– Должен и уйду! – раздался его приглушенный голос. – Нет! – настаивала на своем Кэтрин, вцепившись в дверную ручку. – Не сейчас, Эдгар Линтон. Сядьте! Не смейте оставлять меня в таком состоянии: я теперь всю ночь глаз не сомкну, настолько я несчастна, так не делайте меня несчастной вдвойне. – Как же я могу остаться, если вы меня ударили? – отвечал Линтон. Кэтрин безмолвствовала. – Вы меня напугали. Мне стыдно за вас, – продолжал он, – и я сюда больше не приду. Ее глаза засверкали, а веки затрепетали. – И вы нарочно солгали! – сказал он. – Неправда! – воскликнула Кэтрин, вновь обретая дар речи. – Ничего я нарочно не делала! Хотите уйти – уходите! А я буду плакать, заболею и умру. Она упала на колени возле стула и непритворно зарыдала. Решимости Эдгара уйти хватило только на то, чтобы выйти во двор, но там он замешкался. Я решила помочь ему сделать правильный выбор: – Наша мисс – девушка своенравная, сэр! – быстро сказала я ему. – Она – настоящий испорченный ребенок. Скачите скорей домой, а то она и вправду заболеет, чтобы нам досадить. Молодой человек как зачарованный смотрел в окно. Он не мог уйти, как кошка не может оставить полумертвую мышь или наполовину съеденную птичку. «Что ж, видно так тому и быть! – подумала я. – Он обречен и идет навстречу своей судьбе». Так и случилось: Эдгар Линтон резко повернул, поспешил в дом и захлопнул за собой дверь. Когда позже я вошла в залу, чтобы предупредить о том, что Эрншо вернулся мертвецки пьяным и грозится, по своему обыкновению, показать нам всем небо с овчинку, то увидела, что после ссоры они не просто помирились, а стали как будто еще ближе, – та буря страстей, которую они пережили, помогла им избавиться от юношеской застенчивости и, отбросив маску дружбы, признаться друг другу в любви. Новость о возвращении мистера Хиндли тут же заставила молодого Эрншо вскочить на коня, а Кэтрин – искать уединения в своей комнате. Я же поспешила спрятать маленького Гэртона и вынуть патроны из охотничьего ружья хозяина, с которым тот любил позабавиться в пьяном угаре, наставляя его на каждого, кто имел несчастье ему противоречить или просто привлечь его внимание. Мне приходилось тайком вынимать заряд, чтобы не допустить большой беды, вздумайся ему в помрачении разума действительно выстрелить. Глава 9 Хиндли Эрншо вошел в дом, изрыгая дикую брань. Он застал меня в тот момент, когда я прятала его сына в недра кухонного буфета. Гэртон, к счастью для себя, испытывал одинаковый страх как перед несдержанными проявлениями отцовской любви, так и перед безумными взрывами бешенства своего непутевого родителя. В первом случае мальчика могли бы зацеловать и затискать до смерти, а во втором – швырнуть в огонь или размозжить о стену. Бедный малыш научился сидеть тихо как мышка, куда бы я его ни прятала. – Ну, вот вы и попались! – дико заорал Хиндли, хватая меня сзади за шиворот и оттаскивая, как собаку. – Разрази меня гром, если вы все не сговорились извести моего малютку! Недаром вы его от меня постоянно прячете. Тебя, Нелли, я заставлю проглотить разделочный нож, и пусть сам дьявол поможет мне в этом! Зря ты смеешься: я только что засунул доктора Кеннета головой вниз в Болото Черного Коня, а где один, там и двое! У меня просто руки чешутся прикончить кого-нибудь из вас, и в этот раз я не отступлюсь! – Не буду я есть разделочный нож, мистер Хиндли, – ответила я. – Он на вкус гадкий, я им копченую селедку резала. С вашего позволения, я бы предпочла, чтобы вы меня застрелили. – Будь ты проклята с моего позволения! – заявил Хиндли. – Нет такого закона в Англии, чтобы человек не имел права навести в своем доме порядок, а мой дом похож на сточную канаву. Давай-ка, разевай рот! Он держал в руке нож и пытался просунуть его кончик между моими отчаянно стиснутыми зубами. Но не на ту напал – меня его выходки особо не пугали. Я сплюнула и принялась уверять его, что нож очень невкусный, и я его ни за что не буду есть. – Ладно, – сказал он, вдруг ослабив свою хватку и отпуская меня. – Но знаешь, Нелл, этот маленький негодник не может быть