— Тепла, — хриплым полушепотом наконец выдала она. — Я хочу тепла. Он ничего не сказал вслух, но в его вишнево-карих глазах, которые все приближались, было не просто тепло, а что-то гораздо большее. Ведьма почти уже была готова принять то, что они обещали, но закравшаяся мысль больно резанула где-то в середине груди. Исха резко отстранилась и поднялась на ноги. — Ты же понимаешь, что это невозможно? — как можно холоднее заметила она. — Сколько может продлиться такая… хм… дружба? Григ тоже встал и хотел что-то возразить, но Исха подняла руку, останавливая его. — И не нужно мне говорить про равенство людей, мы не в храме. Нет его, этого равенства. И мы с тобой на разных концах лестницы. Он сделал шаг навстречу. Ведунья замотала головой. — Нет, Григ. Уходи. Пусть все останется на своих местах. Так будет лучше. Женщина отвернулась от него и, плотно сжав губы, удалилась дальше в чащу. Мужчина сделал несколько шагов за ней и вдруг услышал негромкое, но очень выразительное рычание. В тени кустов стоял волк с темно-серой шерстью и седыми вкраплениями на худых боках, янтарные глаза горели недобрым огнем. Жреца бросило в жар от размеров зверя. — Да понял я, понял, — обратился он к животному, потому что ведьмы уже и след простыл. — Про волков — это была совсем не шутка. — Жрец, не спуская взгляда с хищника, медленно попятился. Волк долго смотрел на него, не пытаясь догнать и вообще двигаться. Просто провожал тяжелым взглядом, пока мужчина не скрылся из виду. *** Над Логом стояла глубокая ночь. Исха металась во сне, на лбу ее выступили бисеринки пота. Она яростно сжимала одеяло в кулаках, прикусывала подушку. Волосы разлетелись в разные стороны и взлохматились. Грудь высоко вздымалась и тут же опадала. Брови почти смыкались на переносице, а губы беззвучно шевелились, повторяя одну и ту же фразу. Исха застонала и проснулась от этого звука. Полежала еще немного, пытаясь унять колотящееся сердце. Потом подошла к ведру с водой, зачерпнула полкружки, с жадностью выпила, роняя капли на длинную ночную рубашку. Комната была освещена белой луной настолько ярко, что не пришлось даже зажигать лампу. Исха перевела дыхание и облизала искусанные губы. По крайней мере, сегодня это был не огонь. Просто сон. Женщина уже почти успокоилась, когда услышала, как в дверь постучали. Настолько тихо, что, если бы она спала, вряд ли проснулась от этого. Или все же не просто сон?.. В каком-то странно заторможенном состоянии Исха отперла засов. И совсем не удивилась тому, кого увидела. Хотя и не могла унять предательски колотящееся сердце и дрожь в коленях. На пороге стоял жрец. Он смотрел на нее глазами, походящими сейчас на два бездонных колодца, с несвойственной серьезностью. Хозяйка и гость долго молчали. Вопреки обыкновению Григ не начинал разговор первым, только внимательно глядел на женщину. Тишину нарушал лишь шелест ночного леса и сверчки, затянувшие свою вечную песню. — Зачем ты здесь? — наконец, не выдержав, прошептала Исха. Голос не слушался. — Ты сама позвала меня, — Григ, не дожидаясь приглашения, переступил порог. Исха отпустила дверь и сделала два шага назад. — Я слышал твой голос. — Но… — попыталась возразить женщина, отступая, потому что мужчина, крадясь мягко, как кот, подходил все ближе. — Я слышал твой голос, — уже настойчивее повторил он. — Ты твердила мое имя. И я не спал, Исха. Это было не во сне. Ведьма не нашла, что ответить, лишь пятилась, пока не уперлась в стол. — Он будто звучал сразу везде, обволакивал меня, — сейчас он смахивал на безумца, жадно скользя глазами по телу ведьмы. — Ты сказала «иди ко мне». И я не мог сопротивляться. Я здесь. Исха сглотнула. Между ними все еще оставалось несколько шагов. — Ты — жрец. — Ты говоришь очевидные вещи, — согласился Григ, сокращая оставшееся расстояние. — Тебе нельзя даже думать о таком. — Отрицать это было бы бессмысленно. Он взял ее за плечи. Сквозь тонкую ткань Исха почувствовала, как лихорадочно горячи его руки. Он распустил завязки рубахи у шеи и предельно медленно обнажил ее плечи. Кажется, он даже перестал дышать. — Ты такая красивая, — в его голосе было столько неподдельного восхищения, что Исха не смогла