— Может быть, меня и эксплуатируют, — говорила она очередной шляпке, обтягивая ее алым шелком и украшая восковыми вишнями, — но ведь кто-то же должен вас делать, а то нечего будет продавать! Она закончила алую шляпку и взялась за следующую, шикарную, черно-белую, и тут ее осенила совершенно новая мысль. — Предположим, продавать будет нечего — ну и что тогда? — спросила Софи у шляпы. Она оглядела шеренгу готовых шляп на болванках и груду недоделанных шляп в углу. — Ну и что в вас хорошего? — горько спросила она. — Какой мне от вас прок? Одни неприятности! Софи была на волосок от того, чтобы сбежать из дому и отправиться на поиски счастья, но вовремя вспомнила — она же старшая дочь, и никакого толку все равно не будет. И она со вздохом взялась за следующую шляпку. На следующее утро она была в лавке одна и по-прежнему страшно злилась, и тут ворвалась молоденькая покупательница самого простецкого вида, крутя за ленты плоеный сыроежечный чепчик. — Вы только поглядите! — закричала эта юная леди. — Вы мне говорили, что Джейн Ферье была в таком же точно чепчике, когда повстречала своего графа! Все врете! Ничего такого со мной не случилось!!! — И ничего удивительного, — ответила Софи, от неожиданности не сумев сдержаться. — Если вы такая дура, что с вашим-то лицом носите такие чепчики, у вас не хватит мозгов заметить самого короля, хоть он у вас в ногах валяйся, если, конечно, он не превратится в камень от одного взгляда на вас! Покупательница остолбенела. Потом она запустила чепчиком в Софи и выскочила из лавки. Софи аккуратно убрала чепчик в мусорную корзину. Дышать ей было почему-то тяжеловато. Правило гласит: потеряешь терпение — потеряешь клиента. Только что Софи убедилась — это истинная правда. Однако мысль о том, какое это оказалось удовольствие, изрядно ее озадачила. Опомниться Софи не успела. Послышались скрип колес и стук лошадиных копыт, и в лавке стало темно: окно заслонила карета. Зазвенел колокольчик, и в дверь вплыла роскошнейшая покупательница — Софи таких никогда и не видела. С плеч покупательницы ниспадала соболья накидка, а тугое черное платье так и сверкало бриллиантами. Взгляд Софи в первую очередь приковала широкополая шляпа дамы — она была отделана настоящими страусиными перьями, окрашенными так искусно, что они оттеняли розовые, зеленые и голубые блики бриллиантов и при этом оставались черными. Очень дорогая шляпа. Лицо дамы было продуманно прекрасным. Ореховый оттенок волос очень молодил ее, только вот… Взгляд Софи переместился на молодого человека, который вошел в лавку вслед за дамой, — она увидела рыжеватого юношу, одетого очень элегантно, но бледного и явно ужасно расстроенного. Он взглянул на Софи с мольбой и ужасом. Юноша был гораздо моложе дамы. Софи оторопела. — Мисс Хаттер? — спросила дама голосом мелодичным, но властным. — Да, — ответила Софи. Вид у юноши стал еще более расстроенный. Вероятно, дама была его матерью. — Я слышала, вы продаете просто божественные шляпки, — пропела дама. — Покажите. Софи недостаточно владела собой, чтобы отважиться на ответ. Она вышла навстречу покупательнице и стала демонстрировать шляпки. Ни одна из них, конечно, не соответствовала роскошному облику дамы, к тому же молодой человек не сводил с Софи глаз, и ей было страшно неловко. Чем скорее дама убедится, что здесь ей ничего не найти, тем скорее эта пара наконец уйдет. Следуя совету Фанни, Софи начала с самых неподходящих. Дама сразу же начала отвергать шляпки одну за другой. — Обаяшка, — фыркнула покупательница в адрес розового чепчика. — Майская роза, — припечатала она ядовито-салатную соломку. А вуалетке с блестками заявила: — Загадочный вид. Как банально. А что вы еще можете предложить? Софи предъявила ей шикарную черно-белую шляпку — единственную, которая была способна хоть сколько-то заинтересовать такую роскошную даму. Дама презрительно оглядела шляпку. — Подобный убор не к лицу решительно никому. Вы зря отнимаете у меня время, мисс Хаттер. — Я делаю это только потому, что вы пришли ко мне в лавку и попросили показать шляпы, — возразила Софи. — Видите ли, сударыня, это маленькая лавка в маленьком городке. Зачем вообще… — Тут молодой человек, стоявший