Диас качнулась от отдачи, а в оранжевом костюме Спящей, прямо посередине груди, возникла дыра. Но оттуда не полилась кровь, Спящая дернулась в объятиях Магнуса, но устояла на ногах. Диас выстрелила еще раз, и еще, в теле появились еще две дыры, совсем рядом с первой. Харроу разглядела под яркой тканью что-то черное, но ничего алого и сырого. Спящая все еще вырывалась. Диас бросила ружье и побежала вперед, выхватывая кинжал из ножен на бедре. Спящая резко откинула голову назад. Ростом она не уступала Магнусу, так что ее затылок – какой бы череп ни прятался под капюшоном – врезался ему в лицо. Он вскрикнул, но не выпустил ее. Диас уже почти подобралась к ней, прищурилась, замахиваясь, но тут Спящая подтянула оба колена к груди и выбросила ноги вперед. Ее ботинки врезались Диас в грудь. Магнус, в руках у которого вдруг оказался весь ее вес, пошатнулся и упал назад. Упали все трое. Диас и Спящая вскочили почти одновременно, Диас – на долю мгновения быстрее. Кинжал из левой руки она не выпустила. Она ударила снизу вверх, Спящая поймала ее удар на локоть, подошла чуть ближе и ударила коленом в живот. Харроу услышала резкий выдох. Спящая подошла еще ближе, схватила руку с кинжалом в какой-то сложный захват и дернула. Сталь музыкально звякнула об пол. Магнус пытался подняться и тянулся за собственной рапирой. Губы и подбородок у него покраснели от хлынувшей изо рта крови. Спящая бросила Диас на пол, размахнулась и ударила его в живот. Харроу не заметила, как пистолет снова появился у нее в руке. Магнус корчился на полу, Абигейл кричала. Диас попыталась встать на четвереньки, но Спящая пнула ее под ребра и уронила на спину. Прицелилась ей в лицо. – Четыре. Огромное тело Протесилая из Седьмого дома вдруг взлетело с пола, задев Спящую и отбросив ее от Диас. Она взмахнула пистолетом, но Протесилай уже был слишком близко. Его цепь врезалась ей в висок с силой, вполне достаточной, чтобы раскрошить кости. Маска сбилась на сторону, Спящая покачнулась, пистолет выпал у нее из руки. Протесилай ослабил цепь и выбросил вперед обе руки. Харроу подумала, что он пытается схватить Спящую так же, как Магнус, а потом поняла: он накинул цепь ей на шею, как гарроту, и изо всех сил потянул на себя. Рядом с его мощным телом даже огромный костюм Спящей показался совсем маленьким. Кровь лилась из трех темных рваных ран у него на спине, сбегала по ногам, капала на пол. – Я познал одну смерть, – хрипло сказал он, – и клянусь, что второй такой не будет. – Умный мальчик, – просипела Спящая словно бы через коммуникатор. – Что, проверяем границы? Не поможет. Правила устанавливаю я. Диас уже встала и вытащила рапиру, но она медлила. Кажется, ждала – вдруг гаррота Седьмого дома окажется эффективнее ее собственных пуль. Спящая раскинула руки, как будто расправила невидимый плащ, и в ее руках возникли два пистолета. Она потянулась назад, ткнула куцый ствол левого пистолета в колено Протесилаю и выстрелила. Раздался тихий хлопок, Протесилай заорал от боли и осел на бок, как будто кто-то выбил из-под него подпорку. Когда цепь ослабла, Диас ударила рапирой прямо в сердце Спящей. Клинок проткнул защитный костюм и остановился, как будто под костюмом оказался железный столб. Спящая отвела рапиру рукой и ударила рукоятью пистолета в челюсть рыцаря. Диас упала на пол, как мешок с выкопанным из-под снега луком из рук хромого дрербурского конструкта. Спящая поставила ботинок со стальным носком на горло Диас. Харроу