– Странный выбор любимцев! – был мне презрительный ответ. Приглядевшись, я понял, что сморозил глупость, потому что в углу были навалены битые кролики. Еще раз откашлявшись, я подвинулся поближе к очагу и вновь повторил свое замечание о плохой погоде этим вечером. – Так сидели бы дома, – отвечала миссис Хитклиф, вставая и пытаясь дотянуться до двух ярких чайниц на каминной полке высоко над очагом. Теперь она оказалась на свету, и я смог лучше рассмотреть ее лицо и фигуру. Она была стройной и совсем юной, почти совсем еще девочка, но имеющая восхитительные формы и точеное, нежное личико, очаровательней которого я не встречал, с мелкими чертами и очень белой кожей. Льняные кудри отливали чистым золотом и свободно вились по стройной шее. Глаза ее, если бы смотрели чуть поласковей, сразу брали бы любое сердце в плен. К счастью для моей влюбчивой натуры, единственным их выражением было презрение и какое-то невыразимое отчаянье, какое редко встретишь у молодой девушки. Ей было трудно дотянуться до чайниц, и я сделал движение, чтобы помочь ей. Ответом мне был такой взгляд через плечо, как будто бы я попытался украсть у скупца его сокровище. – Не нужна мне ваша помощь! – огрызнулась девушка. – Сама справлюсь. – Прошу меня простить, – поспешил ответить я. – Вас приглашали к чаю? – резко спросила она, повязывая передник поверх аккуратного черного платья и замерев с ложкой заварки над чайником. – Я бы с радостью выпил чашечку. – Вас приглашали? – настойчиво повторила она. – Нет, – признал я с полуулыбкой. – Но вы можете сделать это прямо сейчас. Она резко поставила чайницу на место, не потрудившись вытащить ложку, и вновь опустилась в кресло с мрачным видом, наморщив лоб и выпятив нижнюю алую губку, как капризный ребенок. Меж тем парень накинул на плечи старое пальто и, стоя во весь рост у камина, смотрел на меня искоса и враждебно, словно между нами была давняя и непримиримая распря. Я начал сомневаться в том, слуга ли передо мной. По грубой одежде и речи его никак нельзя было причислить к ровне мистера и миссис Хитклиф. Давно не стриженная буйная шевелюра свободно кудрявилась, щеки заросли бакенбардами, а руки были черны от въевшейся грязи, как у простого работника. Но манеры его были слишком свободными для слуги, даже в чем-то надменными. Не чувствовалось в нем ни почтения, ни услужливости перед хозяйкой дома. Не зная, с кем имею дело, я счел за лучшее не обращать внимания на его странное поведение. Буквально через пять минут приход Хитклифа до некоторой степени освободил меня от моего неопределенного состояния. – Вот видите, сэр, я пришел, как и обещал, – воскликнул я, старясь держаться веселого тона, – правда, теперь, боюсь, мне придется просидеть у вас не менее получаса, коли вы дадите мне приют. На улицу совсем не выйти. – Полчаса! – с сомнением покачал головой Хитклиф, скидывая хлопья снега с одежды. – Понесло же вас бродить в самый снегопад. Вы могли просто-напросто заблудиться на болотах. В такие вечера даже те, кто здесь вырос, могут сбиться с пути. И сейчас нет никаких надежд, что скоро распогодится. – Может быть, дадите мне провожатого из числа ваших работников, и он заночует в «Скворцах»? Как вы на это смотрите? – Нет, это исключено. – Неужели? Ну, тогда мне придется положиться на собственные силы. Хитклиф с сомнением хмыкнул. – Так мы будем пить чай? – резко поменял он тему, обращаясь к парню в поношенной куртке, переводя свой недобрый взгляд с меня на молодую леди. – А он тоже будет? – спросила та у Хитклифа. – Подавайте же на стол! – Ответ был столь груб, что меня