Серлас решает, что это неправда, что горе лишило милую Мэйв доброты и света, которые всегда его восхищали. Он должен пойти в город, наплевав на беспокойства горожан, и отыскать ее. Поддержать, протянуть руку помощи. Ведь она всегда была ему верной опорой в трудные времена, даже когда он ни о чем не просил. Особенно когда не просил. Добрая светлая Мэйв. Ее слова – ни что иное, как безумие горя. Серлас думает об этом, когда укрывает спящую Клементину, и украдкой, пока не видит Несса, целует в лоб. Теплый, нежный. Маленькая девочка, какой бы беспокойной она ни была, несет радость и свет. Клементина, дочь колдуна. Несса зовет ее Клеменс и снова поет свои песни. Те льются реками и ручьями, тихо сбегают через открытые окна во двор и тонут в водах океана, чтобы вместе с течением унестись вдаль, за горизонт, и осесть в мыслях случайного странника смутными мелодиями. Клеменс, дочь Нессы, дарит счастье. Серлас верит в это. Только вера не спасает его от нагрянувшей беды. Едва последняя свеча гаснет в его руках, едва он переступает порог спальни Нессы, чтобы присоединиться к ее недолгому сну, в их двери стучат. Громко, требовательно, так что дрожат и стены, и пол. Тревоги и страхи вмиг возвращаются. Серлас мчится через весь дом, чтобы открыть страшным гостям. На пороге стоят Конноли – пугающий Дугал и его младший брат Киеран. Они возвышаются над худым Серласом черными тенями, мрачно смотрят на него сверху вниз и тяжело дышат. – Отойди, иноземец, – грохочет Дугал. Один его голос способен пригвоздить к земле, и Серлас не двигается с места. – Что вам нужно в такой поздний час? Он бы хотел, чтобы и его голос был таким же грубым и жестким, но, увы, он может только шептать. Если они пришли за ним, ему придется бежать из города. Дугал сдвигает его к стене, будто Серлас – пушинка. За его спиной в лунном свете виднеются худые плечи Мэйв. – Мы пришли за ведьмой, чужак, – рычит Дугал. – Отойди в сторону. X. Каменный оскал и костер на площади Серлас успевает метнуться в спальню, но его хватают за ворот рубахи и оттаскивают назад. Это рука Киерана, такая же огромная, как и у брата. – Нет, вы не посмеете! – давится криком Серлас. – Несса! Дугал с факелом в руках идет дальше, на стенах пляшет его чудовищная темная тень. Слышится короткий вскрик, следом – плач Клементины. – Несса! – Серлас рвется из крепкой хватки Киерана. Тот разворачивает его лицом к себе и коротко, точно бьет в грудь. Воздух со свистом выходит из его легких, Серлас сгибается, взгляд утыкается в сапоги на ногах ирландца. На носках у него – пыль и сухие травинки, а еще остатки мха из лесной чащи. – Тебе бы сидеть в углу и тихо скулить, пес, – рычит над ним Киеран. Серлас никогда не сталкивался с ним раньше, не говорил – только видел в городе рядом с братом или отцом. Отчего младший Конноли так зол на него? Или вся их семья считает Серласа врагом? Он ничего им не сделал, не сотворил зла. Но сейчас они вырывают из его ослабевших рук то единственное, ради чего он готов бы сражаться до смерти. Несса появляется в дверях первой. За ней огромной черной тенью следует Дугал. Он даже ее не держит – жена сама спокойно шагает вперед. Лицо ее белее белого. – Несса! – Серлас снова пытается вырваться, хотя внутри все горит еще от первого удара Киерана. Жена смотрит вперед, в окна, выходящие к берегу океана. В лунном свете, сутулая и босая, там виднеется Мэйв. Она глядит на Нессу с усталой злостью. Их выводят обоих, женщину и мужчину. В доме остается только их плачущее дитя. Лицо Мэйв, полное горя и упрямой, костенеющей прямо на скулах злобы, становится восковым. – Это