочу знать все! С того самого момента, как мы попрощались в Сиазовой лощине. Атос застыл, так и не донеся кусок хлеба до рта. – Тогда тебе придется отложить встречу с Извель, ведь история выйдет не из коротких, – ответил он. – Как-нибудь переживу. – Я нахмурилась. – Видеться с ней мне не к спеху. Ведь я не думала, что Извель мертва, и не оплакивала ее два проклятых года. – Что ж. – Атос поднялся из-за стола. – Пойдем прогуляемся вдвоем. Я не хочу делиться этим рассказом с кем-то, кроме тебя. Последние слова предназначались Слэйто, который приподнялся над стулом, чтобы последовать за нами, да так и оцепенел. – Ничего… – пробормотала я. – Пообщайся пока с Королевой, Слэйто. Это и вправду очень личное. – Ну разумеется, – холодно произнес маг и уселся обратно. Имя третье: Алайла Мы с Атосом покинули кухню через другую дверь и спустились по пологому крутому коридору в сад, который располагался во внутреннем дворе крепости. Как и сам дворец, сад был заброшен и неухожен, но, в отличие от замка, ему это придавало шарма. Громадные клумбы заросли буроцветом. Декоративные сосенки, которые не подстригали вот уже много лет, топорщили ветви, будто мохнатые лапы. Дорожки, когда-то посыпанные белым песком, что угадывалось по их контуру, теперь заросли местами выгоревшей, местами вытоптанной травой. И над всем этим буйством природы возвышались огромные столетние ели. Я запрокинула голову, рассматривая солнце, запутавшееся в их ветвях. – С чего бы начать… – растерянно сказал Атос. – С извинений, – неожиданно для себя самой ответила я. – Прости, что оставила тебя в лощине. Что не приложила чуть больше усилий, чтобы спасти тебя. И хотя, похоже, я все-таки сделала верный выбор, но он дался мне непросто и стал причиной многих бессонных ночей. – Думаю, извиняться должен я, – медленно произнес Атос. – Мне всегда твердили: «Слушай свое сердце!», но тот единственный раз, когда я пошел у него на поводу, едва не стоил мне жизни. Я не поверил тебе, оттолкнул тебя и вляпался в дерьмо небывалых размеров. Казалось, я должна была испытывать чуть больше радости. Вот он, тот волшебный миг, знакомый любой женщине, когда можно воскликнуть в одно слово: «Я-же-тебе-говорила!». Но, увы, не почувствовала почти ничего. Атос взглянул на меня из-под взлохмаченной челки, как делал раньше, явно ожидая ответа. – Твои слова много значили для меня. – Я старалась говорить так, чтобы не обидеть друга. – Но они были бы ценны именно тогда, в Сиазовой лощине, когда ты был Волком, а я – Лисенком. А сейчас я и сама не знаю, кто я. Но рада, что мы с тобой сошлись во мнении, что Алайла была сукой. Атос поморщился от грубости, и все те злость и обида, которые копились у меня внутри под толстым слоем чувства вины, наконец прорвались наружу, подобно извержению огромного вулкана. – Слово «сука» тебе не понравилось? Серьезно? Ты что, намерен защищать эту дрянь даже после того, как она уничтожила целый регион на севере? Заразила магией и прикончила всех, кроме нас двоих? – Нет. Алайла – чудовище… То есть была чудовищем. Но то, что с ней случилось, о боги, я бы не пожелал этого даже заклятому врагу. Не говоря уж о женщине, которую, как мне казалось, я любил. Мы остановились у девятикора. Высокий разросшийся куст нависал даже над Атосом, а его крупные белые плоды-шарики покачивались над нами, словно гигантские ягоды омелы. Атос рассеянно сорвал пригоршню шаров и стал, отрывая их от кисти, бросать на дорожку. – Давай по порядку. – Я сжала виски. – По порядку. Вот я убегаю, только пятки сверкают. Что потом? – Потом возвращается Крамер. Его лошадь загнана, сам он напуган. С ним приехала пара солдат, разве что портки не обмочивших, в таком они были ужасе. Крамер много о себе думал, но я этой уверенности не разделял. Это он мнил себя стратегом и главой легиона, однако Алайла вертела им так же, как и мной. Когда мы с тобой уезжали из легиона, я думал, что Крамер не достоин быть ее мужем. И вот в конце концов он получил ровно то, чего