передернуло. Тон, которым были произнесены эти слова, изобличал злой от природы нрав. Мне уже не хотелось называть Хитклифа чудесным человеком. Когда же все приготовления были закончены, от него в качестве приглашения я услышал только: «Придвигайте-ка ваш стул к столу, сэр». Все мы, включая парня, которого я вначале принял за работника, расселись и принялись за чаепитие в ледяном молчании. Я подумал, что, если неловкость возникла из-за меня, моя первейшая обязанность – постараться ее сгладить. Не может быть, чтобы эти люди каждый день сидели за общим столом в мрачной тишине и чтобы хмурость вовсе не сходила с их лиц. – Странно, – начал я, быстро выпив первую чашку чая и ожидая вторую, – насколько привычка меняет наши вкусы и мировоззрение. Многие и помыслить себе не могут, что счастье возможно в таком полном удалении от мира, какого придерживаетесь вы, мистер Хитклиф. Здесь, в кругу семьи, с вашей прекрасной половиной, вашим добрым гением, осеняющим ваш дом… – С прекрасной половиной?! – прервал меня Хитклиф, с почти дьявольской ухмылкой. – Где же вы ее увидели? – Ну, я имел в виду миссис Хитклиф, вашу жену… – Вы намекаете на то, что ее дух заделался ангелом-хранителем Грозового Перевала, хоть тело ее покоится и не здесь? Поняв, что ошибся, я попытался исправить свою оплошность. Я просто должен был увидеть огромную разницу в возрасте между теми, кого я посчитал мужем и женой. Мистеру Хитклифу было около сорока. В этом возрасте мужчины редко тешат себя надеждой на брак с юной девой по любви: это заблуждение, скорее, характерно для тех, кто женится в более преклонном возрасте. Миссис Хитклиф нельзя было дать старше семнадцати лет. И тут до меня дошло, что сидящий рядом со мной парень – эта неотесанная деревенщина, – с шумом хлебающий чай и ломающий хлеб немытыми руками, – возможно, ее муж, Хитклиф-младший. Вот печальные последствия того, что молодая девушка похоронила себя заживо в сельском захолустье. Она связала себя с этим невежей, даже не представляя, что есть люди и получше! Жаль, ужасно жаль! Увидев меня, она наверняка пожалела о своем выборе. Последняя мысль может показаться читателю немного самонадеянной, но мой сосед по столу казался почти отталкивающим, а сам я – вполне привлекательный джентльмен и знаю это по опыту. – Миссис Хитклиф – моя невестка, – промолвил Хитклиф, подтверждая мою догадку. С этими словами он повернулся и бросил в сторону девушки взгляд, исполненный самой лютой ненависти. Только так можно было его истолковать, если считать лицо человеческое зеркалом души и не подозревать Хитклифа в том, что он способен обмануть законы природы. – Ах, тогда понятно. Вы – счастливый обладатель этой доброй феи, – сказал я, обращаясь к своему соседу по столу. Эта ошибка оказалась хуже прежней. Юнец побагровел и сжал кулаки с такой силой, как будто бы собирался дать им волю. Но он сдержал себя и ограничился грубым ругательством, брошенным явно в мой адрес, которое я предпочел не заметить. – Не везет вам сегодня с догадками, – заметил мой хозяин. – Ни один из нас не может похвастаться счастьем обладания этой нежной феей. Супруг ее мертв. Я же сказал вам, что она – моя невестка. Нетрудно сообразить, что она вышла замуж за моего сына. – А этот молодой человек… – Он мне не сын, это уж точно. – Хитклиф вновь усмехнулся, словно говоря: «И кому это пришло в голову посчитать этого увальня моей плотью и кровью!» – Меня зовут Гэртон Эрншо, – прорычал парень, – и советую вам уважать это имя! – У меня и в мыслях не было выказать вам неуважение, – отвечал я, в глубине души потешаясь над тем, как он