за спиной у дамы, ахнул и замахал руками, словно пытаясь предостеречь Софи. — Зачем вообще было брать на себя труд заходить к нам? — закончила Софи, и ей стало интересно, что же теперь будет. — Я всегда беру на себя труд наказать тех, кто смеет перечить Болотной Ведьме, — отчеканила дама. — Премного наслышана о вас, мисс Хаттер, и мне не по душе ни конкуренция, ни ваши умонастроения. Я пришла остановить вас. Так вот же вам. — И она протянула руку и взмахнула ею у Софи перед лицом. — Вы хотите сказать, что вы и есть Болотная Ведьма? — затрепетала Софи. От ужаса и изумления у нее что-то случилось с голосом. — Да, — отвечала дама. — И пусть это научит вас не лезть в мои дела. — А разве я в них лезла? Что за чушь! — прокаркала Софи. Теперь молодой человек глядел на нее в полной панике, но она совершенно не понимала, что это с ним. — Никаких недоразумений, мисс Хаттер, — сказала на это Ведьма. — Пойдем, Гастон. — Она повернулась и устремилась к выходу. Пока юноша униженно открывал перед Ведьмой дверь, она снова обернулась к Софи. — Кстати, вы не сможете никому рассказать, что вас заколдовали, — добавила она. И дверь за ней захлопнулась с похоронным звоном. Софи потрогала лицо, чтобы узнать, отчего молодой человек так испугался. Пальцы нащупали мягкие дряблые морщинки. Софи поглядела на руки. Они тоже были сплошь в морщинках и ужасно костлявые, с раздутыми венами на тыльной стороне и узловатыми пальцами. Софи подобрала подол серой юбки и увидела хилые тощие лодыжки и расшлепанные ступни, от которых башмаки стали все бугристые. Это были ноги девяностолетней старухи, и ноги самые что ни на есть настоящие. Софи кинулась к зеркалу — и тут же выяснилось, что теперь ей приходится ковылять. Лицо в зеркале показалось ей абсолютно спокойным, потому что ничего другого она и не ожидала увидеть. Это было лицо сухопарой старухи, изможденное, бурое, в ореоле легких седых волос. На Софи глядели ее собственные глаза — желтые, слезящиеся, — и выражение в них было довольно-таки трагическое. — Не бойся, старушка, — успокоила Софи свое отражение. — Вид у тебя здоровый. К тому же это больше отражает твою подлинную сущность. Она обдумала свое положение — совершенно спокойно. Все кругом сделалось тоже совершенно спокойным и каким-то далеким. Софи даже не особенно сердилась на Болотную Ведьму. — Само собой, если представится случай, надо будет с ней поквитаться, — сказала себе Софи. — Но если уж Летти и Марта согласны быть друг дружкой, я тоже смогу пока что пожить в таком виде. Только здесь мне оставаться нельзя. У Фанни будет удар. Так. Это серое платье вполне годится, но надо еще взять с собой шаль и что-нибудь поесть. Софи подковыляла к двери лавки и аккуратно повесила на нее объявление «Закрыто». Суставы у нее скрипели на ходу. Идти приходилось согнувшись и медленно. Однако Софи было приятно обнаружить, что она очень крепкая старуха. Она не чувствовала ни малейшей слабости — только скованность. Софи проковыляла за шалью и накинула ее на голову и плечи, как носят старухи, а потом зашаркала в дом, взяла там кошелек с несколькими монетками и немножко хлеба с сыром. Она вышла за порог, тщательно спрятав ключ в условленном местечке, и заковыляла по улице, дивясь собственному спокойствию. А не сходить ли попрощаться с Мартой, — подумала Софи. Однако даже представить себе, что Марта ее не узнает, было невыносимо. Софи решила, что напишет сестрам, как только доберется туда, куда идет, и зашаркала через Ярмарочный луг, и через мост, и дальше, в поля за рекой. Был теплый весенний денек. Даже став старой каргой, Софи, как выяснилось, не утратила способности радоваться пейзажу и майским ароматам живых изгородей, — правда, пейзаж был какой-то нечеткий. Спина у нее начала болеть. Софи упрямо ковыляла вперед, однако палка бы ей совсем не помешала. Она поглядывала на заборы — не найдется ли там расшатавшейся жердины. Судя по всему, глаза у нее были уже не те, что прежде. Ей показалось, будто она видит впереди какую-то палку или шест, но стоило ей дойти до него, как оказалось, что это нижний конец старого пугала, которое кто-то выбросил в кусты. Софи подняла пугало. Вместо лица у него была