Какое-то время Севара лежала, кутаясь в снег, борясь с ледяным ветром, гуляющем по позвоночнику и мраком сна, который мог стать вечным. Тело стало вялым, неподатливым, будто вся мощь, которая у него была растрачена окончательно. Не хватало силы даже на мысли. – Здравствуй. Севара, которая почти задремала, дёрнулась. Она не понимала говорит ли кто-то рядом или её замороженный разум выдаёт галлюцинации. Шагов не слышалось, да и голос до странного приятный. Низкий, бархатный, он отражал безмятежное спокойствие, незнакомое обычному человеку. – Что приключилась с тобой, де́вица? Глаза открывались с трудом. Перед взором предстала белёсая пелена, вместо ожидаемой картины стволов деревьев на фоне тьмы. Если рядом кто и стоял, разглядеть его было невозможно. Или всё проще и никого рассматривать не нужно, а голос – лишь воображение заточённого в ледяную клетку разума. Тем не менее, Севара решила всё же ответь. Шанс на реальность происходящего всё ещё оставался.. – М-меня огр-рабили, – дрожа пояснила она, – а я уб-бежала. Забл-лудилась. – Какая неприятность! – посочувствовал незнакомец совершенно неискренне. Будто он лишь актёр с неумелой игрой. Жалости в нём не было ни на лот. Кем и чем бы ни был незнакомец, но абсолютно точно – он сохранял хладнокровие, хоть и пытался показать участие. Впрочем, кто бы вообще стал вести такой диалог посреди холодного леса? Разве что воспалённый стужей разум играл видениями… – Тебе тепло, красавица? Будь Севара в лучшем состоянии, то непременно бы съязвила. Вопрос казался издёвкой, разве ж не ясно, что человек без верхней одежды в заснеженном лесу окоченеет? Сейчас же позволила себе лишь отголосок ехидства, отвечая вопросом: – А в-вам? Раздался неподдельный смешок. Незнакомца больше забавляла ситуация, а жалости к заплутавшей девице он явно не проявлял. – Мне никогда не бывает тепло, но спасибо за участие. И всё же… Севара не услышала хруста снега, но почувствовала, как что-то ледяное скользнуло по её щеке. Голос незнакомца теперь зазвучал ближе, вкрадчивый и интимный шёпот опалял морозом: – Позволь ответить за тебя, милая. Ты озябла. Настолько сильно, что к утру погибнешь. Желаешь умереть? – Нет, – твёрдо ответила Севара. Её не пугал странный незнакомец, но скончаться таким образом, остаться в таком месте, пока кто-то не набредёт на её обглоданные диким зверьём кости… Одни лишь мысли заставляли горло сжиматься от ужаса. – Сколько жажды к жизни! – восхищённо произнёс незнакомец. Волосы Севары зашевелились, будто кто-то перебирал их, тянул и отпускал, чтобы те свободно падали на плечи. – Как я могу оставить тебя в беде, красавица? Как бы странно и жутко от ласковых обращений незнакомца ни было, а он оставался единственной надеждой на спасение. Севара уже не чувствовала пальцев ног, и всё тело почти одеревенело. – Я способен спасти тебя, – нежный баритон щекотал, приятно покалывал нежную кожу на шее. – Лишь одно твоё слово… – П-помоги, – незамедлительно пробормотала Севара, борясь с ознобом. Она не знала, чего ждать от незнакомца, что он может сделать, но сейчас всё, что её волновало – холод, царапающий лёгкие и заставляющий кровь застыть. Неприятно было становиться бесполезной и беззащитной, как типичная «дева в беде» из нелюбимых сказок, но если так она спасёт жизнь, Севара пойдёт на это. А позже, когда наберётся сил, решит, что делать. Незнакомец будто только и ждал, что разрешения на спасение. Его тяжёлая рука легла на грудь замёрзшей девушки, но не чтобы пошло облапать, нет. Он словно хотел коснуться сердца Севары сквозь одежду, сквозь кожу и кость. И сердце то словно чувствовало чужие пальцы, тянущиеся к нему. Оно забилось сильнее, разгоняя кровь, застучало, отвечая на странный зов. Наконец незнакомец убрал свою руку. Спустя миг голос его звучал уже не настолько близко: – Взгляни на меня, моя милая. Севара снова открыла глаза, и белая пелена растаяла, словно снег под жаркими лучами. Тот, кто стоял поблизости походил на высокого мужчину, но… Одежда его лёгкая и невесомая будто была сотворена из адуляра – хрупкого самоцвета молочного, почти прозрачного, с перламутровым переливом в небесно-голубой. Лицо его настолько бледное, что казалось синевато-сизым, выделялось яркими аквамаринами глаз, сияющими холодным светом. Острые уши выглядывали из-за волос, которые струились вниз, идеально прямые и белоснежные, как свежий снег; на голове сверкала ледяная корона, а губы были растянуты в улыбке. Она казалась печальной и напоминала ту, что предшествует обычно слезам. Беловолосый сделал шаг вперёд и наклонился, вытаскивая пышный бутон светло-розового цвета: – Ты спасена, моя невеста. Севара завороженно сжала стебель нежного пиона, погружаясь в мрачный морозный сон. Глава 2. Снежное поместье Севара запускает пальцы в короткие мягкие волосы Годияра, сидящего на полу перед ней. Он хмурит брови, а палец его двигается по строчке открытой книги. Папа сидит на диване, следя за сыном с лёгкой усмешкой. Интимила со смехом топает по полу от мамы, которая играет роль страшного монстра. – Ну что, почитаешь сёстрам? – папа чуть наклоняется. – Давай ты, – Годияр протягивает ему книгу, – она всё равно с иллюстрациями, им же смотреть нужно. Папа важно кивает, забирая сборник со сказками. Мама