— А зачем она нам? — Слава пожал плечами. — Мальчишка к лонже привыкнет, а потом — отвыкать. Куликов давно пассировкой обходится. — У Куликова своя школа, а у меня другая, — сухо отрезал Зайцев. — Чтобы завтра была лонжа… Репетиция началась с разминки, Андрей во все глаза смотрел на манеж, следил, как Руслан делает мостики, шпагаты, ему казалось, что все это происходит в зале, что он всего лишь опоздал и сейчас тоже выбежит на ковер, чтобы повторить эти упражнения. Но ряд кресел, темневший перед носом амфитеатр, поднимавшийся высоко вверх по ту сторону манежа, и холодный взгляд униформиста, и безразличие Славы, словно не замечавшего его, — все напоминало Андрею, что он тут гость, и вместо того чтобы мечтать о манеже, следует подумать, как бы его не удалили из зала. После разминки Руслана стали учить основной позе: сидеть на ногах партнера перед тем, как вылететь вверх на сальто. Ему надо было сидеть прямо, тянуть носки и смотреть не куда-нибудь, а прямо перед собой. Это оказалось почему-то трудно. Руслан заваливался на бок, падал вниз, его ловили, сажали обратно. Требовательный, строгий голос Зайцева выговаривал: — Тяни носки, закрепись, опять развалился, как в кресле. Руслан старательно выполнял все команды, не отвлекался, не шалил, как на секции. — А теперь суплессы, суплессы. Руслан растерянно заморгал глазами, и Зайцев стал растолковывать ему, что суплесс — это тот же мостик, выполнять который следует на ногах партнера. Руслан попытался выполнить суплесс раз, другой, третий. Но это вовсе не просто: ровно уронить голову назад, красиво прогнувшись, лечь на ноги партнера, не заваливаясь ни вправо, ни влево. Репетиция, казалось, и общего ничего не имела с тем легким и быстротечным чудом, которое акробаты показали вчера на представлении. Здесь, как и у спортсменов, была работа, нудная, однообразная. На секции были паузы, смех, игра, а здесь над манежем в воздухе вроде бы витало напряжение. Лицо Зайцева было неизменно строгим, голос сухим и требовательным, разве что, обращаясь к Славе или мальчикам, руководитель не был так бесцеремонен, как с Русланом. Впрочем, может, напряжение рождала ответственность? Что значили соревнования на первенство города с сотней зрителей по сравнению с цирковым представлением?! Когда репетиция перевалила за середину, Слава наконец заметил Андрея и приветливо махнул рукой. Андрей кивнул ему в ответ, перепрыгнув через три ступеньки, бросился к барьеру, но Слава уже лег на тумбу кверху ногами и никого, кроме партнера, видеть уже не мог. И снова нужно было ждать паузы. Артисты повторяли весь номер от начала до конца, по много раз останавливая его в середине. Зайцев находил в исполнении новые и новые недостатки, которые вовсе нельзя было заметить со стороны, казалось, что он выискивает их. Только под конец Андрей понял, что номер идет совсем не так, как вчера на представлении. Сегодня Леня делает почти все трюки, которые вчера были поделены на двоих… — Вот так и будем работать, — сказал наконец Зайцев, обращаясь к Лене, и вытер платком пот со лба. — Завтра на дневном выйдем работать втроем… — Пал Палыч, может, лучше на репетиционный, какой же это номер с одним «верхним»?.. — Я уже договорился с директорам, — твердо сказал Зайцев. — Леня будет с нами не меньше года, а то и отсрочку выхлопочем. Что же нам, целый год сидеть на бобах?.. Андрей горько вздохнул. То, что он хотел спросить у Руслана, выяснилось само собой: Леня идет в армию только через год, значит, и второй мальчишка понадобится циркачам не скоро, и работать-то они тогда будут уже в другом городе… Униформисты сложили и увезли на тележке ковер, на манеж пустили лошадей. Андрей вздохнул и поплелся за кулисы, нашел гардеробную с открыткой. Постоял немного у дверей, глянул внутрь