Эмма повертела в руках голубую шелковую майку. – Честно говоря, сейчас у меня с ними немного напряженные отношения. – Как же так? Или они не выдерживают вас в двух экземплярах? – Голос Алекс зазвучал приглушенно, и Эмма представила себе, как подруга собирается в школу, причесывается, попутно надкусывая булочку с корицей. Алекс была королевой многозадачности и страшной сладкоежкой. – Ну, у них довольно тесная компания, – объяснила Эмма. – И такая богатая совместная история, что я даже боюсь вникать. Алекс прожевала и проглотила еще один кусок булки. – История – это всего лишь история. Придумай что-нибудь забойное, создавай собственные истории с ними! Может, даже отдельно от Саттон. – Да, может, ты и права, – сказала Эмма, поймав себя на мысли, что ни с кем из подружек Саттон почти не общалась один на один. Внизу залаял Дрейк, и Эмма услышала, как миссис Мерсер шикнула на него. – Слушай, мне надо идти… Я обещала помочь Саттон с домашним заданием до начала уроков. Она попрощалась, пообещав звонить почаще, вышла из гардеробной и упала обратно на кровать. В висках стучало. Ужасно, что приходится врать Алекс. Она вспомнила долгие вечерние посиделки в комнате подруги, как искали они новую музыку на сайте Pandora и предсказывали друг другу будущее. Они вместе вели дневник с лиловыми страницами, по очереди пополняя его свежими новостями каждые несколько дней. Они прятали его в тайнике под кроватью Алекс, где его никто бы никогда не нашел. У них были секреты, которые они скрывали от всего мира, но только не друг от друга – до недавних пор. Эмма села на кровати. Если Тайер хранил письма Саттон, возможно, и она хранила где-то его записки. Но где она могла их прятать? Эмма перегнулась через край кровати и заглянула под оборки покрывала. У стены стояли две обувные коробки, но их она обшарила еще несколько недель назад. И все-таки она не поленилась, достала их и вывалила содержимое на кровать, на случай если что-то упустила из виду. Старые контрольные и письменные работы рассыпались по простыням вперемешку с неоново-зеленой резинкой для волос и корешками билетов на концерт Леди Гага. Кукла Барби уставилась на Эмму пустыми голубыми глазами, ее спутанные светлые волосы ниспадали каскадом на изысканное выпускное платье из шелка. Это была не кукла Э, которую Саттон, возможно, назвала в честь Эммы, – та хранилась в сундуке с приданым в спальне Мерсеров. Ничего нового среди этого барахла Эмма не увидела. Она перешла к комоду Саттон и стала один за другим выдвигать ящики, вытряхивая содержимое на пол. Наверняка что-то ускользнуло от ее внимания. Она порылась в футболках и шортах, ощупала скрученные теннисные носки. Пролистала все три потрепанные тетради, исписанные конспектами по истории и уравнениями по алгебре, перебрала тюбики с блеском для губ и полтора десятка сережек, даже заглянула в баночку с увлажняющим кремом, этикетка которого обещала оживить уставшую кожу. Обыскав ящики письменного стола Саттон, Эмма привалилась к стене, вглядываясь в старые фотографии, чтобы убедиться, что и в них ничего не пропустила, хотя пересматривала их десятки раз. Что там могло быть? Фигура в толпе болельщиков на теннисном матче? Кто-то с табличкой «Я – УБИЙЦА ТВОЕЙ СЕСТРЫ» на дне рождения Саттон? Или с ножом у нее за спиной на выпускном балу? Эмма вдруг выпрямилась. Барби, королева выпускного бала. Она выбивалась из того хлама, что Саттон держала под кроватью и в ящиках. Эмма схватила куклу, лежавшую на бледно-голубых простынях, и перевернула вверх ногами. Складки на ткани разошлись, открывая крошечный мешочек, вшитый в нижнюю юбку бального платья. Бинго. Отлично сработано. Даже мне не пришла бы в голову мысль обыскать куклу – хотя, вероятно, именно я сделала в ней тайник. Эмма просунула указательный палец в мешочек и коснулась холодного металла. Внутри оказался миниатюрный, потускневший