Грубо поименованная Дульси села обратно в кресло, и рыцарь подвез ее к одному телу, затем к другому. Харрохак наблюдала за ее работой. Она осторожно соскоблила немного кожи с коченеющих рук, сделала маленький надрез на каждом бедре, расстегнув обе пары брюк, не краснея и не кривясь, поковырялась под ногтями («Бактериальная талергия, вы же понимаете») и наконец вздохнула. – Слева Кам, справа Пал, – сказала она, подтверждая свое желание наводнить мир диминутивами. – Это Спящий? – Вероятно, – сказала Харрохак, а тупица муж Абигейл заявил: – Чертовски на это надеюсь! – Магнус! – одернула его Абигейл. – Ну, если это не Спящий, значит, мы имеем двух маньяков с древним оружием и любовью уничтожать лица, дорогая, – пояснил Магнус. Вряд ли это был маньяк. Если судить по первой смерти, то – да. В Дейтерос проделали сильно больше дырок, чем было необходимо. А это была просто-напросто казнь, хотя и жуткая. Теперь уже сложно было понять, как выглядели лица Секстуса и Гект, поскольку их разбрызгало по задней стене морга. Судя по тому, что Харроу удалось восстановить, и по предположительному времени смерти, оба представителя Шестого дома мирно стояли спиной к стене, на расстоянии вытянутой руки друг от друга, когда им снесли лица с очень маленькой дистанции. Сначала одно, потом, немного подождав, второе. Харроу сказала: – Пуля вышла из задней части черепа, и мы не смогли извлечь ее из стены. Детали позволяют предположить сходство. Бывают разумные сомнения, а бывает ненужная осторожность. Я утверждаю, что Шестых убила та же сущность, что и Дейтерос. – С этим я соглашусь, – тяжело подтвердил Ортус. – Спящий, который не спит. Возможно, его стоит называть… Пробудившийся. (Она внимательно посмотрела на своего рыцаря, надеясь увидеть какие-то признаки чувства юмора, но, как обычно, ничего не нашла.) – Он лежит в непроницаемом саркофаге. Он убивает оружием из легенд. Что мы можем сделать против потустороннего убийцы? Женщина с жутким именем Дульси поглаживала мягкий влажный локон очень темных волос рядом с остатками уха Камиллы Гект. – Единственное, что тебе остается, когда ты сталкиваешься со слишком сильным противником, – сражаться, как загнанный зверь. – Согласен, – сказал ее рыцарь, похожий на бронзовую статую. – Лучше сделать первый ход. Что такое непроницаемый? Что такое саркофаг? Харроу с удивлением услышала, как взрослый мужчина рядом с ней бормочет: «Прилагательное и существительное». – Я хочу сказать, что у нас достаточно хороших рыцарей для того, чтобы напасть первыми. – И умереть, – задумчиво предположил Ортус. – Лучше не умирать так, как погибли Дейтерос, Секстус и Камилла из Шестого дома, – возразил рыцарь. – Если ты считаешь врага неуязвимым жрецом тени, ты уже проиграл. Потом эта бронзовая статуя кашлянула и добавила: Я верю в свою греховную плоть, И мне дела нет до звезд. Рыцарь Харроу обернулся, услышав произнесенные вслух стихи. Выглядел он как человек, залезший на ворота, чтобы оценить стоящих внизу врагов, и увидевший, что они многочисленны и ужасны. Если бы рыцарь Седьмого дома оказался Спящим, жутким и противоестественным образом надругался бы над матерью Ортуса и назвал Матфия Нониуса кучей говна, Ортус и то отреагировал бы проще. – Такой судьбы ты желаешь своей хозяйке? Увидеть своего рыцаря, нафаршированного дробью, перед неоткрывающимся ящиком? – Интересный пример лицемерия со стороны черного рыцаря Девятой гробницы, – заявила его настолько же скучная противоположность. – Ладно, джентльмены, – сказал Магнус Куинн со слегка вымученной улыбкой. – Протесилай, верно? Точно? Хорошо. При всем уважении, я не согласен ни с одним из вас. Девятый, ты слишком хорош, чтобы сдаться и просто ждать очередной смерти. Седьмой, последний, раз, когда мне пришлось сражаться с неоткрывающимся ящиком, был мой день рождения, и моя жена слишком туго завязала ленточку. Давайте отложим все, насколько это возможно. Герцогиня Септимус, Преподобная дочь, лейтенант Диас. Пока мы едины, мы