увядшая репа. Софи почувствовала определенное душевное родство с беднягой. Она не стала разбирать пугало и отнимать у него палку — наоборот, воткнула его между ветками, и вот пугало лихо замаячило у дороги, а дырявые рукава на палках-руках так и полоскались над кустами. — Ну вот, — кивнула Софи, и надтреснутый старушечий голос немало ее позабавил, потому что внезапно разразился надтреснутым старушечьим хохотком. — Ни на что особенное мы с тобой уже не годимся. Правда, дружище? Может быть, если я пристрою тебя там, где тебя все видят, ты и вернешься на свое поле. — Она заковыляла дальше, но тут у нее возникла одна мысль, и пришлось возвратиться. — И если бы я не была обречена на неприятности исключительно по семейным обстоятельствам, ты бы сейчас ожил и помог бы мне найти свое счастье, — сообщила она пугалу. — Но я все равно желаю тебе, дорогое Пугало, удачи. Уходя прочь, она еще немного похихикала. Ну и что, если у нее теперь не все дома? Со старушками такое случается сплошь и рядом. Палку себе она нашла примерно через час, когда присела на кочку передохнуть и поесть хлеба с сыром. Из живой изгороди у нее за спиной доносился какой-то шум: придушенный визг, а следом отчаянные рывки, от которых с веток облетали майские цветочки. Софи подползла на костлявых коленях поглядеть сквозь листья, цветы и колючки в гущу разросшейся живой изгороди и обнаружила там тощего серого пса. Пес попал в ужасную ловушку: в обвязанной вокруг его шеи веревке каким-то образом запуталась палка, и эта палка намертво застряла между двумя ветками, так что пес едва мог двигаться. Он уставился безумными глазами прямо в любопытное лицо Софи. Девушкой Софи боялась собак. Даже теперь, став старушкой, она здорово встревожилась, заметив два ряда белых клыков в оскаленной пасти зверя. Но она сказала себе: «В моем нынешнем положении уж об этом-то беспокоиться не следует», — и нащупала в кармане ножницы. Протянув руку с ножницами в глубь куста, она попыталась разрезать веревку на шее пса. Пес совсем ошалел. Он отшатнулся от нее и оскалил зубы. Но Софи храбро продолжала кромсать веревку. — Ты умрешь от голода или задохнешься, дружище, если не дашь мне ее разрезать, — сказала она псу надтреснутым старушечьим голоском. — Честно говоря, я думаю, что кто-то уже пытался тебя задушить. Может, от этого ты и не в себе. Веревка была обмотана вокруг собачьей шеи очень туго, а палка ужасно запуталась. Щелкать ножницами пришлось довольно долго, но наконец веревка распалась надвое, а пес выбрался из западни. — Хочешь хлебца с сыром? — спросила тогда Софи. Но пес только рыкнул на нее, протиснулся к противоположной стороне живой изгороди, вылез из кустов на волю и крадучись удалился. — Тоже мне благодарность! — проворчала Софи, потирая занемевшие руки. — Но ты мне все равно подарочек-то оставил! — Она вытянула из кустов злополучную палку и обнаружила, что это самая настоящая трость, прекрасно отполированная и с кованым наконечником. Софи доела хлеб и сыр и отправилась дальше. Склон становился все круче, и трость оказалась очень кстати. Софи бодро ковыляла вперед, болтая на ходу с тростью. В конце концов, старушки часто разговаривают сами с собой. — Ну вот, уже две встречи, — бурчала она, — и хоть бы какая-нибудь волшебная награда. Хотя ты-то — хорошая палка. Ты не думай, я не брюзжу. Просто мне наверняка предстоит и третья встреча — не знаю, волшебная ли. По правде говоря, я настаиваю — мне полагается еще одна встреча! Интересно, что это будет. Третья встреча произошла к концу дня, когда Софи зашла уже довольно далеко в холмы. По выгону навстречу ей шел, насвистывая, какой-то деревенский житель. Вот пастух, решила Софи, он возвращается домой после работы. Это был ладный парнишка лет сорока. «Ну и ну! — сказала себе Софи. — Еще нынче утром я бы решила, что он старик! Надо же, все, оказывается, зависит от того, как посмотреть!» Когда пастух увидел бормочущую себе под нос Софи, он предусмотрительно посторонился, попятившись аж до дальнего конца выгона, и очень-очень сердечно окликнул ее: — Вечер добрый, матушка! Куда путь держите? — Матушка? — удивилась Софи. — Я вам не матушка, молодой человек! — Это такое