заслуживал. Алайла пришла в себя после боя с тобой, но стала заговариваться. Будто общалась с кем-то, кого никто не видел. Просила собеседника унять его голод. Эти разговоры напугали Крамера еще сильнее. Настолько, что он попытался сбежать из лагеря. Вот тогда-то все и началось. Я… Ох, каким же я был идиотом, – Атос проговорил это с чувством, словно смакуя собственную никчемность. Каждое слово он произносил с наслаждением. До этой минуты мне казалось, что я единственная, кто медленно, день за днем изводил себя чувством неуемной вины. Но оказывается, где-то на другом конце Королевства жил Атос, который упивался своей никчемностью с ничуть не меньшей страстью. В руке у крайнийца осталось всего три шарика девятикора. Он посмотрел на них и с ожесточением сжал кулак, только сок в стороны брызнул. – Она убила Крамера очень быстро. Кинулась ему на спину и кинжалом пропорола горло от уха до уха. Он упал и почти сразу же затих, но Алайла не спешила отходить: стояла над ним, как дикий зверь, выгнув спину, и урчала совсем по-звериному. Я же просто застыл, как остолоп. Помнится, я думал, что это все дурной сон. Ты мне рассказывала про свои кошмары, вот и я решил, что провалился в один из таких. Затем Алайла завизжала и попыталась снять с груди цепочку, но вела себя, будто марионетка, не властная над своими руками. Вроде бы и дергает цепочку, а жест, чтобы снять через голову, не выходит. На ее шее что-то висело, но я стоял слишком далеко, чтобы разглядеть, что именно. Это было похоже на ключ, тот самый, про который ты мне рассказывала. Я метнулся к ней, но… Атос судорожно сглотнул, затем глубоко вздохнул и отер взмокший лоб. Думаю, даже спустя столько времени это были тяжелые воспоминания. Между тем крайниец продолжил: – Первая волна лишила весь мир звуков. То, что было на шее Алайлы, испустило мощный удар, я еле на ногах устоял. А ее саму выгнуло дугой так, что, стоя на цыпочках, она макушкой касалась земли. И рот Алайлы распахнулся в крике, но я не слышал ни звука. Я попытался заорать сам, но и себя не услышал. Вторая волна убила все цвета, мир посерел. Вот я смотрю на Алайлу, на ее развевающиеся черные волосы, еще миг, и я не могу отличить их цвет от цвета неба или травы. Все поблекло, истончилось, стало словно нарисованным золой на пергаменте. От удара второй волны я рухнул на колени. Я пытался приблизиться к Алайле, но какая-то невидимая сила не подпускала меня ближе. Третья волна началась вокруг нас. Будь я чуть дальше от Алайлы, сейчас бы с тобой не говорил, Лис. Но вокруг нее возникло око шторма, маленькое пространство спокойствия. Нас там оказалось четверо: я, Алайла, тело Крамера да какой-то безымянный солдат. Как только парень смог подняться на ноги, сразу кинулся прочь. Но стоило ему сделать пару шагов, как его растворило… Я, Войя подери, не могу подобрать другого слова. Будто в самом воздухе было нечто, превратившее его в пыль. Я до сих пор иногда вспоминаю его удивленное лицо. На одной половине застыл широко раскрытый зеленый глаз, а другая рассыпается в красноватый песок. И все, кто был вокруг, растворялись тоже. Все, что осталось от Алой Розы, обратилось красной пылью. Смерть – неблагодарный садовник. Розовый сад скосили под корень. – И Атос снова замолчал. Это была не драматическая пауза, как у бывалых рассказчиков. Я видела, что внутри моего друга все еще бушует тот ураган, что превратил людей в песок. И если тот безымянный солдат рассыпался мгновенно, то сам Атос медленно повторял ту же судьбу – воспоминания крошили его изнутри. – В конце концов рот у нее почти разорвался, – с трудом выдавил из себя Атос. Я вздрогнула. День был солнечный, но мы будто стояли там, в серой и беззвучной Сиазовой лощине. – Что, прости? – Она беззвучно кричала так сильно, что рот у нее разорвался. Кожа на щеках лопнула, и нижняя челюсть почти упала на шею. Она посмотрела на меня и попыталась что-то сказать. Я до сих пор уверяю себя, что это было «прости» или «я не хотела». Но в глубине души