Гэртоном. А если он все же мой сын, то с него шкуру надобно спустить за то, что он не выбежал меня поприветствовать, а вместо этого орет, точно увидел призрак. Ко мне, пащенок! Я тебя научу, как обманывать доброго папочку! Глянь-ка, Нелл, а не подровнять ли мальцу уши аккуратненько, как щенку? Собаки – те от этого только злее становятся, а я люблю злобных и аккуратных… Давай ножницы, Нелл! Мы, люди, слишком уж носимся с нашими ушами, тешим дьявола и свое самомнение, а сами – ослы ослами и без них. Тише, тише, малыш! Ну вот, теперь молодцом, глаза-то утри – умница! А теперь поцелуй меня. Что такое, не хочешь целовать? А ну-ка сейчас же поцелуй меня, Гэртон! Целуй же, черт бы тебя побрал! Господи, да неужели я вскормил это чудовище? Да я тебе, ублюдок, сейчас шею сверну! Бедный Гэртон визжал и бился изо всех сил в отцовских руках. Крики его только усилились, когда Эрншо поднялся с ним вверх по лестнице и поднял над перилами. Я закричала хозяину, что он так ребенка до смерти напугает, и бросилась на помощь. Когда я была уже рядом, Хиндли услышал внизу шум и перегнулся через перила, прислушиваясь и почти забыв о своей ноше. «Кто там?» – вопросил он, услышав чьи-то шаги, приближающиеся к подножью лестницы. Я тоже нагнулась, чтобы подать знак Хитклифу, чью походку я узнала, не приближаться. И в то же мгновение, когда я отвела взгляд от Гэртона, малыш извернулся, высвободился из державших его неласковых рук и полетел вниз. Мы даже не успели ужаснуться, как увидели, что ребенок спасен. Хитклиф оказался внизу как раз вовремя. Повинуясь естественному порыву, он поймал летящего Гэртона, поставил его на ноги и поднял голову, чтобы увидеть виновника происшествия. Скупец, продавший лотерейный билет за пять шиллингов и обнаруживший на следующий день, что он лишился выигрыша в пять тысяч фунтов, не выказал бы больше досады, чем Хитклиф, когда увидел наверху мистера Эрншо. Лицо его лучше, чем любые слова, показало, как ему обидно за то, что он, сам того не подозревая, не смог стать орудием изощренной мести. Будь уже темно, он, клянусь жизнью, вполне был способен попытаться исправить ошибку и размозжить голову Гэртона о ступеньки, но свидетелей чудесного спасения было слишком много. Я тут же бросилась к моему маленькому сокровищу и уже через мгновение крепко прижимала своего питомца к груди. Хиндли медленно спустился вниз, протрезвевший и притихший. – Это ты во всем виновата, Нелли, – пробормотал он. – Ты должна была так спрятать мальца, чтобы я его вообще не видел. Он не пострадал? – Еще как пострадал! – сердито воскликнула я, – Может, вы его и не убили, но дурачком точно сделали! Не удивлюсь, если его бедная мать восстанет из гроба, чтобы пресечь ваши глумления над ним. Вы хуже варвара, коль скоро так дурно обращаетесь со своей плотью и кровью! Эрншо попытался погладить ребенка, который, оказавшись у меня на руках, мгновенно успокоился и перестал плакать. Но стоило отцу дотронуться до него, как малыш разразился еще более отчаянными криками и забился так, как будто бы у него начались судороги. – Оставьте ребенка в покое! – продолжала я. – Он вас ненавидит. Все они вас ненавидит, и это – чистая правда! Нечего сказать, счастливая у вас семейка! И вы сами дошли до жизни такой! – И дойду еще дальше! – с нехорошим смехом отвечал этот падший человек, вновь ожесточаясь сердцем. – Убирайся подальше, Нелл, и его забирай с собой. А ты, Хитклиф, внемли и трепещи! Сегодня я тебя не убью – так и быть, если тотчас скроешься с глаз моих, а вот дом поджечь могу, если будет на то охота! С этими словами он взял из буфета пинту бренди и налил себе рюмку. – Ну уж нет, хватит вам пить! – вознегодовала я. – Мистер Хиндли, не гневите Бога, вам сегодня уже было предупреждение. Пощадите хоть несчастного мальчика, если себя не жалеете. – Ему с кем угодно будет лучше, чем со мной, – отвечал он. – Душу вашу пощадите! – строго сказала я, пытаясь отнять у него рюмку. – Какое вам всем дело до моей души? Может, я хочу послать ее на погибель, чтобы наказать Создателя! – вскричал богохульник. – Пью