ты сгубила ее, – бросает она. – Если бы не ты… Несса молчит, будто лишилась голоса. Серласа, упирающегося и рвущегося из лап Киерана, ставят на колени. Мэйв опускает к нему взгляд и сжимает губы в тончайшую, едва заметную линию. – Колдунов не бывает, – повторяет она тяжело. Эти слова разбивают, ломают, крошат в Серласе то последнее живое, что еще теплится на дне рассудка и не дает окунуться в яростное забытье. – Неправда, – шипит он. Душная ночь таит в себе страхи. Несса молчит. Мэйв вздыхает. – За все твои деяния тебя сожгут на костре. – Нет! Серлас кричит, мечется, рвется из рук Киерана, и кулак ирландца обрушивается на него вновь. Удар приходится в спину; Серлас выгибается дугой. – Несса!.. – хрипит он сквозь кашель. Она вся белая: белая сорочка до пят, белые тонкие руки, сжимающие ситцевую ткань подола, белая шея, щеки, лоб. Даже рыжая коса на плече тускнеет – страх будто лишает ее цвета. – Вы не можете, – цедит Серлас сквозь стиснутые от боли зубы. – Вы не посмеете… – Готов за нее заступиться? – рявкает Дугал и, отойдя от Нессы, наступает сапогом на его руку. – Ты, иноземец, готов выгораживать ведьму, которая тебя пригрела? – Оставь, – коротко говорит Несса. Дугал тут же выпрямляется и поворачивается к ней. Замерев, смотрит прямо на нее, но Серлас не видит того, что видит ирландец. – Оставь его, – повторяет Несса. – Он ничего не сделал. Он невиновен. Дугал сплевывает ей под ноги. Серлас силится встать, подняться хотя бы с колен. Сил совсем не осталось, ибо страх сжимает в своих объятиях все его существо, душный воздух давит на плечи, а в голосе Нессы звучит обреченность. – Я не убивала Ибху, – говорит она. Мэйв вздрагивает, как от пощечины. – Врешь! Моя мать помогла тебе, а за это ты прокляла ее, и Бран[30] забрал себе ее душу! Ты молилась ему, я слышала! – Я молилась Бригид[31], – качает головой Несса. – Твоя мать уже была тяжело больна, она умирала… – Ложь! Ты прокляла ее, наслала на нее смерть! Мэйв дрожит и всхлипывает. Смахнув с лица злые слезы, она кидает Серласу, будто и его винит в смерти Ибхи: – Все еще веришь ей? Чья дочь плачет в доме? Несса впервые дергается в руках Дугала. – Не трогайте ее! Только не ее! Серлас стискивает зубы до скрежета, до боли. – Она же ребенок, Мэйв, – шепчет он. – Всего лишь ребенок. – Чей? Вскрикнув, Несса падает на колени. – Серлас, – плачет она, – прошу тебя… Он ловит ее умоляющий взгляд. Бледное лицо, слезы на острых скулах. Дрожащие губы – искусанные, покрасневшие, – алеют ярким пятном. – Клеменс моя дочь, Мэйв, – говорит Серлас. – Не трогай ее. * * * Клеменс кидается к Теодору мимо стеклянных витрин, полок с крошечными статуэтками и кривоногих стульев – кажется, все вещи в антикварной лавке вдруг ожили и встают у нее на пути. Теодор же с выдохом оседает, как дырявый воздушный шар. Шон растворяется в темноте за пределами той реальности, где он все еще ее друг и помощник, а не взъерошенный мальчишка с ножом в руках. Шона в мире Клеменс больше не существует. – Теодор! Нет-нет-нет, только не закрывай глаза! Клеменс падает на колени, подавляя вопль, – ему сейчас гораздо труднее дышать, и не ей кричать от страха. По белой рубашке растекается алое пятно, но в сумраке антикварного магазина оно кажется черным, будто вместо крови в теле Теодора чернила, смола, застывающая лава из жерла вулкана. Зажать рану, не дать ему потерять слишком много крови, дождаться врачей. Вызвать «скорую». Вытащить нож. Нет, не так! Все не так, все надо сделать наоборот! Какая же ты дура, Клеменс! Не выдержав, она всхлипывает – вместе со слезами наружу рвется паника.