выражение, — испугался пастух, прижимаясь к ограде и на цыпочках двигаясь вниз по склону. — Я всего-навсего хотел учтиво поинтересоваться, далеко ли вам еще идти, ведь уже скоро вечер, а вы все в пути. Вам же никак не поспеть в Верхние Горки до заката, правда? Софи это в голову не приходило. Она остановилась на тропе и задумалась. — Не важно, — сказала она, обращаясь отчасти к себе самой. — Когда отправляешься на поиски счастья, становится не до мелочей. — Да что вы говорите, матушка! — воскликнул пастух. Он уже миновал Софи, и от этого ему явно полегчало. — Тогда желаю вам всяческих успехов, матушка, если, конечно, ваше счастье не имеет касательства к тому, чтобы наводить порчу на чужой скот! — И он двинулся вниз по склону — очень широкими шагами, почти бегом, но не совсем. Софи возмущенно поглядела ему вслед. — Подумать только — он решил, будто я ведьма! — поделилась она с тростью. Ей даже захотелось пугнуть пастуха, крикнув ему вслед какую-нибудь гадость, но это было бы с ее стороны как-то нехорошо. Софи двинулась вверх по холму, бормоча себе под нос. Вскоре изгороди кончились, начались голые бугры, а дальше открылась вересковая пустошь, за которой виднелись какие-то крутые уступы, поросшие желтой шуршащей травой. Софи мрачно шла вперед. Узловатые старые ноги сильно разболелись, и спина тоже, и колени. Софи так утомилась, что перестала бормотать и просто тащилась вперед, задыхаясь, пока солнце не нависло совсем низко над горизонтом. И вдруг Софи отчетливо поняла, что ей больше ни шагу не ступить. Она плюхнулась на камень у дороги, недоумевая, что же теперь делать. — Никакого счастья мне сейчас не нужно, кроме удобного кресла! — выдохнула она. Камень оказался чем-то вроде смотровой площадки, с которой Софи открывался великолепный вид на пройденный путь. Перед ней в лучах заходящего солнца простиралась чуть ли не вся Долина, сплошь поля, живые изгороди и заборы, изгибы реки, великолепные богатые особняки, сияющие среди садов, и все это до самых синих гор в дальней дали. Прямо у ее ног раскинулся Маркет-Чиппинг. Софи глядела на знакомые улицы. Вот и Рыночная площадь, и кондитерская Цезари. Она могла бы бросить камешек в трубу дома по соседству со шляпной мастерской. — Надо же, как близко! — в досаде сказала Софи своей трости. — Столько топать — и все ради того, чтобы поглядеть на собственную крышу! Солнце садилось, и на камне становилось холодно. Неприятный ветер, казалось, дул со всех сторон, как бы Софи ни уворачивалась. Она поймала себя на том, что все больше и больше задумывается о кресле у камина, а еще о ночной тьме и диких зверях. Но даже если бы она решила возвращаться в Маркет-Чиппинг, все равно добраться туда ей удалось бы не раньше глубокой ночи. С тем же успехом можно идти дальше. Она вздохнула и кряхтя поднялась. Это было ужасно. У нее болело все. — Понятия не имела, с чем старикам приходится мириться! — простонала Софи, взбираясь на холм. — Впрочем, волки меня не тронут. Я для них чересчур суха и костлява. И то утешение! Стремительно спускалась ночь, и вересковые пустоши стали серовато-голубыми. Ветер усилился. Пыхтение Софи и хруст ее суставов громко отдавались у нее в ушах, и она не сразу расслышала, что некоторую долю хруста и пыхтения производит кто-то совсем другой. Она подняла голову и подслеповато прищурилась. Через пустошь к ней направлялся, скрежеща и рокоча, замок чародея Хоула. Из его черных башен возносились к небесам тучи черного дыма. Замок был ужасно высокий, тонкий, тяжелый, уродливый и зловещий. Софи оперлась на трость и уставилась на него. Она не особенно испугалась. Ей было даже интересно, как это он передвигается. Но главное — она поняла, что весь этот дым означает: где-то за высокими черными стенами непременно имеется большой очаг. — А почему бы и нет? — спросила она у трости. — Едва ли чародею Хоулу так уж нужна моя душа. Он же похищает только юных девушек! Она подняла трость и властно помахала ею замку. — Стой! — закричала она. Замок послушно зарокотал, заскрежетал и остановился примерно в пятидесяти футах выше Софи по склону. Софи благодарно заковыляла к нему. Глава третья, в которой Софи попадает в замок и заключает некую сделку