длинной узкой комнаты. На вешалке висели удивительной красоты костюмы, белые, синие, зеленые. Слева вдоль стены шли большие зеркала. Угол занимал черный ящик, на котором по диагонали белыми буквами было написано: «ЗАЙЦЕВЫ — Икарийские игры». — Так, а это кто такой? — строго спросил Зайцев. — Это мой товарищ, — объяснил Руслан. — Сам еще не оформился, уже посторонних водишь. А ну, марш отсюда, — твердая, властная рука выставила Андрея в коридор. Андрей уныло прислонился к стене. Новый, прекрасный, перед носом ускользавший от него мир, мир цирка, то и дело больно колол его самолюбие, быть посторонним здесь было почему-то унизительно и обидно. Дверь легонько приоткрылась, быстро просунув в щелку нос, Руслан прошептал: — Подожди в буфете, я сейчас… Дверь закрылась. В коридор проникал недовольный голос руководителя, он распекал за что-то мальчишек. Андрей вздохнул и отправился искать буфет. Буфет он нашел в коридоре, в двух шагах от гардеробной. В большой светлой комнате стояли столики на железных ножках. На прилавке под стеклом лежали шоколадки, конфеты, пирожки. Андрей купил бутылку «Байкала», присел за стол. — Что же ты в буфет в куртке приходишь? — сделала ему замечание буфетчица. — В следующий раз в гардеробной оставляй. Андрей промолчал, догадавшись, что буфетчица приняла его за своего. И тут в буфете появился Слава в синем тренировочном костюме. Волосы, мокрые после душа, торчали у него во все стороны. — А, старый знакомый, — кивнув Андрею, Слава подсел рядом. — Ну как номер наш, понравился? — Я Руслана жду, — вяло ответил Андрей. Еще вчера он был бы на седьмом небе оттого, что ему выпал случай поговорить со Славой один на один, а теперь… — А что такой грустный? — Можно вам вопрос задать? — вдруг набравшись смелости, спросил Андрей. — Конечно. — А вы ответите? Только честно. — Ну а как же иначе, врать не люблю. — Почему вы меня в цирк не позвали, тогда в зале. Вам же нужен был мальчик, раз вы Руслана взяли. Слава пристально посмотрел на Андрея, виновато улыбнулся, хотел что-то сказать, но в этот момент в буфет ввалился веселый вихрастый парень с болонкой под мышкой. — Икарийцам привет! К вам можно? Слава кивнул, и вопрос остался без ответа. — Вы весь сезон здесь сидеть будете? — спросил парень, присаживаясь к столу. — Теперь даже не знаю, — вздохнув, сказал Слава. — У нас «верхнего» в армию забирают. — Да, у вас, икарийцев, всегда так. Только из мальцов акробатов сделал, номер обкатал — и у разбитого корыта… А это что, смена? Андрей опустил голову. Все почему-то здесь принимали его за будущего артиста. — Да тоже в цирк рвется, — кивнул Слава. — Дело стоящее. Я тоже в цирк пацаном пришел. Кто в манеж одной ногой ступил, цирком на всю жизнь заболеет. Сидеть, Матильда, сидеть, — парень спустил болонку на пол, свернувшись в клубочек, она устроилась под столом. — Это что, новое хобби? — кивнув на болонку, спросил Слава. — Да нет, будущая партнерша. Коверного хочу сделать. Только никто не верит. Пошел к директору, а он мне мозги компостировать: ты, мол, и так человек, воздух работаешь, кассовый номер… Что тебе еще надо? Парень разволновался, покраснел. Андрей смотрел на него и никак не мог понять: в каком же номере он его видел? И вдруг вспомнил: гимнасты в небесно-голубых костюмах, полет под куполом цирка. — А мы вот, Юра, движемся, только не вперед, а назад, — заговорил Слава. — Старик с одним «верхним» работать хочет, лишь бы на репетиционную ставку не садиться… Когда вчера по телевизору Куликовых показывали, я чуть от стыда не сгорел. У них такие трюки! Три двойных сальто в темп! А мы одно двойное за рекордный трюк выдаем, исполняем под барабанную дробь — смешно. — А как твоя заявка? — Заявку-то утвердили, а что толку. Старик не отпускает. Написал в