— Поймешь, когда увидишь, — подмигнул Вадим. — Ему бы платок на голову, на верблюда и в пустыню. А он тут, бедный, мается в нашем переменчивом климате. Через полчаса, когда Вадим, перенявший от своего кота вкрадчивую походку, мягко ступая по ковру, ушел, отчитавшись по другим делам, в дверь решительно постучали. Олег и сам не знал, что он, собственно, хочет услышать от Горюнова и станет ли тот откровенничать. Но поскольку Евкоев-то уж точно не разоткровенничается без пинка, придется пока просто вникать в тему «Ближний Восток». В кабинет зашел мужчина в бежевом костюме спортивного покроя, который оттенял его смуглую кожу и выгодно подчеркивал худощавую жилистую фигуру. Голубые глубоко посаженные глаза казались добродушными, но Олегу от этого рентгеновского взгляда стало не по себе. Ермилов знал, что они в одном звании, но испытал давно забытое чувство, когда был новичком в ФСБ и все норовили ему напомнить, что он бывший прокурорский работник, не кадровый офицер и взяли его сюда в виде большого исключения. Нет, Горюнов не смотрел на Олега свысока. Он явно не претендовал на роль бывалого контрразведчика, тем более сам перевелся сюда только два года назад из СВР. Вообще меньше всего Петр походил на оперативника службы госбезопасности. Его можно принять за сотрудника НИИ и одновременно торговца с восточного базара. Разве что костюм слишком хорош для торговца. Ермилов бы удивился, узнай, что Петр Горюнов много лет работал парикмахером в багдадской цирюльне. (Горюнов и теперь еще машинально замечал, хорошо ли собеседник подстрижен и побрит, посмеиваясь над собой.) И некоторое время он работал в стамбульском порту докером-механизатором. — Вадим просил к вам зайти, — Горюнов протянул руку. Его теплая сухая ладонь продемонстрировала крепкую нервную систему своего хозяина. Он потоптался, тронул спинку стула, и, когда Олег взмахом руки предложил ему сесть, Петр устроился довольно раскованно. — Мы с вашим замом неплохо общались года два назад. Правда, обстоятельства, которые нас свели, для меня были не слишком приятными — Юрасов мой однокашник по ВИИЯ. Говорил он с заметным арабским акцентом. — Вот как, — не слишком удивился Олег. Он помнил обстоятельства того дела. — Петр… — Просто Петр и можно на ты, — взмахнул рукой Горюнов. — Ты не просветишь меня по поводу «Белых касок»? Ты же бывал в Сирии. Горюнов чуть приподнял бровь и улыбнулся: — Я лично с ними не сталкивался. — Он достал пачку турецких сигарет и жалобно взглянул на Олега. — На преступление толкаешь, — Ермилов достал из ящика стола пепельницу и указал на окно: — Там кури и пошире открой. Вадим недооценил Олега. Тот был осведомлен о личности Горюнова. Стал наводить о нем справки сразу же, как только узнал, что придется заниматься игиловцем Евкоевым, а через него разрабатывать разведчика или агента МИ6, действующего в Сирии. Знал и о том, что полковник Горюнов — офицер нелегальной разведки. Он не просто «бывал в Сирии», а внедрялся в ИГИЛ с целью добыть сведения о воюющих в бандах черного халифата гражданах из бывших союзных республик. Знал и о пристрастии к сигаретам, которое Горюнов приобрел, работая под прикрытием много лет в Ираке, и от которого безуспешно пытается избавиться. — Зачем они тебе здесь понадобились? — Петр присел на подоконник так, что свет из окна не позволял Ермилову разглядеть его лицо. — Ладно, не суть. Лично я с «белокасочниками» не сталкивался. Был там в паре военных учебных лагерей. Сначала и сам в качестве новобранца, — он хмыкнул. — Затем повоевал во славу Аллаха. Олега поразило спокойствие Горюнова. Петр явно вкладывал в слова больше эмоций, чем отражалось в его голосе и интонациях. Словно говорит вовсе не переживший эти события человек, а кто-то зачитывает текст, не вникая в суть написанного. Хотелось заглянуть под стол и отыскать того, кто говорит на самом деле за Петра. — И как? Медаль дали? — спросил Ермилов, и ямочка появилась на его щеке, хотя он сдерживал