Риццоли резко обернулась, и луч фонарика заплясал по потолку, стенам, выхватывая из темноты массивные колонны и камни фундамента. Наконец он замер в дальнем углу. На стене темнело пятно. Кровь. Она посветила туда, и свет упал на тело Корделл, привязанное к кровати. На нем блестела свежая кровь. На белом бедре алела отметина, как будто оставленная ладонью Хирурга. Возле кровати стоял лоток с инструментами — набор пыточных приспособлений. «О Боже! Я ведь могла тебя спасти…» Обезумев от ярости, она посветила фонариком вдоль окровавленного тела. На шее не было зияющей раны от смертельного удара. Луч света, казалось, дрогнул. Нет, дрогнул не свет, а грудь Корделл! «Она еще дышит». Риццоли сорвала скотч с губ Корделл и почувствовала ее теплое дыхание. Увидела, как дрогнули ее веки. «Слава Богу, жива!» Одновременно с дикой радостью пришло вдруг ощущение: что-то не так. Но думать об этом было некогда. Она должна вытащить отсюда Корделл. Зажав фонарик в зубах, она быстро перерезала ленту на запястьях Корделл и нащупала пульс. Пульс был — слабый, но определенно был. И все-таки она не могла избавиться от неприятного ощущения тревоги. Даже когда освобождала от оков щиколотки Корделл, в голове вертелась неясная навязчивая мысль. И наконец она поняла, в чем дело. Тот крик. Она слышала крик Корделл, когда была в амбаре. Но у Корделл рот был заклеен скотчем. «Он сорвал его. Он хотел, чтобы она закричала. Он хотел, чтобы я услышала этот крик. Ловушка!» В тот же миг рука ее потянулась к пистолету, который она положила на кровать. Но дотянуться она не успела. Прямо в висок обрушился удар такой силы, что она тут же распласталась на земляном полу. Она отчаянно пыталась встать на четвереньки, но безуспешно. Последовал новый удар, заваливший ее на бок. Риццоли услышала, как хрустнули ребра, и от боли перехватило дыхание. Она опрокинулась на спину, чувствуя, что задыхается. Над головой зажегся свет — одинокая лампочка болталась под потолком. Он стоял над ней, и его лицо вырисовывалось черным овалом. Это был Хирург, обозревающий свою новую добычу. Она перекатилась на другой бок и все-таки попыталась приподняться. Он пихнул ее ногой, и она снова завалилась на спину. Удар пришелся на сломанные ребра, и она взвыла в агонии боли, больше уже не в силах шевельнуться. Даже когда увидела занесенный над головой ботинок. Подошвой он пригвоздил ее руку к полу. Она закричала. Хирург потянулся к лотку с инструментами и взял скальпель. «Нет! Господи, только не это!» Он склонился на ней, ботинком все еще прижимая ее руку к полу, и занес скальпель. Потом безжалостно полоснул им по ее раскрытой ладони. Она издала дикий вопль, когда сталь пронзила руку насквозь, пригвождая ее к земле. Он схватил следующий скальпель. Взял ее правую руку и так же придавил к полу подошвой. И снова занес нож над головой. А потом опустил, прорезая и плоть, и землю. На этот раз крик вырвался слабый. Это был, скорее, стон побежденного. Он поднялся и какое-то время любовался ею, как любуется коллекционер, пришпиливая очередную бабочку к доске. Потом подошел к лотку с инструментами и взял третий скальпель. Распластанная на земле, пригвожденная к ней, Риццоли могла только наблюдать и ждать финального акта. Он обошел ее сзади и опустился на корточки. Схватил за волосы и грубо задрал ей голову, обнажая шею. Теперь она смотрела прямо на него, и его лицо стало не просто черным овалом. Оно превратилось в черную дыру. Она чувствовала, как пульсирует на ее горле сонная артерия, в такт биению сердца. Кровь жила своей жизнью, путешествуя по артериям и венам. Ей оставалось лишь гадать, как долго она продержится в сознании. И будет ли смерть постепенным погружением в темноту. Она уже понимала ее неизбежность. Всю свою жизнь она оставалась борцом, всю жизнь сопротивлялась поражению, но на этот раз ей не повезло. Ее шея была безжалостно подставлена холодному орудию убийцы. Она видела его сверкающее лезвие и зажмурилась, когда оно коснулось