По дороге к площади Испании я купила кофе и мороженое. Российский кофе и в сравнение не идет с римским. Это было чисто физическое наслаждение. Мороженое тоже оказалось обалденным. Я шла и любовалась городом, пытаясь запомнить каждую попадавшуюся мне деталь. Я опоздала на пять минут. Муська уже сидела на нижних ступеньках, подперев щеку рукой, улыбалась. Я подошла к ней с другой стороны так, что она не могла меня видеть, и положила руку на плечо. – Утро доброе, Маруся блаженная, видела бы ты себя со стороны. Сидишь, улыбаешься. Как не от мира сего. – А разве этот мир – сей? – Муська обвела рукой площадь. – Да я такой красоты в жизнь не видела. Посмотри только! Кра-со-ти-ща! Ксаня! Глаза разуй, как ты любишь говорить! – Уже разула, – проворчала я, усаживаясь рядом с ней. Площадь действительно напоминала декорации из какой-нибудь старинной оперы. В ней все было ярким, театральным. Лестница, взлетавшая вверх прямо к собору – легкому, изящному, домашнему… Бесконечная лестница, взмывающая в небо, на которой, словно птицы на жердочке, сидели люди. Пятна ярко-розовых цветов разбавляли эту картину. Я лишний раз убедилась, насколько в Риме старина вплетена в сегодняшний день… Площадь обрамляли трех– и четырехэтажные дома. Нижние этажи были отданы бутикам и магазинам, а на верхних жили люди, каждое утро видевшие эту площадь и эту красоту как само собой разумеющееся. Я заметила, что здесь было очень много японцев. Мы сидели, а вокруг бегали торопливые япошки с фотоаппаратами, детьми и многочисленными пакетами с драгоценными покупками. Вокруг нас кипела, обмывала и захлестывала с головой людская волна… – И куда мы теперь? – Смотрим на карту и ориентируемся. После недолгого изучения карты мы поняли, что где-то неподалеку в переулке находится самое знаменитое кафе Рима – «Эль Греко», и решили двинуть туда – выпить по чашке кофе. Мы сели за столик на бархатный красный диван; напротив висел роскошный пейзаж, мы только-только удобно расположились и заказали по чашке кофе, как у меня завибрировал сотовый. Я посмотрела на экран – номер был подавлен. Не ожидая от этого звонка ничего хорошего, я сказала: – Алло! – Почему-то я думала, что меня разыскал Володя. Но я ошиблась. Это был синьор Парчелли! Он хорошо говорил по-английски и сносно по-русски. Он поинтересовался, зачем я звонила. Я представилась и сказала, что мне нужно обязательно встретиться с ним. Голос Парчелли был по-старчески скрипучим. Как древний пергамент или высушенные осенние листья. – Хорошо, – выдавил Парчелли после недолгой паузы. Я невольно подтянулась – я ждала этого момента и была готова сию минуту, нет – секунду, сорваться с места и ехать к нему. Но вместо этого я, стиснув зубы, спросила: – Когда и во сколько? Голос пропал. Я уже подумала, что ветер унес эти сухие листья и они растворились в осенней ночи, как около моего уха прошелестело: – Сегодня. В семь. – А пораньше? – вырвалось у меня. Голос снова пропал. Я терпеливо ждала. – Завтра в пять. – И он дал отбой. Я повернулась к Муське: – Мне надо сегодня ехать. – Куда? – На кудыкину гору. – А если серьезно? – Пенка от кофе нарисовала Муське бело-сливочные усы. – Секрет. – Опять! – патетически воскликнула подруга. – Слушай! Мне порой хочется прирезать тебя из-за всех этих секретов. Сколько можно? Ты просто водишь меня за нос. Обещаешь вот-вот все рассказать, а потом неожиданно срываешься с места и снова молчишь. Так, в конце концов, нечестно. Мы – подруги или нет? – Подруги! – меланхолично откликнулась я, но она сидела, отвернувшись от меня и делая вид, что рассматривает картину на стене. Судя по Муськиной закушенной губе – рассердилась она не на шутку, и я решила сменить тактику. – Ну, Мусь, – заканючила я. – Ну, прошу, не сердись. Просто я сама еще не во всем разобралась и поэтому совершенно не хочу тебя ни во что втягивать. А потом – это опасно. Довольно опасно. – Как?! – зашипела Муська, подпрыгнув