улыбку. — А мне говорили, что ты зануда, — не остался в долгу Петр, прикуривая от окурка новую сигарету, игнорируя возмущенный взгляд хозяина кабинета. — Как погляжу, все не так уж плохо. Даже иронизируешь… Дали мне там перца, еле ноги унес, а здесь пришлось согласиться на орден, — скромно добавил он. — Так вот, в основном я обретался в Эр-Ракке, изредка совершал вылазки в разные населенные пункты, где боевики обороняли свои позиции от правительственных войск. Я сейчас все это говорю, — Горюнов потер гладко выбритый подбородок, — а сам пытаюсь разогнать свой истощенный никотином мозг и вспомнить, кто мне говорил про эти «Белые каски». — Может, чаю или кофе? — предложил Олег угоднически, втайне надеясь, что древний напиток отвлечет Петра от пачки с сигаретами, от которой тот и не собирался отрываться. — Кофе, и покрепче, — кивнул Петр, отставив пепельницу. — «Всякий сброд оседлал коней, потому и мир идет прахом», — вдруг выдал он странную сентенцию в спину Олегу, возившемуся с кофе-машиной. — Не понял, — поглядел он через плечо. — Кто это сброд? — В том числе и «Белые каски», и те, кто за ними стоит. Так говорил Аббас. А уж он-то знал. Это его земля, хоть она и не существует де-юре. «И мир идет прахом», — задумчиво повторил он. — Ты про курдов? — догадался Ермилов, силясь понять, как связь с курдами не помешала Горюнову быть в ИГИЛ. Он тряхнул головой, приходя к выводу, что ему и не надо этого знать, и мысленно соглашаясь с Вадимом — Горюнов в самом деле может вызвать удивление. — Не будем удаляться от темы, — Петр взял чашку, протянутую Олегом. — Непосредственно с представителями этой организации я не сталкивался, хотя слышал, что они появляются в критические для игиловцев моменты и помогают избежать окружения или уничтожения. И особенный интерес у них к использованию химоружия. Так вышло, что мне пришлось иметь некоторое отношение к химоружию. Однако в моем случае речь не о «Белых касках». Там и без них хватает охотников взбаламутить воду, увязав действия Асада с химией. На них Химического Али нет — дяди Хусейна. Да и Саддама-сайида, как называет его мой приятель, на них бы тоже напустить. Он бы и в самом деле долбанул по ним хлором или зарином, да и дело с концом. — Ты приверженец Саддама? — Я сам жил при Саддаме в Ираке и дружу с его большим поклонником и бывшим личным охранником. Кстати, он одно время служил в ССБ и в Мухабарате, твой коллега — военный контрразведчик. И чертовски похож на своего кумира. У Олега на языке вертелось множество вопросов, которые так и подмывало задать, но спросил он о другом: — Как кофе, помог вспомнить, что там тебе этот Аббас про «белокасочников» рассказывал? Он с ними как-то контактировал? Горюнов снова взялся за сигареты, и Ермилову показалось, что у Петра лукавое выражение лица. — Сдается мне, Олег, что та справочка, что я на днях подготовил и передал в ваш Департамент, попала именно в твои руки. Впрочем, я надеялся на такой расклад. О твоей дотошности ходят легенды, которые и до меня уже дошли. Они переглянулись и рассмеялись. — Когда мне утром позвонил твой зам, я сразу подумал о Евкоеве, но ты начал ходить вокруг да около. Ну, думаю, в эту игру мы тоже умеем играть, — он взглянул на часы, — только времени у меня кот наплакал. — Я человек скромный, — опустил хитрые глаза Ермилов. — Чего же сразу в лоб все свои озабоченности выкладывать. — «Стыдливый не достигнет желаемого», — наставительно сказал Петр, с хрустом ломая окурок в пепельнице и отрываясь от подоконника, к которому словно прирос за время разговора. Он там же и кофе пил. Оставил чашку на подоконнике. — Курдская народная мудрость. Что, Евкоев пошел в несознанку? Этого следовало ожидать. Я бы и сам занимался этим англичанином, но профиль твой, к тому же мне и без англичан хватает забот. Завтра улетаю в Узбекистан на пару дней. — И пробормотал с усмешкой: — На этот раз легально. — Ну если вспомнишь детали или тебе твое руководство выдаст