Они поселились в этом доме в начале 1930-х. В то время здание только-только построили, оно было удобным и современным. Бабушка провела там детство. А когда выросла, устроилась на работу в бакалейную лавку Фолкнера, где и влюбилась в дедушку... Когда мы с Алланом были маленькими, мы часто проводили выходные во дворе бабушкиного дома. И как-то в воскресенье Аллан затащил меня в котельную, где произошла эта ужасная история... Она поежилась, как будто ей физически нелегко было вспоминать. — Теперь, когда Лили рассказала мне про ваши путешествия во времени и многое другое, я понимаю, что тот день стал для семьи Фолкнеров роковым. Проклятый день, когда нам с Алланом вздумалось полезть в подвал... По правде говоря, это было ужасно соблазнительно, ведь нам всегда запрещали туда спускаться из-за огромного котла и кранов с кипящей водой. Но в тот день дверь в котельную оказалась не заперта, и Аллан уговорил меня пойти с ним. С бешено колотящимся сердцем мы спустились по лестнице, чуть не заблудились в коридорах... Потом попали в огромное помещение, из которого отапливался весь дом, и решили поиграть в прятки. Вот там-то, подыскивая место, чтобы спрятаться, Аллан обнаружил под мешками с углем странную дыру. Мы порылись, подсвечивая себе фонариком, и расчистили лаз, в который можно было протиснуться. Через метр или два туннель привел нас в комнату, полную строительного мусора, обрывков бумаги, дохлых крыс и прочей грязи. В одном углу лежал человеческий скелет, а рядом стояло странное каменное изваяние вроде могильной плиты. На этой плите был вырезан круг, похожий на солнце, и такие линии-лучи... Сэмюел приподнялся на подушке, и машина, следящая за сердцебиением, запищала с удвоенной скоростью. — Так в доме у бабушки был Камень? Эвелин кивнула: — Аллан назвал его «Большой Камень». Он от этого камня пришел в неописуемый восторг... А мне, честно говоря, стало не по себе. Скелет в углу, вся эта грязь вокруг. Я умоляла брата поскорее уйти оттуда, грозилась рассказать родителям, но он ничего не желал слушать. Мы чуть не подрались, и наконец, потеряв терпение, он сказал: «Если хочешь уйти, выбирайся сама — как знаешь!» Он выключил фонарик, и я услышала, как он со смехом удаляется. Я хотела побежать за ним, но туннель был где-то наверху, а вокруг стало абсолютно темно! Я запаниковала, начала ходить кругами, заплакала... Я провела там целую вечность. Мне казалось, что по ногам карабкаются крысы, а скелет вот-вот набросится... что страшный Большой Камень хочет меня проглотить. Я думала, что сойду с ума... Тетя Эвелин побледнела, у нее дрожали руки, глаза не мигая смотрели в пустоту, словно ее погрузили в гипноз. — Не мучай меня, — попросил Сэм, чтобы немного разрядить обстановку. — Папа ведь за тобой вернулся? — Вернулся. Но слишком поздно. Вред был уже причинен. С тех пор у меня очень слабая нервная система. Из-за малейшего беспокойства могу впасть в состояние необъяснимой паники. Я понимаю, это была всего лишь детская шутка, Аллан не желал мне зла... И всё-таки я получила серьезную травму. — А... А Рудольф? Он-то как завладел этим зданием? — Он на эту тему — как и на многие другие — почти никогда не распространялся... Я только знаю, что после смерти бабушкиных родителей, в 1970-х годах, квартиру продали. Ну а года четыре назад Рудольф купил дом и, прежде чем туда заселиться, всё там перестроил. — А ты не спрашивала, что он сделал с Большим Камнем? — Он притворился, будто знать не знает о его существовании. Сказал, строители, наверное, его демонтировали, когда строили подземную парковку. У меня было весьма смутное представление о том, где именно находился Камень. И проверить я бы всё равно не смогла, для меня это было чересчур сложно. — Вранье! — возмутился Сэм. — Конечно же он сохранил Камень! Он вообще только ради него этот дом и купил! Именно с его помощью он мог путешествовать во времени и добывать для «Аркеоса» антикварные редкости! — Лили отреагировала точно так же, — вздохнула Эвелин. — И, кстати, в разговоре с бабушкой мы выяснили еще одну интересную подробность. Которая тебя тоже касается... Сэмюел нахмурился, ожидая продолжения. — После путешествия в Помпеи вы с Лили