серебряный ключ. Она поднесла его к свету. Он напоминал ключик, которым можно открыть дневник или шкатулку. Раздался стук, и дверь распахнулась. Лорел стояла на пороге, в облаке аромата туберозы, упираясь руками в бока. На ее лице застыло кислое выражение. – Мама зовет завтракать. – Она уставилась на разбросанные вещи. – Какого черта ты тут устроила? Эмма оглядела беспорядок, царивший в спальне. – Э-э, ничего. Просто искала сережку. – Она подняла серебряную звездочку, которую только что достала из-под кровати. – Вот, нашла. – Что это? – Лорел с подозрением взглянула на ключ в ладони Эммы. Эмма тоже посмотрела на него, проклиная себя на чем свет стоит. Как же она не додумалась спрятать его, прежде чем увидела Лорел! – Да так, старье всякое, – сказала он, небрежно швыряя ключ на тумбочку, словно ей до него и дела нет. Но, как только Лорел отвернулась, она снова схватила его и сунула в карман джинсов. Если ключ так тщательно спрятан, возможно, он открывает какой-то большой секрет. И Эмма собиралась как следует потрудиться, чтобы найти его. А значит, покой мне не светит. 15 Проект «Бегство» В четверг после обеда Эмма сидела на уроке модного дизайна, последнем в этот день. Безголовые манекены, задрапированные шелком, выстроились вдоль стен. Импровизированный подиум тянулся через весь класс. Ученицы сидели за рабочими столами, заваленными ножницами, пуговицами, «молниями» и нитками. Единственный в школе преподаватель модного дизайна, мистер Салинас – в узких брюках и бледно-голубом шарфе, обмотанном вокруг шеи, – расхаживал из угла в угол. Он напоминал младшего брата Тима Ганна[37]. – Сегодняшняя презентация призвана расширить границы понимания конфликта между совершенством формы и функциональностью, – заявил он писклявым голосом, постукивая длинным тонким пальцем по глянцевой обложке французского Vogue, который не раз называл своей «Библией». – Этот вопрос вертится на кончике языка у каждого редактора моды, – задумчиво произнес он. – Как перенести моду с подиума в повседневную жизнь? Эмма взглянула на свой манекен. Ее творение вряд ли годилось для жизни. Клетчатая фланелевая ткань топорщилась на животе, неуклюже пришпиленная на талии, – Эмма пробовала создать трапециевидный силуэт. Черный шифоновый топ криво висел на плечах, собираясь складками на вороте. Но хуже всего выглядела булавка: из обрезков клетчатой ткани Эмма попыталась сделать брошь в виде цветка. А красные метки, оставленные на голых руках манекена, добавляли ему сходства с подвыпившей школьницей-готом, обезображенной ветрянкой. Хотя Эмма любила моду – умела находить в секонд-хенде классные шмотки и аксессуары, благодаря чему даже самые дешевые наряды смотрелись дорого, – кройка и шитье никогда не были ее коньком. Она подозревала, что Саттон выбрала этот класс по той же причине, что и остальные факультативы – чтобы грести отличные оценки и не корпеть над учебниками. – Что хотел выразить художник, создавая тот или иной образ? – разглагольствовал мистер Салинас. – Вот над чем мы должны задуматься. Эмма пригнулась, надеясь, что мистер Салинас ее не заметит – вообще-то она не пыталась ничего выразить. Ее занимали дела поважнее, чем конфликт между совершенством формы и функциональностью — например, она хотела бы выяснить, убийца ли Тайер, раньше, чем он выйдет из тюрьмы и снова откроет на нее охоту. – Мадлен? – громко выкрикнул мистер Салинас с нарочитым ударением на первом слоге ее имени. – Расскажи нам, что ты хотела выразить своей авангардной балериной. Мадлен встала и поправила черную кожаную мини-юбку. Она была лучшей в классе и знала об этом. – Ну, Эдгар, – начала она. Кроме нее никто не называл мистера Салинаса по имени. – Образ, который я создала, называется «Темный танец». Это своего рода встреча балета с улицей. Одним словом, балерина после репетиции. Куда она идет? Что собирается делать? – Она обвела