на стуле. – Ты подвергаешься опасности и молчишь! Рискуешь в одиночку. А я не могу тебе ничем помочь?! Колись сию минуту. – Нет, Мусь. Не могу. К тому же и тайна принадлежит не мне. А моему отцу. Он умер… – Голос мой задрожал. – Ладно. Замнем, – сдалась Муська. – Но я все равно на тебя в обиде… Правда. – Не обижайся. Кофе понравился? – Еще бы! – Давай я тебе десять чашек кофе закажу. Чтобы ты не сердилась. Муська не выдержала и прыснула. – Три, и хватит. – Йес! Внезапно я помрачнела. События недавних дней были еще свежи в памяти, и я не могла от них избавиться, как ни хотела. Смерть Никиты, Шашковой, нападение на меня… в деревне со смешным названием Опятки… я тряхнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания. – Что с тобой? – Муська дотронулась до моей руки. – Ничего, – процедила я сквозь зубы. – Мусь, ты можешь здесь остаться еще на неделю. Я все оплачу! – Нет. Без тебя не хочу. Лучше как-нибудь в другой раз. – Не глупи, Мусь. Хочешь, поезжай в Римини, отдохни там, покупайся в море. – Что я, моря не видела! Я его в своем родном Геленджике накушалась! Поеду-ка я на работу… А то Вазген и так меня неохотно отпустил: сама понимаешь – лето, место у нас бойкое; клиенты так и прут. – Понимаю… Но все равно, глупость это, Мусь. Я бы на твоем месте отдохнула-покупалась. Работа, сама знаешь, не волк – в лес не убежит. Что-то я раньше за тобой особого рвения не замечала… Но Муська заупрямилась, и переубедить ее я не смогла, как ни старалась. Мы разыскали кассу «Аэрофлота» и взяли ей билет на первый же рейс до Москвы. Расцеловавшись и простившись с Муськой, я ощутила чувство невольной грусти. Теперь я снова оставалась одна, а Муськина поддержка была мне очень нужна и важна. И только когда самолет взлетел, я поняла, что Муська стала мне по-настоящему родным и близким человеком. Я выпила чашку кофе в здании аэропорта и задумалась. Теперь мой путь лежал во Флоренцию, и мне оставалось только гадать, увенчается ли мой визит к Матео Парчелли успехом. Или я напрасно возлагаю на него такие надежды. Оставалось совсем немного времени до того, чтобы я могла утвердительно или отрицательно ответить на этот вопрос, который так мучил и волновал меня в последние дни. Есть ли какая-то связь между моим отцом и этим загадочным Матео Парчелли и почему мой отец хотел все бросить и уехать один? Была ли на то серьезная причина? Очевидно, была… Я знала отца как спокойного уравновешенного человека, который ничего не делает второпях, а все тщательно обдумывает и прикидывает, прежде чем предпринять очередной ход. Я иногда думала, что мой отец был бы неплохим шахматистом, и когда я однажды сказала ему об этом, он долго смеялся. Нет, нет, решительно покачал он головой, шахматы, все эти интеллектуальные заморочки – не для меня. А когда он перестал смеяться, легкая улыбка скользнула по его губам. Я так и не поняла: чему он улыбался, но очевидно, мое умозаключение показалось ему забавным. А хорошо ли я знала отца? Эта мысль, без конца вертевшаяся в моей голове в последнее время, не давала мне покоя. Получается, я знала его очень плохо или совсем не знала. А если Матео будет молчать? Что тогда? У меня нет никакого способа разговорить его… Я подавила вздох и решила, что занимаюсь крайне неблагодарным делом: строю заранее разные версии. А все может быть гораздо проще – Матео сделает вид, что меня не понимает, и станет играть в молчанку. Этот вариант был самым плохим и безнадежным и мне совершено не нравился. Я вернулась в отель, быстренько собрала вещи и, сдав ключи на ресепшн, решительно толкнула стеклянную дверь на улицу. Билет до Флоренции стоил 70 евро, я ехала первым классом и пыталась сосредоточиться на предстоящем визите. Я даже не знала, сколько лет этому Матео Парчелли. Молод он, стар или мужчина в расцвете сил! За окном расстилались бесконечные поля и виноградники. Ближе к Флоренции пейзаж стал заметно меняться. Равнины