– Ты сейчас куда? Он стоит в шаге от меня. На его губах, розовых и бледных, замерла озорная усмешка. Словно он готов хулиганить. – А где Сей Джин? Он пожимает плечами: – Уроки делает. У нее завтра тест по математике, и она очень переживает. Я сказал ей, что зайду попозже. И я… Не знаю… Думал… э-э-э… – Джейхи снова пожимает плечами. – Есть хочешь? Смотрю на него так, словно он не имел права такое спрашивать. Опускаю взгляд и чувствую себя голой. Я – настоящая развалина. Да еще и уставшая. Но как упустить такой шанс? К тому же надо немного поесть. – Подожди, я переоденусь. Меня настолько поглотили мысли об отце, что я совсем забыла о том, что хотела сделать с Сей Джин. Но тут появился Джейхи и сам попался в мою ловушку. Или, может, я ему в самом деле нравлюсь? Полчаса спустя, после душа – украла у Джиджи ее клубничный гель, – мы сидим в кафе вниз по улице. Танцоры сюда не заходят – здесь продают только бургеры, жареный сыр и другие ужасные вещи, к которым они и пальцем не прикоснутся. Да и я бы тоже не прикоснулась. Но сегодня я жутко голодная. Заказываю чизбургер с чили и колу. Не диетическую. Никогда раньше такого не ела. Джейхи ухмыляется: – Уверена насчет этого? Я думал, вы, балерины, вообще не едите. Сей Джин вот почти голодает. Он пьет кофе и делает небольшие паузы между предложениями. Официантка приносит корзинку с хлебом, и я сразу к ней тянусь, как нормальная девушка. Мажу хлеб маслом и кусаю. Масла я не ела уже пару лет. Его сложно глотать: кажется, что жир густо обволакивает внутренности. Но я проглатываю его все равно. Сегодня я буду совсем другой Джун. Обычной девчонкой. Той, кого Джейхи знал когда-то давным-давно. – Ты больше не приходишь в наши кварталы. – Он тоже берет кусок хлеба, но без масла. – Даже в церковь по воскресеньям или на фестивали. – Я ведь никого там особо не знаю, – откусываю еще. – Кроме мамы. А она сейчас слишком занята. – Да, слышал, дела у труппы идут хорошо. Киваю. Стол поскрипывает под весом подноса с едой, который принесла официантка. Джейхи тут же тянется за моей картошкой фри, берет одну и окунает ее в мясной соус своих спагетти. У меня в животе урчит. Чилибургер лежит передо мной и ждет. Совращает. Я ведь заказала его. Но смогу ли в самом деле его съесть? – Твоя мама хотела, чтобы ты стала балериной? Или надеется сбагрить тебя в колледж? – Я хочу танцевать, и я буду танцевать. Беру бургер и держу его перед собой. Соус капает с обратной стороны и шлепается на тарелку, как мертвое животное. В принципе, так оно и есть. Меня начинает тошнить. – Сей Джин подает документы в Гарвард и Принстон. – Джейхи утаскивает еще одну картошку. – Будет учиться на ортопеда. Ну, костного доктора. Она считает, занятия балетом станут ее преимуществом. Только о Сей Джин и говорит. Если я хочу, чтобы мой план сработал, надо уже брать все в свои руки. Пора ему перестать говорить – даже думать – о Сей Джин. Поверить не могу, что она хочет уйти и не планирует хотя бы сходить на просмотр в труппу. Не хочет стать профессиональным танцором. Вот так просто от всего отказаться? В чем тогда смысл? Откусываю от бургера. Мясо не совсем прожаренное, и я чувствую на языке соль и кровь. Чили – горячий и обжигающий. Сочетание очень вкусное, я никогда такого не пробовала. Проглатываю и кусаю снова. И снова. Джейхи улыбается. – Вкусно, правда? – Он наматывает на вилку спагетти. – Хочешь попробовать? Я наклоняюсь вперед – так, чтобы вырез на моем свитере показал все в выгодном свете, – хватаюсь за руку с вилкой и втягиваю ртом спагетти. – Вкуснятина. Закидываю в себя картошку, потом еще и еще. Смотрю на Джейхи. У него блестят глаза. Опускаю взгляд на тарелку. Кажется, я краснею – по шее разливается тепло. Потом поднимаю взгляд. – А как же ты? Сей Джин же уедет в Гарвард. Или в Принстон. Джейхи умный, но вряд ли потянет на колледж Лиги плюща. Он пожимает плечами. – Будем видеться. Родители хотят отправить меня в Квинсборо, а потом буду помогать им с ресторанами. Может, женюсь на ней. У нее ведь такой влиятельный отец. – А ты этого хочешь? Смотрю ему прямо в глаза. Они такие темные и сонные. Он пожимает плечами: – Я все еще