наконец ловит Интимилу, садится вместе с ней на диван, поближе к папе, к которму уже подползает Севара и обнимает его руку. Годияр остаётся на своём месте, только ноги вытягивает и подушку под голову подкладывает, чтобы удобнее стало. – Что почитаем, девочки? – Кояшим минем, за окном зима, значит нам нужны ваши снежные сказки! – Восклицает мама, театрально возмущаясь. Она тут же сдаётся улыбке папы и, тихо засмеявшись, кладёт свою голову ему на плечо. Папа открывает нужную страницу, где чёрные чернила вырисовывают хребты гор и замок, окутанный метелью. Но картинка вдруг начинает обретать цвета и выскакивает, став реальной. Знакомое изображение из сказки оборачивается тёмным лесом и фигурой мужчины с длинными белыми волосами. Внезапно всё исчезло, и Севара поняла, что то был сон, а сейчас она лежит с закрытыми глазами. Отчётливо слышалась навязчивая весёлая мелодия, которую кто-то напевал под нос. Вскорости добавились и слова, звонкими колокольчиками разгонявшие холодную тишину: –...Блазнит, что снег, нам даст ночлег. Блазнит, что лёд, на вкус, как мёд... Детская песенка прервалась, когда Севара наконец подняла веки, уставившись на рыжую девушку, складывающую постельное белье на кресло. Незнакомка застыла с открытым ртом, глядя большими серыми глазами на проснувшуюся, а затем ойкнула и затараторила: – Вы очнулись? Как самочувствие, сударыня? Врач приходил, но сказал не к чему вызывать из Лединска целителя, забирать тоже не стал. – Я в порядке, – немного тихо ответила Севара. Как ни странно, она действительно чувствовала себя неплохо для человека, который едва не замёрз насмерть. Разве что отчего-то беспокоило сердце, но не настолько, чтобы жаловаться незнакомке. Выяснить нужно совсем иное: – Где я? – На постоялом дворе, в Пэхарпе. Вас тут рядом нашли, у леса. Мы, женщинами, круг обходили, праздник же, увидали вас, дотянули в тепло, врача вызвали, полицию. Оказалось, вы несильно замёрзли, травм нет. Мы уж было думали, что разбойница, с шкатулкой ведь и без пачпорта, но с Лединска уже сообщили о старике на дороге, тот сказал, что дворянку довозил. Ну и вот... – подытожила рыжая, разводя руками. Севара протёрла виски, жмурясь и силясь сложить всё в голове. Пока она поняла, что её осмотрел врач. Не целитель с магией, но тоже неплохо. Полиция была, старик-извозчик жив, а... В ушах зазвенело, перед глазами потемнело. Резкий приступ боли ознаменовал яркое воспоминание о беловолосом спасителе. Произошедшее больше не куталось в туман, а проступало детальными образами. – Вы в порядке, сударыня? – рыжая наклонилась, участливо глядя на побледневшее лицо гостьи. – Просто небольшая мигрень... – От переживаний, верно. – По-видимому, – согласилась Севара, растирая успевшие замёрзнуть плечи. Она не могла понять: была ли та встреча реальностью или ей лишь привиделось? В голове царила туманная дрёма, как бывает, когда только просыпаешься, так что размышления давались пока тяжело. – Принести вам отвар? Он на ромашке, лаванде и валерьяне. – А кофе у вас не подают? – Кофя нет, – раздался печальный ответ. – Но чай с травами разными есть и с ягодами. Хотите с шиповником? Могу с малиной вам сделать. Или облепиховый. И покушать вам нужно. Но кафу вам не вкусно будет есть, чирлу, может, сделать? – Кафу? Чирлу? – уточнила Севара. Рыжая девушка покраснела и, потупив взгляд, сбивчиво пояснила: – Простите, у нас так говорят. Кафа – каша, чирла – яичница... Знаю, неправильно, но привыкла, извините... – Здесь используют много непонятных мне слов, но извиняться тебе не за что. Как твоё имя? – Оленя. – Что ж, моё имя Севара. Тамъярова Севара Милояровна, – представилась она, приподнявшись на кровати, но тут же легла снова, обратившись к новой знакомой: – Оленя, будь любезна, принеси крепкого чаю и... чирлу. Оставшись на время в одиночестве, Севара наконец огляделась. Небольшая комната, оснащённая чугунной печкой, красные стены с орнаментом, бардовые портьеры, скрывающие часть мутного окна с кованной решёткой на нём. Помещение выглядело довольно богато для обычной комнаты на постоялом дворе. У двери – комод с небольшой вазой, в неё поставили нежно-розовый пион, рядом с которым притаилась шкатулка из голубого камня. Заворожённая, Севара вылезла из-под одеяла. Осторожно ступая по мягкому, но холодному ковру, двинулась вперёд. А ведь Оленя упоминала, что их гостью нашли со шкатулкой. Но откуда та взялась? Все вещи остались на санях, да и ничего подобного в саквояже не лежало. И цветок... – Неужели?.. – пробормотала Севара, подходя к комоду. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Зубы начали стучать не только из-за прохлады комнаты, но и от странного волнения, вызванного воспоминанием о бледном незнакомце. Он отдал пион, но мог ли даровать ещё что-то? Разумеется, мог. Шкатулка была среднего размера, цвета неба, но немного сверкала, словно снег под лучами Инти. Руки дрожали, пришлось закрыть глаза и дышать глубже, чтобы унять тревогу. Она и сама не знала, что ожидала увидеть в шкатулке. Предположения были разнообразными: от обрубленных пальцев в крови до одинокого колье изо льда, при этом обязательно проклятого. С другой стороны, разве беловолосый не спас от верной смерти? Зачем ему пытаться теперь причинить вред?