сменились ярко-зелеными холмами со стройными деревьями. Флоренция совсем не походила на Рим; она была элегантной, надменной и аристократичной. И ритм жизни был не таким суетливо-шумным, как в Риме. Флоренция напоминала даму, у которой все в прошлом, и она изо всех сил старается сохранить остатки былой роскоши и красоты. От архитектуры же Флоренции захватывало дух. Я сняла номер в гостинице недалеко от центра, распаковала вещи и пошла на встречу с Парчелли. Фирма «Капитулос» пряталась в лабиринте улиц; я шла и думала о том, что сейчас узнаю все. Стояла жара, и я расстегнула верхнюю пуговицу блузки. Чтобы не пропустить нужный мне дом, я смотрела вверх – на нумерацию домов. Дом, куда я шла, оказался где-то в конце улицы: вывеска над дверью подсказала мне, что я пришла правильно. Фирма «Капитулос» была адвокатской конторой. Дверь была приоткрыта, и я толкнула ее. Внутри было прохладно; меня никто не ждал, и я остановилась в недоумении. Сама обстановка внутри напоминала скорее маленький отель: круглая стойка, напоминающая ресепшн: лестница, уходящая на второй этаж; около окна – пальма в кадке и полукруглый диван светло-серого, почти белого цвета. Кричать было как-то неловко, но поблизости никого не наблюдалось, и я негромко подала голос. В ответ была тишина. Я потопталась на месте и направилась к стойке: может быть, там есть какая-нибудь записка или объяснение типа: «отошел ненадолго» или «перерыв – пять минут». Никаких пояснений, даже клочка бумажки не было, и я подняла голову вверх: не слышно ли шагов по лестнице. Если Матео Парчелли назначил мне встречу, то он должен быть где-то здесь. К счастью, моя растерянность прошла, я вспомнила про сотовый. С недоумением я слушала гудки: трубку никто не брал. Сейчас придут, успокаивала я себя. Сейчас придут. Я села на диванчик и сложила руки на коленях – они едва заметно дрожали. Я снова крикнула, уже не думая о приличиях. Но снова никто мне не ответил. Я посмотрела на часы. Я находилась здесь уже двадцать минут. Внезапно снаружи кто-то с силой открыл дверь, и я резко обернулась: наконец-то! Но тут же мое нетерпение сменилось удивлением. Я увидела того самого парня с брелоком, с которым впервые столкнулась еще в придорожной харчевне. Я моментально вскочила на ноги. Этот тип с сумасшедшими светло-зелеными глазами… Если он меня и узнал, то на его лице ничего не отразилось. Он что-то спросил меня по-итальянски. – Я говорю по-английски. И на русском. – Отлично! – сказал он на чистейшем русском языке. – Вы к кому? – А вы? – Я решила не сдаваться. Легкая улыбка тронула его губы. – К Парчелли. – К Парчелли? – переспросила я. – Да. – Его светло-зеленые глаза смотрели на меня, не отрываясь, и я испытала сильное смущение, которое, впрочем, изо всех сил старалась скрыть. – У меня с ним назначена встреча на это время. – Он посмотрел на часы. – Ровно на пять, но я опоздал. Однако у меня была уважительная причина… – он снова посмотрел на часы. – Интересно, – я лихорадочно пыталась сообразить, в чем тут дело. – У меня тоже назначена встреча на это время. На пять. Теперь он выглядел явно удивленным. – Но Матео мне об этом ничего не сказал! Как странно. – И его пытливый взгляд словно хотел проникнуть в мою голову и узнать: солгала я или нет. – Очевидно, Матео подшутил над вами, – не удержавшись, подпустила я шпильку. Мне хотелось ерничать и подкалывать своего собеседника, только бы не оказываться под его глазами-лазерами. Этими светло-зелеными глазами, от которых мне сразу делалось не по себе – бросало то в жар, то в холод. А во рту внезапно становилось сухо, и садился голос. – Как раз наоборот, – спокойно возразил мой собеседник. – Он очень серьезный человек и не любит шутить. Как я понял из разговора с ним. Кстати, мы не познакомились. Александр. – Ксения. – Странно, что Парчелли не предупредил меня, что на это время у него назначена встреча с вами. Досадное упущение.