— Хочешь знать? Я бы убила тебя! Изломала бы до крови! Вцепилась бы ногтями в твое сердце и вырвала бы его! А потом, я бы хотела чтобы тебя изнасиловали! Да! Как ты меня. В девственное отверстие! Я хочу чтобы тебя разрывало изнутри, но вместо помощи, я бы не задумываясь вытолкнула тебя из поезда! Поверь, это — малое из того, чтобы я хотела сотворить с тобой, мразь! Ни один мускул не дрогнул на его лице. Лишь ремень дернулся, напоминая о своем существовании. — Протяни руки. — повторяет приказ Зверь. — Я ненавижу тебя, ублюдок! — шепчу сквозь слезы. — Ничего я тебя не протяну. Снова силой возьмешь… только так ты и можешь! — Нет, маленькая, я могу по-другому! Я хочу по-другому! Он сам берет мои безвольные руки. Вкладывает ремень в заледеневшие ладони. Отступает от меня на шаг. — Ты хотела отомстить. — поворачивается ко мне спиной, опускаясь на колени. — Отомсти мне! Задушить меня вряд ли получится, но я и не хочу, чтобы ты получила наказание за мою смерть. Он беззащитно подставляет свою мощную шею, обвитую татуировкой для атаки. — Но все остальное ты вправе сделать. Ударь меня, Лиана! Высеки ремнем. Я не пошевелюсь. Его мускулистая спина рядом. Широкая, бронзовая от загара. Нежился под солнцем, сволочь, когда я страдала от ужаса и бессилия перед кошмарами. Ремень оттягивает ладони. Он заслужил это. Слова, произнесенные мною, не просто слова, — они мое яростное желание, высказанное вслух. Я никогда никого не била. Никому не причиняла боли. Но этот урод заслуживает ее. Размахиваюсь. Короткий удар оставляет красную борозду на его спине. Он даже не дергается. Рыдания подступают к горлу. Выкидываю ремень в сторону. Насилие порождает насилие. Мне противно то, что я сейчас сделала. Несмотря на весь абсурд, мне жаль его. И себя очень жаль. Поворачиваюсь и бегу. Хватаюсь за ключ. — Лиана, подожди! Выбегаю без оглядки. Вон отсюда! Мне нужно прийти в себя, побыть одной, осознать, что же сейчас произошло между нами. Бегу в туалет. Умываюсь ледяной водой, смывая с себя всю косметику. Никакая тушь бы не спасла меня от водопада слез, что успели пролить мои глаза… Долго стою, прислонившись к холодному стеклу зеркала. Не знаю, сколько времени прошло. На этаже тихо. Никого нет. Даже у уборщиц выходные. Бреду по пустынному коридору. Захожу к себе. И отшатываюсь, чтобы сорваться на бег. — Лиан, постой! — встает он с моего рабочего кресла. Белоснежная рубашка его в пятнах крови, заправлена в брюки кое-как, галстука нет, воротник расстегнут на несколько пуговиц. Губа распухла, но из-под щетины это почти незаметно. — Просто оставь меня в покое! — прошу я в бессилии. — Не получится, Лиан, — обреченно говорит он, наступая на меня. — У нас ребенок. * * * Лиана — Не подходи! — выставляю я вперед руку, как будто это хоть как-то сможет остановить Зверя… Но, это срабатывает. Он замирает на полпути, возвращает занесенную ногу обратно. — Лиан, нам надо поговорить, как цивилизованным людям. — предлагает он, а сам воровато шарит взглядом по моей фигуре. Я чувствую похоть в его движениях, в его взгляде. Скрытое желание. Скрытую угрозу. — Тогда ты не разговаривал со мной… — поражаюсь ходу его мыслей. — Я на тебя смотреть без содрогания не могу! — Хочешь, я организую встречу в присутствии своего адвоката? — склоняет Зверь голову на бок, вновь обнажая языки пламени тату, что лижут его шею, а сам пожирает меня, раздевает. — Зачем? Я не понимаю! Ну почему ты не оставишь меня в покое? Зачем тебе адвокат? — Я хочу провести ДНК-экспертизу, установить отцовство нашей дочери. Его слова хлещут меня по щекам. Он говорит одно, язык его опасного тела, совершенно другое. От гнева меня бросает в жар. — Никогда, слышишь, никогда я не позволю тебе забрать Нику у меня! — Лиан, она — моя дочь. И я имею на нее такие же права, как и ты. — хрипло говорит он, и от его тона мурашки бегут по коже. Я молчу, едва ли не кроша зубы в приступе злобы. Нет, ну каков урод! Какие к черту права он имеет на мою дочь? Какое право он сейчас имеет брать меня в мыслях? Он — мразь, надругавшийся надо мной, донор спермы — вот кто он! Никаких прав, ни по закону, ни по-человечески у него нет! — Лиан, я хочу, чтобы этот процесс прошел для нас троих как можно мягче. — Зверь вновь применяет попытку двинуться в мою сторону. Его глаза то и дело спускаются до моей груди, точно он не в силах их контролировать. Они оглаживают