сдержать улыбку, но вдруг насторожилась и замерла. — Слышишь? Мужчина тоже прислушался. — Лошадь? — нахмурил он брови. Исха быстро натянула рубаху на плечи и потуже затянула ленты. — Кто-то едет сюда на повозке. И очень быстро гонит лошадь. — Может, не к тебе? Исха покачала головой. — Сам знаешь, что здесь нет ни дороги, ни других домов поблизости. Тебе нужно уходить. И быстро. Нельзя, чтобы тебя видели здесь в такое время. И почему у всех что-то случается всегда непременно ночью? Исха была порядком обескуражена произошедшим, злилась на себя за слабость и была раздражена тем, что кому-то пять что-то от нее нужно именно сейчас. Она на скорую руку заплетала в косу непослушные волосы. Григ медлил. — Ну же! — ведунья набросила верхнее платье на рубаху и в нетерпении распахнула дверь. — Ты права, — тихо заметил жрец. — Нам обоим это ни к чему… Спрашивать, что конкретно он имел в виду, не было времени. Повозка была уже совсем близко, они услышали, как фыркает лошадь. Только хозяйка успела закрыть за гостем маленькую калитку, выходящую на сторону леса, у ворот с передней стороны дома остановилась телега, запряженная белой кобылой. — Госпожа Исха! Госпожа Исха! Помоги! — завидев ее через забор, закричал огромный, чем-то напоминающий быка, мужчина. Женщина узнала его. Это был кузнец из деревни, расположенной неподалеку от Лога. Она открыла ворота, позволив ему заехать во двор. На телеге лежал худой грязный мальчишка не старше десяти зим, на лбу у него расцвела огромная шишка, отчетливо видная даже в лунном свете. — Учил лошадь подковывать, — виновато начал кузнец. — Это подмастерье мой, Ерох. А она его как лягнула, да прямо по лбу. Мальчонка упал, дышит да не откликается… Делать что не знаю, как его отцу в глаза смотреть-то буду… — Заноси его в дом, — устало вздохнула ведьма. Глава 5 — Убийца! У-у-уби-и-и-ийца!!! — где-то вдалеке надрывно кричала женщина. Исха, как зачарованная, уставилась на свои руки, покрытые кровью. Ее было так много, что она собиралась на кончиках пальцев в крупные капли и падала на землю и ведьмину юбку. «Когда я успела так запачкаться?» — отстраненно подумала она. — У-у-у-уби-и-ийца! — продолжался вой. Внезапно ведунья вернулась в реальность. Крик доносился не издалека. Женщина вопила прямо у ее ног, качая на руках молодую черноволосую девицу с ярко-алой лентой в косе. Ее темные, почти черные глаза были широко раскрыты и смотрели высоко в небо, а рука сжимала грубо выкованную дешевую медную диадему. Из глубокой раны в проломленном затылке все еще текла кровь, хотя девушка уже не дышала. — Доченька моя-я-я-я! До-о-о-ченька! — продолжала рыдать женщина. У ведьмы потемнело в глазах, преодолевая дурноту, она посмотрела вокруг и поняла, что их окружает толпа, хотя кроме голосящей от горя матери никто не издавал ни звука. Исха медленно попятилась назад, люди расступались перед ней, как перед прокаженной. Она отступала спиной вперед, пока не добралась до края центральной площади, а потом резко повернулась и побежала. Никто даже не пытался ее остановить. Она все ускорялась, на бегу вытирая руки о юбку. Ей часто приходилось иметь дело с кровью, но в этот раз было по-другому. К ней всегда приходили за помощью. А теперь… Неужели это и вправду она убила? Нет, нет, нет, это все случайность! Она этого не хотела! Это было случайно. Это было случайно! Случайно! Случайно ли? Или все произошло по ее воле? Ведь незнакомка помешала ей хотя бы раз в жизни почувствовать себя частью этого общества. Нужной и желанной. Исха, задыхаясь от долгого бега, привались к двери своего домика. Руки дрожали, она все никак не могла попасть ключом в замочную скважину. — Да откройся ж ты! — в сердцах крикнула ведьма. Замок раскололся на две части и упал, а вдоль толстой дубовой двери, прямо в середине, длинной змеей пробежала глубокая трещина. — О, нет! Я не этого хотела! — Исха разрыдалась. Кое-как прикрыв покалеченную дверь, она сразу же принялась стаскивать запачканные вещи, оставшись в тонкой нижней рубашке. Не думая о судьбе одежды, она скомкала ее и кинула в угол, а сама принялась отмывать руки от запекшейся крови прямо в ведре с водой, откуда обычно черпала для питья. В