раздулся от гордости, назвав себя. Он уставился на меня и не отводил взгляда, а я совершенно не собирался отвечать ему тем же, так как боялся, что не совладаю с собой и просто надеру ему уши как мальчишке или громко засмеюсь своим мыслям. Да, в этом милом семейном кругу места мне явно не находилось. Гнетущая атмосфера за столом почти свела на нет окружавшее меня тепло жилища и радости трапезы. Я сказал себе, что в третий раз остерегусь оказаться под этим кровом. Покончив с едой при полном молчании всех присутствующих, я подошел к окну посмотреть, что происходит на улице. Увиденное меня не обрадовало: стемнело раньше обычного, небо и холмы слились в единое целое и растворились в кружении мокрого снега. – Боюсь, что без провожатого мне домой не добраться, – не смог удержаться я, – дороги наверняка замело. Даже если бы они были расчищены, пройти по ним в темноте никак невозможно. – Гэртон, загони всех овец под навес у амбара. Животных засыплет снегом, если оставить их на ночь в овчарне. И не забудь выход им загородить, – распорядился Хитклиф. – Что же мне делать? – бросил я с растущим раздражением. Ответа я не дождался. Обернувшись, я увидел только Джозефа, который принес ведро овсянки собакам, и миссис Хитклиф, которая развлекалась тем, что зажигала одну за одной и роняла в камин спички из коробка, упавшего вниз, когда она ставила на место чайницу. Старый слуга, поставив ведро, критически оглядел комнату и неодобрительно проскрипел: «И как вы только можете пребывать в праздности, когда все на улицу пошли. От вас вовек помощи не дождаться. Никогда не сойдете вы со стези греха, так и останетесь под водительством дьявола, как и ваша матушка». Я было решил, что этот образчик злоязычного красноречия адресован мне, и в ярости подступил к старому негодяю с намерением выкинуть его за дверь, когда услышал голос миссис Хитклиф: – Ах ты, старый, мерзкий лицемер! Неужели не боишься, что дьявол тебя утащит в ад, коль скоро ты его так часто поминаешь. Предупреждаю, не дразни меня, а то я хорошенько попрошу кое-кого с тобой покончить. Ну-ка, посмотри сюда, Джозеф, – продолжала она, схватив толстенный старый том с полки, – сейчас я тебе покажу, как сильно я продвинулась в искусстве черной магии. Скоро я смогу этот дом от вас от всех очистить. Рыжая корова умерла не случайно, а твой ревматизм тебе не Богом ниспослан. – Ты грешница, великая грешница! – задохнулся от гнева старик. – Да избавит нас Господь от лукавого! – А ты – нечестивец, и нет тебе спасения! Сгинь, а не то пожалеешь! Слеплю тебя из воска и глины, как всех вас. Один шаг против меня, и я тебя, я тебя… не скажу, что я с тобой сделаю, но, увидишь, это будет ужасно. Исчезни или придется тебя сглазить! Юная ведьмочка подпустила в свой взгляд неприкрытой злобы, и Джозеф, трепеща от подлинного ужаса, тут же ретировался, бормоча молитвы и восклицая: «Грешница, великая грешница!» Я решил, что миссис Хитклиф таким оригинальным образом питает свое чувство юмора, и когда мы остались одни, решился привлечь ее внимание к моему бедственному положению. – Миссис Хитклиф, – начал я искренне, – прошу простить меня за беспокойство, но я уверен, что леди вашей наружности просто обязана обладать добросердечием. Прошу вас указать мне те приметы, по которым я бы нашел дорогу домой. Я имею не большее представление о том, как добраться до дому, чем вы – как доехать до Лондона. – Ступайте той дорогой, какой пришли, – отозвалась она, откидываясь в кресле и придвигая свечу, чтобы погрузиться в чтение своего фолианта. – Совет короткий, но самый разумный, какой я только