санкции на откровенность, звони, — суховато заметил Ермилов. Петр посмотрел на него долгим взглядом, покусал губы, то ли размышляя, то ли борясь со смехом. Он протянул руку, прощаясь, и заметил: — Еще бы ты уточнил, какое именно руководство — нынешнее или предыдущее. — А это актуально? Ну да ладно. Интересно, а источник твой не тот ли самый поклонник Саддама? — На что ты обижаешься? — удивился Петр. — Еще скажи: «не буду ни хлеб твой есть, ни на волах твоих пахать». Ты же знаешь все наши служебные условности. Терпение, мой друг. Мне эту информацию сбросили с барского, эсвээровского, плеча по старой памяти. Крохи. Из них удалось выжать то, что я передал в ваш Департамент. Я занимаюсь сейчас другими делами, но и это дельце в своих думах не оставляю. Ермилов несколько секунд смотрел на дверь, за которой скрылся Горюнов, прислушиваясь к внутренним ощущениям. — Григорьев — чертов психолог! — пробормотал Олег, осознав, что Петр вызвал одновременно и симпатию, и неприязнь. Причем первое парадоксально перевешивало. Но разбираться в своих чувствах ему было некогда. Словно прорвавшись сквозь незримую преграду, зазвонили сразу три телефона. Внутренний, городской и мобильный… Обрушились повседневные дела и авралы, когда вдруг начинала появляться информация, долгожданная, но которая, как всегда это бывает, сваливалась как снег на голову, и надо было принимать стремительные решения. Ермилов же любил все хорошенько обдумать, так же тщательно и с не меньшим смаком, как его пес Мартин обсасывал куриные косточки. Собакам нельзя их давать: птичьи кости — трубчатые и, ломаясь на острые осколки, ранят пищевод. Но уж если Мартин достанет какую завалящую кость (из компостной ямы на даче или из веснушчатой руки непослушной Наташки), он наслаждается где-нибудь в уединенном месте, смакуя и вылизывая добычу. В былые щенячьи времена он бы расправился с ней сразу — быстро заметал следы преступления. Но возраст, мудрость и слабые зубы давали о себе знать. Олег считал, что эта привычка «обсасывать» ситуацию со всех сторон и прогнозировать, предвидеть последствия от принятия решения, появилась у него не оттого, что ослабли зубы и хватка, а от пришедшей с возрастом мудрости. Еще с института Ермилова держали за тугодума, что, однако, не помешало ему стать старшим следователем Генпрокуратуры РФ по особо важным делам, а теперь начальником отдела в ДВКР. В течение дня мысли об утренней странноватой встрече с Горюновым отошли на второй план. Но что-то тревожило, маячило на краешке сознания. Поскольку не успевал пообедать где-нибудь в городе, он перекусил в столовой, усевшись за столик так, что видел в открытую дверь лестницу, поглядывал туда непроизвольно, словно ждал кого-то или чего-то, сам не отдавая себе отчет в этом. Наверное, из-за недосказанности в разговоре с Горюновым. Уже вечером, когда в кабинете стало довольно темно (окна выходили на теневую сторону), Олег зажег верхний свет и, усевшись на диван, на котором приходилось ночевать частенько, подумал, что неплохо бы уже выдвинуться домой. «Химический Али, Химический Али, — повторял он про себя услышанное от Горюнова. — Как же его звали? Али Хасан аль-Маджид. При чем здесь дядя Саддама Хусейна, который усердствовал во время операции «Анфаль», когда потравили химическим оружием курдов? Это было в 1987 и в 1988 годах. Давненько это произошло. Кровожадный, однако, Горюнов. Но если сыплет курдскими поговорками, он знает этих ребят не понаслышке. Хотя все же странные у него ассоциации». Олег переместился за письменный стол и, «разбудив» компьютер движением мышки, стал искать в интернете, когда была первая химическая атака в Сирии, реальная или имитированная «Белыми касками». В интернете порой ему удавалось найти то, что и в открытом доступе-то не должно было находиться. Но косвенные упоминания тех или иных событий, намеки, ссылки одной статьи на другую, а главное, умение легко ориентироваться в огромном потоке информации