попали в Чикаго, правильно? В дом, который собирались сносить, да? — Эм-м... Да... Камень, который нас туда перенес, как раз собирались снести бульдозером, и мы не смогли их остановить. — Лили нашла в интернете старые карты города, и бабушка уверена, что это здание стояло на том самом месте, где она провела детство... Сэмюел вытаращил глаза, и аппарат, измеряющий пульс, запищал пуще прежнего. — Ты хочешь сказать, что на месте дома, который тогда сносили, потом построили бабушкин? Эвелин кивнула: — Поэтому я и говорю, что судьба Фолкнеров связана с этим проклятым булыжником! — Невероятно! — воскликнул Сэм. — То есть у всех нас были какие-то свои отношения с Камнем! С самого начала! У тебя, бабушки, папы... У нас с Лили... Даже у Рудольфа! Нуда, конечно, и у него тоже! Когда мы попали в Чикаго 1932 года, машина с логотипом «Аркеоса» стояла прямо напротив стройки. Я обратил на нее внимание. Это был фургон антикварной лавки — той самой, которая принадлежала Рудольфу... То есть он уже тогда знал про Камень! — Он всё продумал, — кивнула Эвелин. — С самого начала. Теперь-то это совершенно ясно. — А ты... никогда ни о чём не подозревала? — В Рудольфе чувствовалась какая-то загадка, этим он и притягивал... — Но ведь ты говоришь, он тебя использовал? — Ну... Думаю, я была ему нужна для того, чтобы быть ближе к Аллану. Чтобы присматривать за ним, знать все подробности его жизни, что-то такое... Рудольф часто расспрашивал меня о родных. Говорил, что мне будет полезно говорить о своих проблемах вслух, что это нечто вроде психотерапии. В то же время он по непонятной причине категорически отказывался познакомиться с бабушкой и дедушкой. Говорил: «Попозже. Когда будем абсолютно уверены в своих чувствах». А на самом деле просто боялся, что встретит в доме у дедушки с бабушкой Аллана и тот его узнает. Но я-то об этом не могла догадаться. Он согласился прийти к нам домой только после того, как Аллан пропал. А ведь и правда. Сэмюел забыл эту подробность, но он действительно впервые увидел Рудольфа только месяц назад. До этого тот был именем без лица. Эвелин постоянно о нём рассказывала, и Сэму оставалось только представлять себе этого суперделового бизнесмена, который так занят работой в сфере международной торговли, что никак не успевает доехать до Сент-Мэри. — А что вы делали в офисе «Аркеоса», когда он тебя туда возил? — спросил Сэм. — Обычно Рудольф работал у себя в кабинете, а я ждала в квартире на верхнем этаже. Я там, в общем-то, ничем особенным не занималась: нужно было просто думать о нём... — Что? — Думать о нём — вот и всё. Да и вряд ли я бы о нём забыла — там повсюду висели его фотографии! Он говорил, что, когда я рядом, ему проще сосредоточиться и в голову приходят самые гениальные мысли. Будто я посылаю ему положительные волны... Мне казалось, это так романтично! Какой же я была дурой... — А в последнее время не произошло ничего такого, что объяснило бы изменение его поведения? — осторожно спросил Сэм, чувствуя, что начинает кое о чём догадываться. — Не знаю. Он просто вдруг как-то... отдалился. Десять дней назад мы должны были вместе поехать в Нью-Йорк. Но в последний момент он не смог прилететь. Сказал, что внезапно возникла встреча с важным клиентом. Присоединился ко мне только через два дня. Но мыслями по-прежнему витал где-то далеко. И вот с тех пор... Эвелин не успела договорить. Дверь палаты шумно распахнулась, и вошел старый врач с густыми седыми усами. Его сопровождала медсестра, толкавшая перед собой тележку. Они решительно направились к кровати Сэма. — Вы правы, Дженет, — прогремел врач, даже не удосужившись представиться. — Показания приборов не обманули, наш герой действительно пришел в себя! Он приблизился к Сэмюелу, изучил цифры на экранах и, схватив его руку, пощупал пульс. Взъерошенной шевелюрой, пышными усами и повадками старого пса доктор напоминал Эйнштейна со знаменитой фотографии. — Угу! — кивнул он. — Ритм по-прежнему неровный, но уже гораздо лучше. Как самочувствие, герой? — Я... Я совершенно здоров, — заверил Сэм, надеясь, что ему разрешат вставать с кровати. — Очень хорошо, — обрадовался врач. — Значит, остается только провести