могу дать. – Значит, если вы узнаете, что мое мертвое тело найдут в болоте или в канаве, запорошенное снегом, ваша совесть не начнет вам нашептывать, что это ваша вина? – А с чего бы моей совести волноваться? Я вашей провожатой быть не могу. Они не позволят мне дойти даже до стены вокруг сада. – Боже! – воскликнул я. – Да я даже помыслить не могу не то что взять вас в провожатые, но и попросить выйти за порог в такую ночь. Я только прошу описать мне дорогу домой, а не показывать ее. В противном случае я буду настаивать, чтобы мистер Хитклиф отправил со мной кого-нибудь. – А кого? Здесь живет только он сам, Эрншо, Зилла, Джозеф и я. Ну, и кто из нас пойдет с вами? – А нет ли на ферме еще работников? – Нет. Мы живем здесь одни. – Ну, тогда получается, что я должен здесь остаться. – Об этом поговорите с хозяином. Меня это не касается. – Пусть это будет вам уроком, когда вы в другой раз задумаете шататься по холмам в такую погоду, – раздался суровый голос Хитклифа из кухни. – Насчет того, чтобы заночевать, – знайте, я не держу комнат для гостей. Вам придется разделить постель с Гэртоном или Джозефом, если пожелаете остаться. – Я могу поспать в кресле здесь, в зале, – ответил я. – Исключено! Посторонний человек – всегда чужак, будь он богат или беден. А чужакам здесь не место, когда меня нет на страже! – заявил этот грубиян. Последнее оскорбление переполнило чашу моего терпения. С проклятьем я оттолкнул Хитклифа и выскочил во двор, проскочив мимо молодого Эрншо. Было так темно, что я не мог понять, где же выход. Пока я метался по двору, я услышал еще один обмен репликами, который как нельзя лучше показал странные отношения между обитателями этого дома. Вначале молодой человек как будто хотел помочь мне: – Я дойду с ним до парка, – предложил он. – Ты с ним дойдешь до ада со всеми чертями! – прорычал его хозяин, или кем он там Эрншо приходился. – А кто за лошадями присмотрит? – Жизнь человека стоит дорого, а лошадей на одну ночь можно и без присмотра оставить, – вступилась за меня миссис Хитклиф с большей добротой, чем я ожидал. – Кто-то должен его проводить. – Но не по вашему приказу! – тут же откликнулся Гэртон. – Ежели вы на него глаз положили, то лучше держитесь от него подальше. – Ну, тогда его призрак будет вас преследовать до конца дней, – резко ответила она, – а мистер Хитклиф не сможет найти другого такого выгодного жильца, пока усадьба «Скворцы» не превратится в руины. – Вы только послушайте, эта ведьма их проклинает, – пробормотал Джозеф, в сторону которого я, оказывается, шел. Он сидел тут же и доил коров при свете фонаря. Я бесцеремонно схватил этот источник света и со словами, что я завтра пошлю фонарь обратно, бросился к ближайшей задней двери. – Хозяин, хозяин, он фонарь украл! – завопил старик, кинувшись за мной в погоню. – Кусака, Волчок, ату его, ату! Держите вора, собачки! Открылась маленькая дверца, и на меня вылетели два мохнатых чудовища, целясь мне прямо в горло. Свирепые псы опрокинули меня на землю. Фонарь погас. Грубый хохот Хитклифа и Гэртона оказался последней каплей в чаше моей ярости и унижения. К счастью, собаки ограничились тем, что стали валять меня по земле, завывая и маша хвостами, и не пытались сожрать живьем. Но подняться они мне не давали, поэтому мне пришлось ждать, пока их повелители не соизволят отозвать своих монстров. Я потерял шляпу и, дрожа от гнева, приказал сейчас же и без всякого промедления выпустить меня за пределы Грозового Перевала, бессвязно грозя, подобно несчастному королю Лиру[6], обрушить на головы его обитателей неисчислимые кары.