позволяли ему отыскать нужное без запросов в архив, тем паче интересующие его факты иногда не находились в их архиве и требовалось дополнительное время и санкции. Ермилов не любил доверять чужому субъективному опыту, если не чувствовал в нем правду или опыт этот не был созвучен его внутренним ощущениям. В случае с Горюновым Ермилов осознавал, что Петр многое знает, но не торопится делиться, и злился, не владея тем же объемом информации. — Тринадцатый год, — прочел он строки на мониторе компьютера. Дальше читал сосредоточенно, нацепив очки. «Инициировала расследование в ООН Франция, — размышлял Олег, вчитываясь. — Ну понятно, Сирия их бывшая колония. Два случая якобы химатаки. В провинциях Идлиб и Хомс, в октябре и декабре 2012 года соответственно. А письма в ООН французы отправили только в марте 2013 года. Ясное дело, когда уже не осталось следов — прекурсоров[4] отравляющего вещества. ООН не подтвердило атаки. А в декабре 2013 года ООН сообщала уже о шестнадцати случаях применения химоружия, только семь подтвердились. Стало быть, пошло по нарастающей». Ермилов вздохнул и поднял трубку внутреннего телефона: — Вадим, зайди, пожалуйста. Олег весь день избегал обсуждений утреннего визита Горюнова со своим замом, ожидая колких реплик. Григорьев только внешне вечно сонный, с волооким взглядом, а на язык бывает несдержан. Принципиальный правдоруб. — Если ты по поводу Сергеева, то я еще не подготовил отчет. Мне кажется, он перестраховывается, ему охота выслужиться — молодой, активный, стремится попасть в центральный аппарат. Они там в НИИ чихнут, а он будет писать целый роман, что этот чих — кодированное сообщение для цэрэушников. Перестраховщик. Но проверить придется, куда там этот младший научный сотрудник ходил. Небось налево. Ермилов не был склонен так уж сомневаться в компетентности капитана Сергеева. Он по своему опыту считал, что лучше перестраховаться, чем потом, лет через двадцать, узнавать, как такой же, как генерал Поляков, все эти годы торговал Родиной у тебя под носом. — Два раза сходит налево, усыпит нашу бдительность, а на третий пойдет на закладку тайника или личный контакт, скажем, с мистером Маккормаком. Григорьев покосился на Олега с подозрением и кивнул. Чутью Ермилова он доверял. — Что ты знаешь о Горюнове? Не поверю, что, когда ты с ним контактировал, не провел разведку. Кто он, что он? Эта справка о Евкоеве пришла к нам от него. Хотелось бы понимать, насколько серьезно стоит воспринимать содержимое справки? Личность ее составителя многое скажет. — Ты знал об этом, когда попросил договориться о встрече с Горюновым? — вытянулось лицо у Вадима. Он увидел, как Олег покачал головой. — Ничего себе совпаденьице! Ну да, узнавал. Он возглавляет отдельное направление, спец по Ближнему Востоку, полиглот. — А почему он все время сыплет курдскими поговорками? — Ермилов слушал заинтересованно. — Бывает, и арабскими, — Вадим, очевидно, не поверил в истинность мотива, обозначенного Ермиловым. — Насколько мне известно, у него сын — курд, — Григорьев изобразил на лице многозначительность. — Наполовину курд. Вообще, у него трое детей. — Плодовитый, однако, — Олег подергал узел галстука, подумав: «Чья бы корова мычала». — Это что же, он ребенка прижил на нелегальной службе? У них же подобные штучки запрещены. — Штучки? — с улыбкой переспросил Вадим. — Я бы сказал: «штучки» не приветствуются. Но из песни слов не выкинешь. У них в Управлении о нем легенды ходят. И ему, по-видимому, можно. Мне его зам поведал, Зоров, но ты уж не распространяйся. — Излишне напоминать, — сухо прокомментировал Ермилов. — И что же, он жену привез в Россию? — Нет, — Вадима явно распирало от собранных сплетен, но Григорьев сдерживался. — Он на русской женат. А сына с собой сюда привез. Сложная у него жизнь. — У меня создалось ощущение, что у него выхватили из клювика это дело с англичанином, а он и сам был не прочь заняться. И теперь будет пытаться поучаствовать.