И добила третьим ударом: – Позволю себе напомнить, что Зверь Воскрешения идет за нами, за ней, пока мы разговариваем. Если бы ты вернулась, мне бы, наверное, не пришлось вслед за Иантой Тридентариус тащиться к богу. Но ты не вернулась. Ты пропала. Может, оно и к лучшему. Я все еще не знала, что ты со мной сделаешь за эту беседу: пожалеешь или накажешь. Но я знала, что будет хуже. 49 – Я имперская – длань, и тебе не сравниться со мною, Лучше всех я с мечом… Голос Ортуса Нигенада разносился по обледеневшему, заваленному мусором залу не хуже выстрелов Спящей. В огромном теле – в жестокой юности Харрохак полагала, что это тело куда лучше станет выглядеть, когда превратится в кости в фамильном склепе – таились легкие, достаточно могучие, чтобы декламация могла разбудить мертвого. Абигейл тоже подала голос, но слова ее звучали отчаянно и дико. – Нигенад, ты слишком хорошо обо мне думаешь! – Ничего подобного, госпожа! …Лучше всех я с костями и плотью. Пади предо мной и гордись, что тебя я сражу… Книга пятая. Самая нелюбимая у Харрохак. – Боже, – услышала она Абигейл, – боже, помоги мне. Шаги тяжелых ботинок послышались ближе. Харроу не осмелилась высунуть голову из-за саркофага. Она все равно знала, что увидит. Вместо этого она широким полукругом рассыпала прах вокруг себя и Ортуса и подняла из праха зазубренную стену в виде гигантского черепа, в шесть футов высотой и дюйм толщиной. Самая прочная и толстая теменная кость, с которой она могла справиться, пока не стала ликтором. Стена немного умалила силу голоса Ортуса, слова теперь не так гремели под потолком, но зато впечатляюще резонировали внутри этого черепа. – Сколь же безумен ты, если сразишься со мной, Молвил ликтор и… Костяная стена рухнула. Это было невозможно. Харроу отлично помнила ту костяную стену, которую возвела вокруг себя, Гидеон и Камиллы Гект в те жуткие последние мгновения на садовой террасе. Она уже почти лишилась сил, но все же ограда выдерживала решительные атаки одной из дланей императора не меньше минуты. Цитере исполнилось десять тысяч лет, и она владела неиссякаемым источником магии. У Спящей были мешковатый оранжевый костюм и несколько пушек. Но она смела эту преграду одним раздраженным движением, как неожиданную паутину где-то в подвале. Кость даже не сломалась, она раскрошилась, как старая штукатурка. Спящая просунула голову и плечи в дыру, выставив перед собой пистолет, и выстрелила Ортусу в живот. Ортус рефлекторно зажал рану, и сразу стало очень тихо. Он отвел от живота окровавленную руку и пораженно посмотрел на нее. Харроу перевела взгляд с дыры – аккуратной, будто просверленной, на его лицо, а потом на Спящую, которая все еще торчала в нелепом проломе. Проломе в непробиваемой костяной стене. Пистолет дымился. Скрытое маской лицо ничего не выражало. Ее рыцарь снова откашлялся и, запинаясь, попытался снова взреветь: – Нониус, ране… – тут ему пришлось сглотнуть. – Нониус, ра… И замолчал. Сердце Харроу сжалось, как комок фольги. Она схватилась за обломанные края своей стены и резко толкнула кость вперед, уронив Спящую на спину. Разлетевшиеся кусочки кости она обратила в конструкты прямо на лету – это было просто даже сейчас, это было просто даже в младенчестве. Один, два, три… четверо лязгающих костями скелетов бросились в атаку, рвать и ломать лишенными плоти руками. Спящая встретила их уже на ногах. Первому она попала в череп, и все тело разлетелось в прах, чего не должно было случиться. Со вторым обошлась точно так же. Третьему удалось схватить ее за свободную руку, пока пуля не прошла сквозь позвоночный столб и не обратила скелет в кучку мусора. Кровь пульсировала в ушах Харроу, голова кружилась, кожа стала влажной. Она подняла еще четверых скелетов. Она не понимала, почему Ортус вдруг сошел с ума. Но если Девятый дом наступает, Преподобная дочь должна наступать вместе с ним. Она закричала – не загремела боевым рогом, а скорее