знаю – она говорила: «Почему ты еще жив?». В кустах пронзительно крикнула птица. Я подскочила, рука заученно метнулась к эфесу меча. Убедившись, что из озаренных солнцем кустов ко мне не подкрадывается призрак прошлого с разорванным ртом, я попыталась унять дрожь в коленях. – Значит, такой и была ее смерть? – спросила я. Тело больше не трясло, а вот голос все еще подрагивал. – Не совсем. Когда Алайла произнесла эти слова, вокруг нас вдруг начали открываться двери. – Прости. Я с ума схожу или… – Или мы сходим вместе, Лис. Вокруг меня и Алайлы начали появляться двери. Самые разные: деревянные и каменные, обитые железом и тростниковые, большие и маленькие. Сверху и снизу, со всех сторон одновременно. Ты должна понять, я уже чувствовал себя трупом, и двери показались мне логичным предсмертным бредом. Говорят, последователи Церкви Прощения идут после смерти по длинному коридору навстречу свету. Вот я и подумал, что безбожники вроде меня видят кучу дверей. Мы нервно захихикали. Атос продолжил: – Все двери были заперты, но те, что возникли ближе всего к Алайле… Их будто сквозняк тревожил. Они слегка подрагивали. Одна огромная каменная дверь выглядела старше всего на свете, словно осколок гор Хаурака или чья-то древняя могила. Другая тоже была старой, но яркой и расписанной знакомыми узорами – может быть, ока или народов Симма. Я услышал рык из-за каменной двери, там что-то таилось и выжидало. Но оно явно собиралось выйти. Алайла тоже это чувствовала. В эти последние мгновения, когда я следил за ней, ее глаза наполнились ужасом. Она, кажется, сообразила, что впервые в жизни ее идеальная задумка пошла не по плану. И в этот миг дверь с треском отворилась. Я не успел разглядеть того, что накинулось на Алайлу. Это существо было слишком быстрым. Оно, или же «это», если та штука не принадлежала миру живых, схватило Алайлу и ринулось в открывшуюся узорчатую дверь. Оно ушло, даже не заметив меня. И будь я проклят, если не возношу за это благодарности всем богам, до которых долетают мои молитвы. И теперь, Лис. Самая интересная часть, верно? Как я выжил. – Не льсти себе, – подначила я его. – Мне это совсем-совсем не интересно. – А стоило бы проявить немного любопытства, ведь именно тогда я и встретил его. – Его? – Я недоуменно подняла брови. – Его, – произнес Атос с каким-то неизъяснимым трепетом. – Среброволосого принца в багряном плаще. Меня как ледяной водой окатило. Есть истории, которые следует погребать в завалах памяти и никогда не пытаться раскопать и оживить. В моей жизни был всего один Принц, и я была абсолютно уверена, что наши пути никогда не пересекутся. А учитывая, что мой юный лорд тоже обладал серебряными волосами… Впрочем, Атос заметил мое замешательство и понял его абсолютно верно: – Прости, Лис! Я не забывал твою историю, да и это имя дал ему вовсе не я. И, Идас мне свидетель, этот парень вряд ли твой богатенький южанин. – С этими словами он схватил мою руку и сжал ее. Атос даже попытался поднести ее к губам, но, видимо, сам счел, что выглядит глупо, и просто стиснул мои пальцы. Я растроганно улыбнулась. – А ты стал мягче. Уже совсем не дикий и колючий крайниец. – Это вряд ли моя заслуга. Я извлек уроки из нашего с тобой прошлого и постарался не быть такой занозой в заднице для нее, – проговорил Атос, отпуская мою ладонь. – Вернемся к принцу – если ты не против, чтобы я так его называл. Я покачала головой и двинулась по дорожке – торчать под кустом мне надоело. Хотелось размять ноги, да и просто сбежать из тени, как будто там могли прятаться сумасшедшие женщины, проклятые ключи и таящиеся за каменными дверями чудовища. – Принц возник откуда-то из-за моей спины. Я не сразу разглядел его. Вернее, так: я до сих пор не знаю, что именно видел. У него были короткие серебряные волосы, мальчишеская стрижка, сам он светился так ярко, что я не видел ни черт лица, ни одежды. Спереди сияющий, а сзади – багряный, словно в плаще. Принцем его назвала Извель. Я схватилась за голову.