Мы следим за тобой. Знаем, где ты находишься, в каких комнатах спят твои дети. Ты же не имеешь ни малейшего представления о том, где находимся мы. Поэтому будь добр, не игнорируй наши звонки. Чуть позже, почти в три утра, пришло продолжение. Проблемы со сном? Завтра будет легче. Покой вернется, когда будешь знать, где взять оружие и как именно его использовать. Выполни наше маленькое поручение, и мы позаботимся о том, чтобы твоя прекрасная семья чувствовала себя в безопасности. Чтобы ни с кем из них ничего не случилось. Сделай что положено — и все будет как раньше. Ты тоже считаешь, что дрозд поет лучше всех остальных? Пит достал мобильник и еще раз открыл сообщение. Что нового он хотел вычитать из него на этот раз, пару часов спустя? Или надеялся высмотреть между строк что-то такое, чего не разглядел раньше? Нет. Эти слова значили то, что они значили. Мы тебя видим. Мы все время рядом с тобой. На этот раз речь шла не об использовании его богатого криминального опыта. И даже не о том, чтобы взорвать его семью. Потому что Пит знал, — и им было известно, что он знает, — что ручная граната имеет три уровня предохранения и ее практически невозможно пустить в ход по неосторожности. Во-первых, нужно оттянуть кольцо. Во-вторых — поднять предохранительную скобу. Наконец, выдвинуть вперед рукоятку. Поэтому, даже обнаружив «игрушку» в боковом кармане рюкзака, крайне маловероятно, чтобы Расмус смог самостоятельно ее запустить. Очередной шаг шантажистов — вот что это значило. Последний толчок в спину, после которого жертва упадет на колени и сделает все, что от нее требуется. Или решится принять последствия угрозы. Но они рассуждали и действовали так же, как делал бы это и сам Пит на их месте. И угрожали старыми протоколами, которые хранились в сейфе его полицейского куратора Эрика Вильсона. Эрик? Эта мысль пришла ему в голову впервые. Неужели Эрик прислал эти бумаги, пострашнее любого оружия? Нет. Питу Хоффману не было необходимости ни углубляться в эту мимолетную мысль, ни опровергать ее. Он просто знал, что такого не может быть. Потому что после десяти с лишним лет работы на грани жизни и смерти Эрик оставался одним из двух полицейских, которым Пит доверял. И это следовало понимать буквально — в учреждении с тридцатью тысячами сотрудников остальные двадцать девять тысяч девятьсот девяносто восемь так и не удостоились его доверия. Тем не менее жертва и шантажисты понимали друг друга с полуслова. Они мыслили так же, как он. То же касалось задания, которое они ему поручили. Потому что примерно таким же способом и сам Пит когда-то хотел уничтожить одну из преступных группировок. А именно, применив оружие, которого нет больше ни у кого в криминальном Стокгольме. И произошло это много лет назад, совсем при других обстоятельствах. Тогда он внедрился в один мотоклуб, считавшийся в полицейском управлении одим из самых опасных. Постепенно сделался там своим, как вдруг стал замечать признаки недоверия и подозрительности. Эрик Вильсон был не только его полицейским куратором, но и близким человеком, с которым Пит, помимо информации, делился радостями, печалями и страхами. Хоффман хорошо помнил эту их встречу. Эрик поделился с ним своими соображениями по поводу того, как выжить полицейскому агенту среди бандитов, которые наконец поняли, кто он есть на самом деле. Боже мой. Неужели все это оттуда? За окном все так же заливался дрозд, а на кухонном столе лежала газета с кроссвордом. И только Питу Хоффману вдруг все стало ясно. А именно: выявились истоки ситуации, в которой до сих пор неизвестная криминальная организация угрожала расправиться с его семьей. Так вот почему они выбрали именно его. Они добрались до сейфов с секретными документами, скопировали старые протоколы и прислали ему, чтобы дать понять. Они вдохновились его идеями, записанными в бумагах Эрика Вильсона, чтобы утвердиться на стремительно расширяющемся рынке нелегального оружия. То есть это он сам, агент Пит Хоффман, — кодовое имя Паула, — всему причиной. Это он много лет тому назад подсказал им способ, как легко вывести из игры сильного конкурента и буквально одним движением изменить расстановку сил. Хоффман почти не сомневался, что все понял верно. Тем не менее поднялся и направился к внутренней лестнице, чтобы спуститься в подвал. Там хранились копии, присланные два дня назад в его офис. Пит набрал код на двери сейфа, нащупал на верхней полке связку убористо исписанных бумаг из секретных полицейских папок. Он так и не перечитал их как следует, после того как вскрыл пакет. Смысл послания был ясен и без этого. — Они ходят за мной по пятам, Эрик. Задают вопросы, на которые у меня нет ответов. — Сколько у меня времени? — Счет пошел на дни. Может, на часы. Ты должен вытащить меня отсюда. — Так сразу не получится. — Оба мы знаем, что произойдет, если они меня разоблачат. Они убьют Расмуса. Потом Хюго, Зофию. Последним меня. Именно в такой последовательности — от младшего члена семьи к старшему. Пит прислонился к сейфу и медленно опустился на пол, пролистывая бумаги. — Что, если я не успею? — Ты должен успеть, Эрик. — И все-таки… Твои планы? — Я их уничтожу. Весь чертов