непобедимы или как-то так. – Не знаю, что я смогу сделать, – призналась Дульси, которая скорее всего была герцогиней Септимус и которая сморщила нос, как только ей на макушку упала первая капля дождя. Лоснящийся Протесилай раскрыл зонтик у нее над головой. – Я не… я не могла себя проверить… на Родосе мало шансов на это… приехав сюда, я полагала, что это будет мой шанс что-то совершить. Она закончила эту бессмысленную речь и сгребла в горсть свои девственно-белые юбки. Харроу прямо заявила: – Первый порыв был верен. У тебя в груди трубка, и ты еле можешь ходить. – Мне стало намного лучше после приезда сюда. – Дульси принялась защищаться: – Я кашляла пару раз, но скорее напоказ, да, Про? – Оттепель – это еще не весна, Наши цветы не раскрылись… — процитировал ее рыцарь. Харрохак постаралась не заметить жаркую жажду убийства, вспыхнувшую в глазах ее собственного рыцаря, хотя это по крайней мере немного оживило его грустные мягкие черты. Наверное, и правда довольно больно смотреть, что единственной ценной и любимой чертой твоей личности обладает человек, похожий на героя эпических баллад. Смотреть на Абигейл Пент было интереснее – обыденным движением стройной руки она взяла за предплечье покойного Паламеда Секстуса и принялась изучать тело. – Никаких следов обороны, – бормотала она, – и у Юдифи так же… интересно… Вдруг поднялся ветер. Он дико завизжал над стеклянной, увитой лозами крышей, и сразу за ним пришел дождь, пулеметно забарабанил по стеклу. Абигейл вздрогнула. Потом выпрямилась, хлопнула в ладоши, как будто привлекая внимание целого класса непослушных мелких детей. – Это наша общая проблема, – заявила она. Очень по-Пятому. В Девятом доме не считали, что надо вписываться в чужие проблемы, а если это вдруг случалось, то полагалось как можно скорее отвалить подальше, чтобы тебя не задело по касательной. – Кажется, я начинаю подозревать, где кроется опасность. По крайней мере у меня есть совершенно беспочвенное предположение, а любой ученый знает, что с этого начинается работа. Дульси… леди Дульсинея, не могла бы ты позвать Сайласа Октакисерона? Он мне ничем не обязан, но к тебе может и прислушаться. – Хорошо, – согласилась женщина в кресле и осторожно вытерла нос своим вязаным шарфиком, стараясь не задеть дренаж. – Мне не нравится твоя просьба, но я не буду говорить, что знаменитая Абигейл Пент попросила меня о чем-то, а я ей отказала. А еще ты хорошо обошлась с Кам и Палом. Я пойду. – Магнус, позови лейтенанта… – Для тебя – все, что угодно, даже это, – торопливо вставил он. – …И Преподобную дочь, если сможешь… и, когда сумеешь, Коронабет Тридентариус. И ее сестру, конечно, – добавила она, хотя Харрохак показалось, что это дополнение слегка запоздало, – с рыцарем. Если сможешь, конечно. Я не смогла проверить… я заберу все, что осталось. Попросите всех уйти из лаборатории и собраться вместе. И выясните, где не течет потолок, – в порыве вдохновения добавила она, – чтобы мы могли положить там матрасы. Потому что, скажу вам честно, нас заливает. Рыцарям пришлось унести лишенное лица тело Камиллы Гект обратно в ледяной морг – Абигейл вытащила все у нее из карманов и теперь разглядывала рыцарские причиндалы как головоломку. Интубированная некромантка плоти подкатила к мрачным останкам тощего юноши из Шестого дома. От шеи и ниже он выглядел совершенно нормально. – Вот так оно и бывает, леди Пент? – серьезно спросила она. Абигейл взяла потертый кожаный ремешок, наверное, от часов, и сказала мягко: – Нет-нет… – А может… будет лучше? Ты знаешь? Харроу не показалось, что на такой вопрос можно ответить. Она вообще не поняла, о чем разговор. Но Седьмые любили красивые вопросы, не имеющие ответов. Эта уклончивая реплика тоже осталась без него. Абигейл как раз сняла очки, чтобы внимательно рассмотреть кусочек воска с многочисленными вмятинами и обрывок штопальной нити. Харроу не могла оторвать взгляда от содержимого карманов главного стража: лоскуток мягкой ткани, каким протирают