кожи. «Боже, сделай так, чтобы все прошло быстро!» Она услышала, как он сделал подготовительный вдох, и почувствовала его зверскую хватку на своих волосах. Грохот выстрела был для нее шоком. Она распахнула глаза. Он все еще сидел на корточках возле нее, но уже не держал ее за волосы. Скальпель выпал из его рук. Что-то теплое капнуло ей на лицо. Кровь. Не ее кровь, его. Он завалился на бок и исчез из поля ее зрения. Уже смирившись с близкой смертью, Риццоли никак не могла поверить в то, что будет жить. Она с трудом пыталась понять суть происходящего. Она видела покачивающуюся над головой лампочку. По стене двигались какие-то тени. Повернув голову, она увидела руку Кэтрин Корделл, вяло опустившуюся на кровать. Увидела пистолет, выпавший из ее руки. Где-то вдалеке выла сирена. Глава 27 Риццоли сидела на больничной койке перед экраном телевизора. Ее руки были так основательно забинтованы, что издалека напоминали боксерские перчатки. На голове было выбрито большое пятно — в этом месте доктора накладывали черепные швы. Она возилась с пультом телевизора и не сразу заметила, что в дверях стоит Мур. Он постучал. Когда она обернулась, он на мгновение увидел в ней слабую беззащитную женщину. Впрочем, она тут же нацепила маску независимости и стала прежней Риццоли, настороженно наблюдающей за тем, как он прошел в палату и сел на стул. На экране телевизора мелькали кадры очередной мыльной оперы. — Ты не можешь выключить эту пошлятину? — раздраженно бросила она и указала перебинтованной рукой на пульт управления. — У меня не получается нажать на кнопку. Они, наверное, думают, что я могу переключать носом или еще чем-нибудь. Он взял пульт и выключил телевизор. — Спасибо тебе, — фыркнула она. И поморщилась от боли в трех сломанных ребрах. С выключенным телевизором стала заметной долгая пауза, повисшая между ними. Из коридора доносились крики врачей и грохот тележек, развозивших еду. — За тобой здесь хорошо ухаживают? — спросил он. — Вполне прилично для сельской больницы. Может, даже лучше, чем в городе. В то время как Кэтрин и Хойт были доставлены самолетом в медицинский центр «Пилгрим» в Бостон в связи с их тяжелыми ранениями, Риццоли поместили в местную больницу. Несмотря на удаленность от города, почти все детективы из отдела убийств уже совершили паломничество в эти края, чтобы повидать коллегу. И все приносили цветы. Букет роз от Мура затерялся среди ваз, расставленных по всей палате. — Ого! — произнес он. — Я смотрю, у тебя много поклонников. — Да. Не верится? Даже Кроу прислал букет. Вон те лилии. Думаю, он этим пытается мне что-то сказать. Тебе не кажется, что это на тему похорон? А видишь те чудные орхидеи? Это от Фроста. Черт возьми, это я должна была послать ему цветы в знак благодарности за спасение. Именно Фрост позвонил в полицию штата и вызвал подкрепление. Когда Риццоли отключила пейджер, он связался с Дином Хоббзом и узнал о ее передвижениях. В частности, о том, что она поехала на ферму «Стерди» разыскивать женщину с черными волосами. Риццоли продолжала инвентаризацию своего цветочного фонда. — А вот эта огромная ваза с тропическими растениями от семьи Елены Ортис. Гвоздики прислал Маркетт, скупердяй. А жена Слипера принесла вот этот гибискус. Мур изумленно качал головой. — Ты все это запомнила? — Да, конечно, ведь мне никто никогда не дарил цветы. Я буду помнить этот момент всю жизнь. В ней опять проступила уязвимость. И еще он заметил, что ее темные глаза как-то особенно блестят. Она была в синяках, в бинтах, с уродливой лысиной на голове. Но, абстрагируясь от недостатков в ее внешнем облике, не замечая квадратной челюсти и выпирающего лба, можно было увидеть ее красивые глаза. — Я только что разговаривал с Фростом. Он сейчас в «Пилгриме», — сказал Мур. — Говорит, что Хойт будет жить. Она промолчала. — Сегодня утром ему провели экстубацию гортани. У него до сих пор трубка в груди, поскольку повреждено легкое. Но дышит он самостоятельно. — Он в сознании? — Да.