мотоклуб — одним ударом. — Я серьезно, что ты думаешь делать? — Слушай, Эрик. Это и есть мой план. Он быстро нашел, что ему нужно. Уголок листка был загнут, как будто отправитель хотел обратить внимание Пита именно на это место. — Значит, так, Эрик. Мне пришлось попотеть в последние дни. Ночами, когда мои насторожившиеся друзья из мотоклуба спали сном праведников, я уезжал в гараж в Альбю, где конструировал самую большую автомобильную бомбу, какие только знала эта страна. Два метра шириной. «Дюнамекса»[4]на нее ушло порядком, но ты знаешь, что добыть его сегодня не проблема. Далее корабельная пластина плюс полсотни коробок болтов М16 — и дело в шляпе. Сейчас, пока мы с тобой здесь беседуем, эта штука ожидает своего часа на грузовике с платформой — из тех, что разъезжают по городу с рекламой стриптиз-клуба. Она спрятана за щитом — лучшего места не придумать. Я арендовал эту машину и припарковал в пятидесяти метрах от их штаб-квартиры. Идиот нашел бы забавным, что я выбрал именно рекламу обнаженки. Я активирую ее, когда захочу. При помощи одной только пентиловой трубки, электрической зажигалки и пары мобильников. Этого будет достаточно, чтобы изрешетить стены, можешь не сомневаться. Я не оставлю никому из них ни малейшего шанса. — То есть ты… о чем ты говоришь? — О том, что, если полиция не может защитить собственных сотрудников, сотрудникам приходится защищаться своими силами. — То есть… Боже мой… Полиция не давала тебе задания конструировать оружие массового уничтожения. Ты хочешь развязать войну, да? Прекрати немедленно! Убери ее, слышишь? — Уберу. Но только после того, как я и моя семья будем в безопасности. После того как ты вызволишь меня отсюда, Эрик. Шесть лет назад. И каждое их слово было записано на диктофон, а потом перенесено на бумагу, в соответствии с инструкциями. — Ты мой лучший агент и продержался больше остальных. Когда ты раньше преступал закон, я закрывал на это глаза. Потому что в наших интересах было, чтобы ты продолжал работать. Но это… Ты зашел слишком далеко. — Убийство пятидесяти человек не входит в мои намерения, Эрик. Я всего лишь должен показать им, что могу это сделать. Если меня к тому вынудят. — Дело не только в том, что ты зашел слишком далеко. Это я позволил тебе слишком многое, по какой-то мне самому непонятной причине. — Непонятно здесь только то, что до меня до этого никто не додумался. Как на самом деле просто изменить расстановку сил. Выбить конкурента. Завоевать территорию. Самая страшная катастрофа для любой банды — узнать, что конкуренты добрались до супероружия, которое до сих пор было только у них одних. Взять тот же мотоклуб — весь криминальный мир в курсе, что они проводят еженедельные сборища по средам, в половине седьмого, в своей штаб-квартире. И не за бронированными стенами — в чертовом оловянном бункере, который я могу разнести на кусочки за какую-нибудь пару секунд. У «Ангелов ада» своя штаб-квартира, у «Саутсайда» своя, но законы-то везде одинаковы. Мы же в Швеции, понимаешь? Я могу позвонить в любой комитет по градостроительству, и они покажут мне все планы и чертежи и дадут сфотографировать, потому что это ведь открытая информация. И там будет все — потолки, ширина стен. Это доступно каждому, Эрик. И мы с тобой, как полицейские, мы просто обязаны проявить к этому интерес. Смотри на это проще. Загляни в новое помещение «Бандитос» и убедись — там нет и намека на пуленепробиваемую защиту. Для этого они слишком ленивы. Тем не менее до сих пор ничего подобного не происходило. Собственно, кому это было нужно? Зачем? Но я тебе говорю, Эрик. Если я захочу развязать войну по-настоящему, я уничтожу их в одиночку. Одним движением руки. Просто установлю свое секретное оружие и заведу будильник. И вот, когда они соберутся там, внутри, наведу прицел при помощи внутренней камеры и воспользуюсь дистанционным управлением. Пит Хоффман хорошо помнил те дни и ту встречу. Вечный панический страх и очистительная сила адреналина. Читать эти протоколы, строчка за строчкой, было все равно что просматривать альбомы со старыми фотографиями. Иногда Пит делал это с Расмусом и Хюго, которые от души смеялись, глядя на молодого папу. Чужак — вот кого сам Пит видел на этих снимках. Очень молодой человек, не имеющий ничего общего с Питом Хоффманом, которым ему, конечно, когда-нибудь предстояло стать. Пит терялся в его присутствии и опускал глаза. Потому что чувствовал, как пристально этот шести-семи-двенадцатилетний незнакомец его разглядывает. И вот эти записи, которые Пит только что вернул на верхнюю полку сейфа, тоже имели отношение совершенно к другому человеку. Но от этой версии самого себя Пит уже не мог отвернуться. Как ни пытался сделать это — она снова и снова силой возвращала его к себе. Шаг за шагом Пит Хоффман пожинал то, что было посеяно агентом Паулой. Он запер сейф, потом дверь в секретную комнату и гардеробную, наконец, в кабинет и подвал. На кухне вскипятил воду в старом, облупившемся чайнике, от которого никак не решались избавиться, потому что купили в день переезда в этот дом. Налил себе большую чашку и добавил растворимый кофе. От усталости Питу хотелось упасть на стену.