голове был какой-то сумбур, она не могла поймать ни одной мысли. Только голос безутешной матери все повторял и повторял: «Убийца! Убийца! Убийца!» Да что эти скоморохи вообще нашли в ней? Почему захотели сделать ее «великой княжной» на время выступления? А она? Зачем поощрила и улыбнулась тому веселому артисту в зеленом кафтане, который, в поисках «самой красивой девицы этого города» выхватил ее взглядом из толпы и уже подошел к ней, протягивая обе руки. В одной из них была медная диадема. Конечно, с настоящими дорогими украшениями, которые носили богатейшие и знатнейшие вольмирки она не имела ничего общего. Но для выступлений, которые артисты давали почти каждый день в новых местах, и этой грубой подделки хватало с лихвой. Вторую руку паренек с полупоклоном подал Исхе, чтобы помочь ей взойти на «престол» — тоже весьма неумело сколоченный и уже слегка накренившийся стул с куском красной тряпки на сидении. Только рядом возьми да и окажись эта черноволосая красавица. А ведь Исха сразу поняла, что уступает ей внешне. Ни болотно-зеленые глаза, ни медные вьющиеся волосы не шли, по ее мнению, ни в какое сравнение с этими огромными ярко-синими озерами очей и длинной, ниже пояса, насыщенно-черной косой. А о фигуре и говорить нечего: такая тяжелая и большая грудь и полные бедра уж наверняка мужчинам нравятся гораздо больше скромных размеров ведьмы. Поэтому, когда брюнетка бесцеремонно ее оттолкнула, заступая на ее место, Исха даже ничего не сказала, а покорно посторонилась. Конечно, было немного обидно от такой бестактности. Все-таки приятно, когда тебе так искренне улыбается незнакомый молодой мужчина. Пусть и артист. Местные никогда не предложили бы ей такую роль, но скоморохи-то приезжие и знать не знали, кто она такая. К несчастью. Уж лучше бы держались от нее подальше… *** Тихий Лог не часто удостаивался чести встречать приезжих артистов, а своих тут не водилось, поэтому каждые такие гастроли становились для города всенародным гуляньем и собирали зрителей еще больше, чем казни. Впрочем, нужно признать, что и такие специфические развлечения тут бывали не часто, это же не Вольмира. Столица славилась изощренными публичными наказаниями. Жрец предполагал, что на сегодняшнюю молитву придут только самые истые веряне, а на тяжелых лавках будет полно свободных мест. Он и сам не прочь был бы глянуть на выступления хотя бы одним глазом, да только жрецу не пристало ходить по таким гулянкам. Григ тосковал по столице, ведь там на любые проступки смотрели сквозь пальцы. Здесь же, в этом маленьком городке, все были, как на ладони. Косые лучи вечернего солнца возвестили о том, что пора бы кому-то уже и появиться в храме. Однако внутри было пусто и тихо. А вот это неожиданно. Ну хоть кто-то же должен прийти? Григ подкинул дров в жертвенные костры и уже стал терять терпение. Запереть бы двери, когда-нибудь кому-то он все равно понадобится, а будет поздно! Но таким малодушным планам не суждено было осуществиться. Внутрь влетела Сэя с упитанным малышом на руках, он усердно копошился в пуговицах ее платья на груди, явно пытаясь добраться до маминого молока, но молодая женщина привычным жестом отвела мелкие ручонки в сторону. Мальчугану это не понравилось, и он тонко запищал. — Господин жрец! Скорее! — она сделала еще несколько широких шагов и остановилась возле служителя, переводя дух. — Я не знала, к кому еще обратиться! Григ непонимающе на нее уставился, но не спешил вставать с места. — Да что случилось-то? Ты можешь нормально объяснить? — Исху хотят сжечь! Тут уж мужчина вскочил, будто каменная скамья превратилась в раскаленную сковороду. — Что ты имеешь в виду? — растерялся он. Вопреки обыкновению, он целый день провел у себя в комнатушке, читая книги, и не слышал последних новостей. — То и имею! Целая толпа идет к ее дому. С факелами! Забыв о приличиях, женщина схватила служителя за руку и потащила к выходу. — Да постой же ты! — уперся тот. — Объясни нормально, что случилось! Но Сэя, не замечая сопротивления, ломовой лошадью тянула мужчину вдвое крупнее себя вперед. — По дороге расскажу, — пообещала она, перекрикивая недовольный писк снова давшего о себе знать младенца.