главк, что я незаменим… Я и замену ему предлагал, тут парнишка есть один — Виктор, униформист, по ночам антипод бросает, да старик на принцип встал — нет, и точка… — Вот сатрап, я бы ему на твоем месте устроил… Вон Звягин, когда его шеф не пускал, сперва болел три месяца, потом сачка давил, пока тот не понял… — Нет, такой вариант не для моего характера… — Как знаешь, — Юра, подхватив болонку, исчез. Андрей крутил в руках пустой стакан, ждал, когда Слава расправится с последней сосиской… Ему страшно хотелось услышать ответ на свой вопрос, а Слава почему-то медлил, наверное, не знал, что отвечать. Или ответ был так безнадежен и обиден и циркач гадал теперь, как подсластить пилюлю? — А зачем ему клоуном быть? Воздушный полет куда лучше, — с трудом подбирая слова, лишь бы снова завязать разговор, спросил Андрей. — Это как сказать… Коверный — самый трудный жанр, он и акробат, и дрессировщик, и канатоходец, все таланты в одном лице… Слава помолчал, прикидывая, как объяснить этому серьезному, симпатичному в своей обиде мальчику, почему он не позвал его в цирк. В самом деле — почему? Вроде и сам в тот вечер собирался об этом заговорить, сразу уловил, что мальчишка подойдет, раз решился один без страховки учить перед самыми соревнованиями пируэт — сложнейший трюк, при котором ничего не стоит улететь мимо сетки, попросту не собрать костей. Тут чудился и характер и смелость, не мог же в самом деле такой умный, ершистый парнишка не понимать, чем может кончиться такой полет… В самом деле, почему он не позвал его на пробу прямо на тренировке?… А потом после соревнований подошел к Руслану. Быть может, хотел придержать Андрея для себя? На тот случай, если удастся сделать свой собственный номер. И разрешение из главка чудом пришло на следующий день… Кто знал, что фортуна тут же повернется спиной, что Зайцев, увидев решение сценарной коллегии, тут же напишет в главк, что отпустить его из номера не может. Что же, руководитель в самом деле полагал, что он незаменим, или усмотрел нечто обидное, оскорбительное для себя в том, что сценарий был подан без его ведома… Впрочем, показать его раньше значило убить мечту в зародыше: старик тогда бы помешал и никакого решения не состоялось бы вовсе… Эх, удастся ли кому-нибудь увидеть его номер, выстраданный, выношенный годами: цирк при погашенных огнях бесконечен, как вселенная, по куполу плывут мириады звезд, на манеже — космический корабль, пространство над едва заметной сеткой батута — его кабина, царство невесомости. Космонавты в серебристых костюмах перелетают по кораблю, выполняя эксперименты. В самом замысле нет никакой заданности, нет и традиционного для икарийцев деления на «нижних» и «верхних». «Нижние» лишь на мгновение ложатся на высокие «подушки», чтобы бросить один-два традиционных трюка, а потом наравне с «верхними» взмывают над сеткой, парят от подушки к подушке, словно держась за невидимый лопинг, трапецию… Отточенные, полные свободы, фантазии движения, грация, прежде возможная только в балете, балет в невесомости… Только бы найти второго «нижнего», бывшего «верхнего», из икарийцев, в котором бы жила тоска по полету, еще недавно желанному, а теперь недоступному при жестком делении на традиционные амплуа. Ну а «верхние»? Один… один вот уже есть… Но когда все это станет явью?.. В буфет влетел Руслан. — Андрюха, пошли, Леня нам сейчас свои марки покажет. Взяв сумку, Андрей поднялся из-за стола. — А как же вопрос? — улыбнувшись, напомнил Слава. Андрей пожал плечами. При Руслане вести такой разговор было неудобно. Да и зачем? — Ты завтра свободен? — вдруг спросил Слава. — Когда? — тихо промолвил Андрей, не понимая, к чему этот странный вопрос. — Репетиция у нас завтра в три, а ты приходи в два, я буду в гардеробной… Договорились? 7