завыла сиреной. – Нониус, раненый, выплюнул кровь. Меч не дрожал. – Харроу, – слабо сказал Ортус. – Смело ответил он… Вот тут она замялась. На ответах Нониуса она обычно начинала думать о чем угодно другом. Она вдруг поняла, что Абигейл читает молитву. В ее голосе не было ни страха, ни отчаяния. Ее слова сплетались и сливались воедино, как капли воска на свече, которые стекают по ней бледной жидкостью и соединяются внизу. Харроу услышала несколько слов: – …Когда я вернусь домой, моя семья принесет тебе жертвы. Лучшую нашу кровь, самую юную. Лучшую нашу кровь, самую древнюю. Когда Харроу замялась, Ортус прошептал: – Сила твоя велика… – Сила твоя велика, – торопливо продолжила она, – воин великой смерти. Мне не сравниться с тобой ни силой, ни… Спящая уничтожила последнего скелета ударом руки в перчатке. Удар выглядел почти небрежным. – Все кончено, – сказала она и прицелилась Харроу в голову. Свечи вспыхнули ярко-синим, похожим на хризантемы пламенем высотой в шесть футов. Время застыло. Харроу, раскинув руки, смотрела, как костяные обломки замирают в воздухе, как падающие белые звезды. Пламя ревело. Она оглядела комнату: Магнус, Диас и Протесилай неподвижно лежали на прежних местах, Дульси Септимус выглядывала из-за угла, и глаза ее горели свирепым огнем, и… Абигейл Пент светилась, как голубое солнце чужой планеты. Длинные лучи света вырвались из ее пальцев. В руках у нее оказалась книга, все страницы которой излучали такое же синее сияние. В этом безумном холоде Абигейл вся промокла от пота, ее окружал пар магии духа, она сбросила куртку и перчатки и стояла в платье и мантии. Вонь ударила Харроу в лицо: вода, море, кровь. Множество голосов слились в один на губах Абигейл. Она закричала. Время понеслось дальше. Спящая со щелчком спустила курок, затрещал металл и ничто не попало Харроу в голову. Перед ней выросла тень – и это была тень всех теней. Столбы голубого пламени превратились в маленькие черные свечи. Харроу застыла, услышав звон большого колокола. БУМ. БУМ. БУМ. БУМ. БУМ. БУМ. Первый колокол Дрербура, Первый колокол Девятого дома громко звенел в лаборатории. А между Харроу и Спящей встал человек. На человеке была кираса из черных пластин – в Когорте таких не носили уже несколько веков. Маленькие волоконные пластины, тусклые, неотполированные, матовые, чуть заходящие друг на друга – не то что блестящий обсидиан. Остальная часть его облачения казалась менее древней: черные холщовые штаны, заправленные в черные поножи из кожи и плекса, жесткий и простой дрербурский плащ из грубой ткани, не очень заношенный, но слишком свободный. Потертые перчатки из черного полимера – не лучше, чем у Гидеон. В одной из рук он держал рапиру из черного, как ночь, металла, с простой рукоятью. С гарды свисали, тихо позвякивая, костяные четки, которые заканчивались резным изображением Безротого черепа, таким узнаваемым даже в тусклом свете. Во второй руке был простой кинжал из черного металла. Его лезвие оказалось в паре футов от лица Харроу – именно там клинок перехватил пулю Спящей. Вновь прибывший повернул голову, чтобы посмотреть на Спящую, а потом на Харроу. В свете черных плюющихся свечей она не разглядела ничего необычного. Темные дрербурские волосы, коротко подстриженные, но не сбритые согласно обычаю. Изображение черепа на лице еле намечено, всего несколько линий у нижней челюсти и подбородка, намекающих на челюстную кость. Пламя охватило Абигейл Пент. Она казалась испуганной, радостной и явно удивленной. Она казалась очень далекой, как будто уже была не с ними. Очки соскользнули с носа, и голубое сияние делало ее глаза темными, глубокими и дикими. Пятый дом всегда покрывал себя налетом цивилизации, хороших манер и вежливости, но Пятый дом умел говорить с духами и вызывать мертвых. А смерть – главный дикарь. Спящая отступила в сторону и опустила пистолет. – Девятый – мое имя, – сказал вновь прибывший. – Девятая – моя родина и мой очаг. Я пришел по твоему зову. Никто не может вернуться из Реки, если его не свяжут кровью. Скажи мне, зачем я здесь. И Абигейл сказала: – Я воззвала к твоему имени, Матфий Нониус, рыцарь Девятого дома. Защити Преподобную дочь Дрербура и уничтожь ее врагов. – Побереги дыхание, – посоветовал призрак Матфия Нониуса. – Этим я занимался при жизни и после смерти соображу без чужих указаний. – О боже, – сказала Харроу про себя. Говоря, вновь прибывший потихоньку сдвигался вправо, прочь от Харроу. Спящая не сводила с него пистолет и ждала, что он будет делать. Теперь она выстрелила – и Нониус сорвался с места. Одним длинным плавным движением он распластался, уходя от пули, превратил свое тело в приспособление для прицельного броска рапиры, как будто игла вылетела из пружинного шприца. Клинок воткнулся в рыжий бок, и Спящая отшатнулась. Харроу увидела, как из разрыва закапала темная жидкость. Тело Нониуса каким-то образом вернулось на прежнее место. Кончик рапиры был направлен противнице в лицо. Нониус возобновил медленное движение по кругу. – Инструмент для убийства зверей, – сказал он. – Какой воин воспользуется таким оружием в благородном бою? Достоинство окончательно покинуло Девять домов после того, как я увидел звездный свет, или ты разбойник или головорез? – Ты такой же призрак, как и все они, – сказала Спящая, но на этот раз в ровном голосе, доносящемся из-под маски, слышалось недоверие. – Ты не можешь устанавливать правила. – При жизни я был лишь человеком, – согласился призрак. – Но Девятый дом оказал мне честь и сделал меня, недостойного, своим слугой. Гласом Гробницы я говорю, и сила моя – сила Черных врат… почему я так странно разговариваю? Спящая выстрелила дважды, но клинок мелькнул, прикрывая тело Нониуса, не успела Харроу даже услышать выстрелы. Одна пуля срикошетила куда-то во тьму, вторая, кажется, попала в броню, и Нониус чуть покачнулся от удара. Клинок прянул вперед так быстро и уверенно, что его трудно было заметить. Спящая приглушенно выругалась сквозь маску и уронила пистолет, звякнувший об плитку. Потом завела руку за спину и вытащила другую пушку, гораздо длиннее и толще. Тупой массивный ствол даже на неопытный взгляд Харроу выглядел неприятно. Спящая обеими руками прижала пушку к плечу и прицелилась Нониусу в лицо. – Возвращайся в ад, – сказала она и спустила курок. Послышался сухой металлический щелчок, и ничего не случилось. Она нажала еще раз: ничего. Отбросила пушку в сторону и, не успела она коснуться пола, как в руках у Спящей уже оказалась длинная элегантная винтовка. Винтовка издала глухой лязг, и на этом все закончилось. Спящая отошла на несколько шагов. Маска оставалась по-прежнему бесстрастной. Нониус двинулся вслед, не сокращая дистанцию, а сохраняя ее, повторяя все движения противницы. – Надо было лучше следить за оружием, – предположил он. – Я всю свою жизнь убивала магическую падаль вроде тебя, – прорычала Спящая. В руках у нее появился новый предмет: какой-то толстый цилиндр. Она взмахнула рукой, и тонкая дубинка длиной фута в три развернулась с металлическим щелчком. – Я убивала вас пулями, бомбами, ножами, газом, а если ничего этого не было, то просто подходила ближе и вцеплялась им в глаза ногтями! Можешь сколько угодно размахивать тут своим вертелом, я тебя им и прикончу! – Надеюсь, сражаешься ты лучше, чем споришь. – Нониус поднял руку с кинжалом. Оба одновременно бросились вперед. Услышав, как плекс соприкоснулся с металлом, Харроу бросилась к Ортусу. Схватила его своими руками и, на всякий случай, добавила две костяных, чтобы проще было оттащить его в безопасное место. Он ей не помогал – он смотрел. Как и Абигейл, он впал в транс. Это не был транс первобытного жреца, поклоняющегося призракам. Ортус как будто увидел одному ему понятный рай. Она никогда не видела, чтобы он торжествовал. Она никогда не видела Ортуса в оке им самим созданной бури.