за ее вечные муки! Он выпил и нетерпеливо приказал нам убираться прочь, снабдив свой приказ такой мерзкой бранью, которую стыдно было не то что повторить, но даже запомнить. – Жаль, что он никак не упьется до смерти, – хладнокровно заметил Хитклиф после того, как разразился не менее грязными ругательствами за закрывшейся за нами дверью. – Он делает для этого все, что может, но ему мешает его железное здоровье. Мистер Кеннет готов поставить свою кобылу на то, что Хиндли переживет любого ровесника в здешних местах и сойдет в могилу седовласым грешником, если, конечно, не случится с ним несчастья. Я пошла на кухню и принялась баюкать моего ягненочка. Хитклиф, как мне думалось, отправился в амбар. Как потом оказалось, он никуда не уходил, а только обогнул скамью с высокой спинкой у очага и тихо улегся с другой ее стороны у самой стены. Я качала Гэртона на коленке и напевала ему песенку, которая начиналась, как сейчас помню, такими словами: Плачут детишки ночью глухою, Слышит их мать под могильной землею… В этот момент Кэтрин, которая слышала наши крики из своей комнаты, заглянула в кухню и прошептала: – Нелли, ты одна? – Да, мисс, – ответила я. Она вошла и приблизилась к очагу. Я посмотрела на нее, и меня поразило выражение тревоги и беспокойства на ее лице. Ее губы открылись, и она уже набрала воздуха, чтобы заговорить, но из груди ее вырвался только вздох. Я вновь запела, как будто ее и не было рядом, потому что не забыла, как она со мной совсем недавно обошлась. – Где Хитклиф? – спросила она, прерывая меня. – За работой на конюшне, – был мой ответ. Хитклиф не подал голоса, чтобы поправить меня. Может быть, он задремал. Последовала еще одна долгая пауза, во время которой я увидела, как со щек Кэтрин прямо на пол упало несколько слезинок. «Неужели она жалеет о своем поведении? – подумала я. – Это что-то новое! Однако же, пусть она сама перейдет к делу, не буду ей помогать». Я ошиблась – ничто не волновало ее, кроме ее собственных переживаний. – Боже мой, – воскликнула она. – Я так несчастна! – Жаль, – заметила я. – Вам не угодишь: так много друзей, так мало обязанностей, а вы все-таки недовольны. – Нелли, сможешь сохранить мой секрет? Не выдашь его? – настойчиво повторила она, опустившись рядом со мной на колени и пуская в ход все свое обаяние так ловко, что я, имевшая все основания сердиться, уже была готова ее простить. – А он того стоит? – спросила я уже не так сердито. – Еще бы, и мне просто необходимо с кем-то им поделиться! Я не знаю, как мне быть. Сегодня Эдгар Линтон сделал мне предложение, и я ему ответила. И перед тем, как я скажу, приняла ли я это предложение или отвергла, мне нужно услышать от тебя, каков должен был быть мой ответ… – Право же, мисс Кэтрин, откуда мне знать? – ответила я. – Конечно, с учетом того скандала, который вы устроили ему сегодня, было бы разумней ответить отказом. Если он сделал вам предложение после такой бурной сцены, то он или безнадежный глупец, или дерзкий безумец. – Если ты будешь так со мной разговаривать, то я тебе больше ничего не скажу, – с досадой бросила Кэтрин, вскакивая на ноги. – Так вот, я сказала «да». А теперь говори сейчас же, правильно ли я поступила? – Значит, вы приняли его предложение? Тогда что толку обсуждать это. Вы дали слово и не можете нарушить его! – Но скажи мне, скажи, я права? – воскликнула она в волнении, ломая руки. – На этот вопрос так сразу не ответишь, тут многое надобно учесть… – наставительно начала я, – и, в первую очередь, любите ли вы мистера Эдгара? – Как его можно не любить? Конечно, люблю, – с готовностью отозвалась она. Тут я приступила к ней с более серьезными вопросами, и, хотя мне в ту пору было только двадцать два, они, смею вас заверить, звучали вполне разумно: – Почему вы любите его, мисс Кэти? – Ах, какую ерунду ты спрашиваешь! Люблю – и все. – Этого недостаточно. Вы должны сказать – почему? – Ну, потому что он красив и с ним приятно проводить время. – Не годится! – сказала я. – И еще потому, что он молод и обаятелен. – Опять не то! – Потому что он любит меня.