рукой манекен в блейзере поверх черного платья с колготками. – Это темная, девиантная сторона каждого из нас, скрывающаяся за фасадом совершенства. Мистер Салинас всплеснул руками. – Гениально! Божественно. Класс, внимание, вот работа, которую я жду от всех вас. Мадлен села на место, судя по всему, очень довольная собой. Эмма похлопала ее по коленке. – Твое платье – супер. Я под впечатлением. Мадлен коротко кивнула, но по тому, как смягчились черты ее лица, Эмма поняла, что она довольна. Мнение Эммы – вернее, Саттон — действительно много значило для нее. Пока мистер Салинас слушал остальных – их ответы явно утомляли его после блестящего выступления Мадлен, – Эмма пыталась разобраться в водовороте собственных мыслей. Она практически наизусть выучила письма сестры к Тайеру, и в ее голове то и дело пролетали фразы вроде «Придет время, и мы обязательно будем вместе» или «Мы решим все наши проблемы». Хотя Саттон написала почти тридцать писем, ничего существенного она так и не сказала. Почему они не могли быть вместе? Почему еще не время? Что за проблемы стояли перед ними? Я изо всех сил старалась вспомнить, что имела в виду. Но память как отрезало. Эмма подумала о ключе, надежно спрятанном в кармане. Куда она только не вставляла его сегодня – в шкатулку с украшениями в гардеробной Саттон, в ящик с инструментами в гараже Мерсеров, в замок неприметной двери комнаты на втором этаже, куда она еще не заглядывала. В обед она даже сбегала на почту по соседству со школой – а вдруг это ключ от абонентского ящика? – но там ей сказали, что он слишком мал для почтового ящика. Возможно, это опять был тупик. Эмма с трудом удерживалась от того, чтобы положить голову на стол и заснуть. Поиски совсем измотали ее. Конечно, она по-прежнему хотела стать журналистом, расследовать корпоративные скандалы и кровавые преступления, но совсем другое дело, когда на кону твоя собственная жизнь. – Саттон, вернись на Землю! – Отполированные ноготки застучали по столу рядом с Эммой. Зеленые глаза Шарлотты впились в нее цепким взглядом. – Ты в порядке? – обеспокоенно спросила она. – Со стороны кажется, что ты впала в кому. – Я в порядке, – пробормотала Эмма. – Просто… умираю от скуки. Шарлотта подняла брови. – Если помнишь, это ты убедила нас обеих выбрать модный дизайн. – Она сложила руки на груди. – Я уже устала это повторять, но в последнее время ты какая-то странная. Ты ведь знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, верно? Эмма провела пальцами по ткани своего платья, раздумывая. Если бы только она могла рассказать Шарлотте о Тайере. Но это было бы непростительной ошибкой – признайся она, что Саттон и Тайер состояли в романтических отношениях, Шарлотта тут же обвинит ее в измене Гаррету. Гаррет всегда оставался яблоком раздора между ними – ведь он порвал с Шарлоттой ради Саттон, и Эмма подозревала, что Шарлотта с этим так и не смирилась. Тут я могла бы с ней полностью согласиться. Внезапно Эмму осенило. Она полезла в карман и достала серебряный ключик. – Я нашла это сегодня утром у себя в комнате и, хоть убей, не могу вспомнить, от чего он. Ты случайно не знаешь? Шарлотта взяла ключ с ладони Эммы и повертела в руках. Ключик сверкнул в ярком свете ламп. Эмма заметила, что Мадлен посмотрела на нее краем глаза, но тут же отвернулась и уставилась прямо перед собой. – Похоже, он от какого-то висячего замка, – сказала Шарлотта. – От шкафчика, например? – попробовала угадать Эмма. Может, Шарлотта видела, как Саттон открывает какой-то потайной шкаф, о котором не знала Эмма. – Или от картотеки. – Шарлотта вернула ей ключ. – И как этот ключ связан с твоими странностями в последнее время? Может, он от твоей черепной коробки? – Никаких странностей у меня нет, – возмутилась Эмма, убирая ключ обратно в карман. – Тебе померещилось. – Ты уверена? – не сдавалась Шарлотта. Эмма поджала губы.