успела воспользоваться моментом, встала и замахнулась – Спящая тут же разбила выстрелом костяной снаряд, полетевший в нее. Ее руки двигались быстрее, чем могут двигаться руки человека, и даже пули, наверное, летели точнее, чем могут лететь пули. Кость разлетелась в пыль, и из пылинок не встал никто. В момент удара кость лишилась энергии, как будто ее коснулся святой долга. Сердце замерло. – Три, – сказала Спящая. – И это низкая сложность, понимаешь? Никакой тебе магии, никаких фокусов, никаких этих ваших тухлых штучек. Я этим занимаюсь много лет. Все закончится, когда я этого захочу. Харроу слышала тихие проклятия Дульсинеи. По крайней мере она осталась жива. Тогда Харроу прижалась к ледяной стенке саркофага и спросила: – Что случится, если я сдамся? – Госпожа, нет, – быстро сказал Ортус. – Ты умрешь, – ответила Спящая. – Это будет не больно, я никого не собираюсь мучить. – И? – Я получу твое тело. – И? – Закончу. – Что закончишь? – Я не разговариваю с тобой. Два. Харроу выглянула из-за саркофага. Магнус и Протесилай лежали на полу в лужах крови. Оба шевелились, но никто не мог встать. Диас валялась на спине, глаза у нее были закрыты. Спящая сильнее надавила ей на горло, Диас захрипела, и рука ее сомкнулась на рукояти рапиры. Тогда Спящая с хрустом наступила ей на руку. – Один. Спрятавшийся за саркофагом Ортус прочистил горло. 48 Харроу, если бы я нормально соображала, я бы прикончила ликтора. Она была совершенно беспомощна – и она уже пыталась убить тебя. Вместо этого я вытащила нас в душный коридор – все вокруг затянуло дымом и паром, сирены орали, как резаные, и я не видела, куда делась Цитера. Я выбрала направление и двинулась по очередному коридору. На полу валялись мертвые пчелы, задрав морды кверху, зеленая слизь расплескалась по полу. Одну я прикончила сама, но она уже еле ковыляла из-за пары дыр в животе, так что записывать ее на свой счет я не стану. Я пришла в большую, тускло освещенную комнату с высоким потолком. У одной стены стоял огромный стол, накрытый чехлом. Везде лежали мертвые Вестники. Искореженные человеческие руки и ноги выглядели реально мерзко, пол покрывали слизь и кости. Очень плохо и гадко. Тебе бы не понравилось. За огромным полем мятежных космических ос, в вонючей темноте, обнаружилась кухня – там тоже оказались твари. На пороге лежал белый плащ в зеленых пятнах, а на одном из столов стояла… Сначала я ее не узнала. Когда мы виделись в последний раз, она орала из-за того, что ее рука внезапно рассталась с плечом. Мне показалось, что на правой руке у нее длинная металлическая перчатка, но свет из коридора высветил длинную, темно-золотую кость, плавно работающий сустав, рапиру в костяных пальцах с уродливой подушечкой жира вместо ладони. Кожа и волосы у нее были бесцветные, а бледное лицо просияло при виде меня. – Харри! Харроу, она была искренне рада встрече с тобой. Улыбка на худом белом лице оказалась настоящей. – Харри, ты… Я подошла ближе и сильно испортила ей день. – Я жива, сука. Ее лицо затвердело, как будто его окунули в бетон. В полумраке я видела только плавающее в темноте светлое пятно с полустертыми чертами, я не могла представить ее глаза, но знала, что они принадлежат не ей. Она давно достигла звания двойного мудака. Ианта отбросила за спину измазанные слизью волосы, прислонилась к стене и сказала: – Ты… Прости меня, Нонагесимус. Я всю жизнь была довольно хорошей. Ну, или хотя бы не очень плохой. Я делала всякую хрень, которой