губы, очерчивают контур бедер. Извращенец… Чертов озабоченный насильник! Я отшатываюсь от него, как от демона. — Я даже в комнате с тобой не могу находиться… как ты себе это представляешь? — Лиан, давай я отвезу тебя к психологу? Ты показывалась специалисту после? Он издевается? Он точно смеется надо мной. Какой психолог мог быть в Норкино?! — Сам отвези себя! Насильник и убийца! — опять эти слезы. Я вымотана эмоционально. Выжата до капли. Скоро накатит апатия. Я уже не в себе. Его лицо приобретает жесткое выражение, но мне уже не важно. Я хочу уйти. Не хочу больше продолжать этот бессмысленный, дурацкий разговор. — Я хочу, чтобы ты помогла дочери, когда у нее будут брать материал на анализ, поддержала её, чтобы не напугать ребенка. — Не будет никакого анализа! — отрезаю я. — Забудь про Веронику! — Нет, Лиан! — руки его собирается в кулаки, огромные, перевитые венами, поросшие волосками… — Я хотел по-хорошему. Правда, хотел. Уверенна, что не хочешь со мной сотрудничать? * * * Артем Вместо ответа она выбегает из кабинета. Не собираюсь ее догонять. Вернее, очень хотел бы, обнять, прижать к себе, вдохнуть ее божественный аромат еще раз, но уже и так достаточно прикасался к ней сегодня! Я видел, как ей больно, видел, чего ей стоило первое мгновение нашей близкой встречи. Лиана даже кислорода не могла вдохнуть, настолько сильный страх она испытывает передо мной, перед моим мужским началом. Когда она пришла в себя и стала сыпать угрозами, я обрадовался. Хуже, если бы она забилась в угол и тихо скулила там. Но и это тоже будет. И это тоже нужно будет пережить, когда спадет её раж, её злость и накатит серая безысходность. И хорошо, если я буду рядом в этот момент… Спина горит тем единственным ударом. Губа тоже дергается от пощечины моей жертвы. Я рад, что дал ей возможность выплеснуть хоть немного своего горя в такой форме. Но то, к чему я оказался не готов, так это к реакции своего тела на нее. Я хочу её постоянно. И как бы себя не сдерживал во время нашего общения, тело жило и демонстрировало свои намерения отдельно от моего разума. Я смотрел не только ей в глаза. Взгляд неконтролируемо жадно ощупывал каждый изгиб, каждую вершину и впадину ее совершенного тела. Мои ладони еще помнили, как сжимали ее мелкие острие плечи, а губы хранили жар прикосновения к ее пухлым податливым губам, когда делился с ней живительным воздухом. В общем, не разговор у нас с ней вышел, а черте что. Мы оба к нему не были готовы. Она боится меня как огромную ядовитую змею, ужалившую ее однажды, я же хочу ее до одури даже прямо сейчас! Как я могу с ней конструктивно беседовать, когда вся кровь отливает от головы, чтобы налить, наполнить до краев сосуды паха, болезненно упереться в одежду и остается лишь сжимать кулаки в бессилии хоть как-то повлиять на реакцию своего организма! Надо собраться. Надо решить и признаться самому себе, чего именно я жду от этой ситуации. Я верну себе дочь при желании. Арни утверждает, что суд решит это дело в мою пользу. Но дело в том, что я хочу вернуть себе не только ребенка. Мне нужна эта женщина. Любой ценой нужна! Если не затащу ее в постель в ближайшее время, то просто взорвусь от нереализованного желания. Не насиловать же мне ее снова?! Надо найти иной способ завоевать ее. Нужно подумать, как использовать эту ситуацию себе во благо. * * * Лиана — Сынок, ты чего это так набрался? — слышу голос Анжелики Ивановны из прихожей, и тираду отборной ругани Андрея. — Лян, помоги скорей! Я только уложила Веронику спать, и теперь ужасно боюсь, что крики свекрови и мужа разбудят, испугают ребенка. — Иди сюда, тварь! — хрипло рычит муж. Это он мне? Сердце моментально начинает стучать быстрее. Что произошло? Я вылетаю в прихожую, прикрыв дверь за спящей дочерью. Андрей пьян. Кроме того, он зол как тысяча чертей. Глаза красные, «бычьи», в белках проступают разводы от лопнувших сосудов. — Ты врала мне! — ревет муж. Несмотря на то, что он набрался по самое «не хочу», речь его связана, так же как и ярость в глазах, неприкрытая мужская обида… но на что? Что могло произойти за то время, пока он был на дежурстве?! — Что случилось? — Я знаю все! — он кричит так, что наверняка слышно на лестничной клетке. Я слышу эхо, разносящегося голоса. Сейчас и соседей всех перепугает. Но больше всего боюсь за Нику. — Сука, врала мне! Ребенка натраханного на меня повесила!