очки, ручка, маленькая складная увеличительная линза, мятый листочек. Когда рыцари вернулись, чтобы унести стража (он оказался легче своего рыцаря, его несли вдвоем Магнус и Протесилай из Седьмого дома, Ортус просто маячил где-то рядом), прикованная к креслу девушка тоскливо вздохнула. – Прощай, – крикнула она вдруг вслед трупу, – прощай, Паламед, моя первая нить, прощай, Камилла, вторая нить… Ведь если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, не скоро порвется… Харрохак вдруг почувствовала что-то, что не смогла определить в точности и чему не знала названия. В доме Ханаанском ее способность чувствовать почему-то притупилась, оставив только чувство отдаленной тоски и смутное желание. Так бывает, когда листаешь страницы книги в поисках фразы, которую хорошо помнишь, но не можешь найти. Харроу сосредоточилась на том, что держала в руках, стараясь не слушать прощания незнакомых людей. Листок был свернут так туго, что походил скорее на толстенькую таблетку. Она сняла перчатки и кончиками ногтей – для скорости она их обкусывала, но это никогда не помогало – попыталась подцепить один мятый уголок. Она страшно удивилась, когда на нее надвинулась глубокая тень: ее первый рыцарь положил руку в черной перчатке на ее обнаженную ладонь. – Госпожа моя Харрохак, – прошептал Ортус, – возможно… вам не следует… вдруг… – Ты много себе позволяешь, – рявкнула она. – Я часто так думаю, – грустно сказал он и отошел. Когда она вышла в коридор, дождь уже протек сквозь дыры в крыше и в стенах, и везде были маслянистые вонючие лужицы. Ортус шел на полшага впереди нее. У Харроу почти получилось развернуть листок. Наконец она разгладила его, весь покрытый складками и морщинками, и прочитала: «ЕГО Я УБЬЮ БЫСТРО, ПОТОМУ ЧТО ОНА ПРОСИЛА, И ПОТОМУ ЧТО ЭТОГО ОН ЗАСЛУЖИВАЕТ, ЧЕСТНО ГОВОРЯ, НО ВАС ДВОИХ, ЧЕРТОВО МУМИФИЦИРОВАННОЕ ГОВНО, Я БУДУ ЖЕЧЬ МЕДЛЕННО И МУЧИТЕЛЬНО, ПОКА НИ СЛЕДА ОТ ВАС НЕ ОСТАНЕТСЯ В ТЕНИ МОЕГО ДАВНО УТРАЧЕННОГО РОДНОГО СОЛНЦА». – Это рисунок буквы S, – торжественно произнес голос у нее из-за плеча, и она поняла, что остановилась посреди коридора. – Буква состоит из шести коротких штрихов, расположенных вертикально по три. В верхней и нижней части изображены треугольники, и вместе с несколькими диагональными штрихами они образуют каллиграфическую S. – Нигенад, – сказала Харроу, не оборачиваясь, – я тебя не спрашивала. – Трое мертвы, госпожа моя Харрохак, – ответил ее рыцарь. – Высокопоставленный некромант Когорты. Двое отпрысков таинственного Шестого дома, которые мудры и быстро учатся, пусть и не так искусны в бою. Надлежит ли мне действовать только по вашему приказу, если на меня нападет Спящий? – А что ты планируешь сделать, кроме как лечь и умереть? – осведомилась она, ожидая вспышки гнева, мечтая о вспышке гнева, надеясь хотя бы на имитацию гнева. – Ортус, что, по-твоему, ты можешь сделать? У тебя есть план или ты просто остановишь пули своим телом? – Это будет весьма в духе нашей семьи, – задумчиво заметил Ортус. – Мой отец умер просто потому, что его об этом попросили ваши родители. Он покончил с собой, когда они протянули ему веревку, хотя дома его ждали жена и, если он был готов признать этот факт, сын. Харроу опустила листок – скорее инстинктивно, чем специально. Обернулась и посмотрела Ортусу прямо в лицо, насколько это было возможно с учетом зонтика у него над головой, капюшона, промокшего и облепившего череп, несмотря на все зонтики, ну и нарисованного черепа, превратившегося в меланхоличное серо-черное пятно. Она смотрела в его мятое, нелепое лицо, в черные глаза сына Дрербура. На самом деле они были не совсем черные, как она всегда считала: в тени она наконец разглядела оттенок темной земли, похожий на удобрения на свежевспаханном поле. Лицо вдруг показалось ей не просто взрослым, а почти древним. Ей захотелось впасть в панику, почувствовать удар ледяных ножей отчаяния. – Ты знал. Ты все это время знал, что Мортус из Девятого дома умер по их приказу.