не очень горжусь. О чем-то я жалею, о чем-то – вообще нет. Например, я совсем не жалею о том, что пинком спихнула Крукса с лестницы и слушала, как он вскрикивает: «Ай! Мои кости!» на каждой ступеньке. Правда, когда я сейчас об этом думаю, это мне сильно помогает. В общем, я не была уж полным дерьмом. Наверное, ты со мной согласишься. Но когда я увидела эту тощую очаровательную шлюху и услышала ее робкое «ты…» – как будто она никогда не врала тебе прямо в лицо, не утверждала, что не видит лежащего на полу трупа, как будто она никогда не мешала тебе и не портила все вокруг, никогда не видела тебя несчастной и не целовала тебя своими бледными губами мумии, никогда не трогала тебя, никогда не заставляла тебя себя хотеть и никогда даже не думала, что придет расплата. Расплата пришла. Нонагесимус, я собиралась рассчитаться с ней за все. – Навалять тебе сейчас, потом или и то, и другое? – Давай вести себя, как приличные люди, – без особой надежды предложила она. – Ну уж нет. Лично я планирую тебя отмудохать. Хочешь? Хочешь, чтобы Харроу вырастила тебе новую костяную жопу, когда от старой ничего не останется? Потанцуем, Тридентариус? – Это невозможно. – Ей на тебя плевать, ты в курсе? Дело в костях. Она любит кости. – И это одно из тех многочисленных достоинств, которыми я, в отличие от тебя, обладаю. – Спускайся, – велела я, – сразись со мной. – Я должна была догадаться, что в то же мгновение, как твои шаги вновь осквернят эту вселенную, ты бросишь мне этот идиотский вызов, – устало сказала она. – Как там тебя зовут? Гоблин? Гонад? Напомни. – Твой рыцарь знал мое имя. Корона знала мое имя. Ты знаешь мое имя. Она замолчала. – Гонад, кстати, неплохо, – заметила я, – даже забавно. – Спасибо. – А Гоблин – нет. – У меня был не очень удачный день. Я хреново себя чувствую. Дай мне передохнуть. – Еще три минуты я буду вести себя разумно, а потом ты станешь похожа на флаг Четвертого дома, – пообещала я и опустила меч. – Вы закончили? Ну, справились с этим вашим… – Зверем Воскрешения? Нет, если тебе вообще положено это знать. Какое-то время мы с ним сражались. Мерсиморн убежала, чего никто не ожидал. Потом пропала Харрохак. Этого я ожидала, но надеялась… Стало сложно. Когда вышел Августин, я поняла, что не собираюсь оставаться там вдвоем. Эта тварь… огромная. Я вынырнула. Я здесь. И ты здесь. – Если ты говоришь о кислорожей козе с сетью… – предположила я. – Да, это Мерси, – немедленно согласилась Ианта. – …То она воткнула рапиру в спину Нонагесимус. Когда я ее видела в последний раз, она растекалась по полу лужей. Белое лицо в темноте напряглось. Я услышала ее дыхание. – Ты уверена, что Мерси пыталась убить Харроу? – спросила она через секунду. – Да. – Но это не… зачем? – Не задавай мне вопросов. Я вообще ничего не понимаю. – Помоги мне спуститься, Девятая, – потребовала она, – когда я наступаю на этих тварей, то рискую заорать и обоссаться, а нам надо поговорить. Я расчистила для нее путь – отпихнула несколько пчел в сторону твоими руками, освободив узенькую полоску, по которой Ианта смогла идти, дрожа. Когда мы вышли в коридор, она ненадолго прислонилась к стене, удивительно хреново украшенной костями – скелетами в странных шмотках, нишами с мумифицированными бюстами, торчащими руками с клинками, драгоценными камнями и прочей ерундой. Это походило на вечеринку, где все умерли. Ианта застыла, когда мы услышали из коридора громкое жужжание, а потом и крик. – Стой тут, – велела я.