хочу рисовать. Джейхи постоянно что-нибудь рисовал с тех пор, как мы были маленькими. Рисовал героев из старых аниме, которые мы смотрели в доме его бабушки, и рисовал меня. Не знала, что он до сих пор рисует. Это хорошо. – Я бы хотела посмотреть на твои рисунки. Если захочешь, конечно. Беру еще картошки. Желудок протестующе урчит, но я впиваюсь в нее зубами. Сегодня я самая обычная. Когда мы возвращаемся в общежитие, уже почти стемнело. Мы идем по остаткам февральского снега прямиком в март, и я рада, что Джиджи так одержима Алеком. Она днями торчит в его комнате и не вернется в нашу до позднего вечера. А то и позже. Джейхи садится на мою кровать, словно так и надо, словно он делал это уже сотню раз, словно между нами ничего не изменилось. Почему он так мило себя ведет? Почему общается со мной, притворяется, что все по-старому, что он меня не игнорировал все эти годы? Но я не спрашиваю его об этом. Пытаюсь вообще об этом не думать. Было весело провожать его наверх так, чтобы не заметила Сей Джин или другие корейские девочки. Сажусь рядом, и он достает свои скетчбуки, показывает свои рисунки. Они классные, такие знакомые – взрослые версии его прежних мазков с примесью все той же небрежности. Я переворачиваю последнюю страницу, и Джейхи хочет забрать книгу. – Погоди. – Я раскрываю ее снова. – Я не досмотрела. В самом конце – куча скетчей танцовщицы, изящной и высокой, с острыми углами и мягкими изгибами. Они прекрасны. Я не сразу понимаю, что это не Сей Джин. – Это же я, – выдыхаю. Джейхи смотрит на меня. Очень долго. Словно пытается нагнать все упущенные моменты. Мое сердце пускается в пляс, а желудок ходит ходуном, но теперь совсем не от тошноты. – Наскетчил, когда смотрел на тебя тогда. Не знаю почему. Его пальцы касаются моей руки, я чувствую их жар даже сквозь свитер. Джейхи дотрагивается до моих щек, проводит по щеке, словно изучает меня. Запоминает. – Ты такая красивая, – выдыхает он, а потом наклоняется и целует меня. Сердце ухает в груди, в голове проносятся мысли о чили, луковом хлебе, и как все это происходит на самом деле, и что мне стоит оттолкнуть его или пойти выблевать ужин, и еще миллион вещей. Но Джейхи придвигается еще ближе и шепчет на ухо: – Тсс. Все хорошо. Словно он услышал все мои мысли. Джиджи возвращается, когда уже совсем темно. Джейхи ушел несколько часов назад, и с тех пор я лежала в постели – после того, как освободила желудок и вымылась, – но все еще чувствую прикосновения его губ. Словно он оставил на мне след. Словно я в самом деле превратилась в другую Джун. В душе я смотрела на себя, голую, в зеркале очень долго. На выступающие ребра, на позвонки. И подумала, что если нравлюсь ему, то сумею понравиться и самой себе. Жду не дождусь, когда увижу его снова, когда снова смогу поцеловать. И мне все равно, что там подумает Сей Джин. Почти. А потом я очищала желудок. Я должна была. Я взвесилась на маленьких весах, которые храню в шкафу, – пятьдесят один килограмм. Мои первым желанием было тут же пойти и вытанцевать лишнее. Но я слишком устала. Я надела свою старую фланелевую пижаму и забралась в постель. Прошло три часа, и все накрыла тьма, и тени в ней вышли на охоту – совсем как древние чудовища, о которых рассказывала бабушка Джейхи. И они набросились на мой рассудок. Я должна кому-то рассказать. Кроме Джиджи, некому. Она входит неожиданно, почти пугает меня. Я быстро сажусь на кровати. – Ой, а я думала, я тут одна. – Джиджи смеется. – Прости, ты спала? – Я сегодня целовалась. Она улыбается: – Здорово как! С кем-то знакомым? Джиджи снимает ботинки, бросает лыжную шапку в угол и качает головой, расправляя кудри. – Мне? Конечно. Тебе? Не могу сказать. Но я должна была с кем-то поделиться. Джиджи вся светится. Светом первой любви. Может, и я тоже свечусь? – Он считает меня красивой. – Как же иначе, Джун! – Джиджи искренне улыбается. – Ты же красивая! Улыбаюсь в ответ и впервые за долгое время думаю, что это действительно так. Лежу на кровати уставшая, но счастливая. Джиджи готовится ко сну. А потом я понимаю, что натворила. – Джиджи, – шепчу. – Джиджи, не говори никому. Никто не должен знать.