кое-какие дополнительные обследования... А вам, — обратился он к Эвелин, — надо бы отдохнуть, вид у вас измотанный. Юноша пошел на поправку, волноваться больше не о чем. Если, конечно, он не боится уколов! Тут Сэм услышал, как на тележке медсестры что-то звякнуло, и увидел, как она наполняет лекарством шприц с такой длиннющей иглой, будто дело происходит в фильме ужасов — «В клинике сумасшедшего профессора». Сэмюел терпеть не мог уколы... Он весь напрягся при мысли о двух сантиметрах металла, которые вот-вот воткнутся в его плоть и проникнут ему в вены. Всё-таки порой в жизни бывают моменты, когда думаешь, что уж лучше бы ты умер... 24 АНЕСТЕЗИЯ Как и обещал доктор Эйнштейн (на самом деле его звали доктор Хок), Сэмюела продержали на обследовании в клинике Сент-Мэри еще сутки. Целый день гоняли по анализам и осмотрам. И даже когда усадили на велотренажер, чтобы снять электрокардиограмму во время физических нагрузок, ничего плохого не обнаружили. Только старый доктор отчего-то удивленно хмыкнул, приговаривая: — Всё же очень странно... Сэмюел не решился спросить, что такого уж странного видит врач. Он боялся узнать правду о своем сердце. Особенно если эта правда будет означать невозможность осуществить задуманное... Сэм ходил из кабинета в кабинет и в одном из коридоров встретил Изабель — медсестру, которая дежурила у постели отца. Она очень по-доброму отнеслась к Сэмюелу и пригласила заходить к ней поболтать, если станет грустно. Изабель восхищалась его подвигом на пожаре. И пару раз заглядывала в палату узнать, всё ли в порядке. Сэмюел воспользовался случайной встречей, чтобы задать медсестре кое-какие вопросы, и получил полезную информацию. Главным образом о состоянии Аллана. Изабель призналась, что в последние дни дела стали хуже. Его отец всё глубже проваливался в забытье. Впрочем, добрая женщина с энтузиазмом заверила мальчика, что прогнозы в подобных случаях делать сложно и нередко случается, что пациенты совершенно неожиданно приходят в себя. Для Сэмюела это означало две вещи. Во-первых, отца еще можно спасти. Во-вторых, действовать нужно быстро... Следующее утро было посвящено последней веренице осмотров и анализов. Только после обеда Сэма наконец отключили от проводков и капельниц и он обрел некое подобие свободы. Мальчик собирался отправиться на другой конец больницы, чтобы проведать отца, когда дверь приоткрылась и в палату просунулась голова Лили. Убедившись, что брат не спит, она бросилась его обнимать: — Сэмми! Как же я рада! Сестра так крепко стиснула его в объятьях, что чуть не задушила. — Эй, — запротестовал он. — Я ведь лежу в больнице, поправляюсь! А ты решила меня прикончить? — Сэмми, ты меня спас! Поднялся на второй этаж, прямо через огонь! И вынес в гостиную, а вокруг всё взрывалось, но ты... — Ну ладно, ладно! — перебил он сестру. — Да, я супергерой, но такой, знаешь, суперскромный! И потом, на моем месте ты бы сделала то же самое. Помнишь, как нас забросило в доисторические времена и я попал в плен к дикарям? Кому хватило смелости нарядиться духом медведя, чтобы меня освободить? Тебе! Так что... Лили покачала головой, будто Сэм нес полную чушь. Глаза ее сверкали от волнения. — Я так рада, что ты мой брат... И так рада, что ты совершенно здоров! — Похоже, доктор Хок так не считает. Он всё что-то обследует и обследует — похоже, решил во что бы то ни стало отыскать у меня какую-нибудь серьезную болезнь. — Хок? Это такой седой с усами, да? Он сказал маме, что у тебя брадикардия. Она произнесла это слово особым тоном, который поневоле появлялся у нее, когда ей хотелось похвастаться. — Что у меня ЧТО? — переспросил Сэм. — Брадикардия. Такое состояние, при котором сердце бьется чересчур медленно. Думаю, именно из-за этого они продолжают тебя обследовать. — И что, для супергероев эта самая брадикардия опасна? — спросил Сэмюел, примерно догадываясь о природе своего странного заболевания. — Мама говорит, врач вроде не слишком встревожен. Просто в твоем случае это слишком ярко выражено. Видимо, поэтому он так загрузился. — Ну я рад, что ему теперь есть над чем подумать. А мне больше не хочется быть подопытной крысой. Лучше скажи, как там дедушка? — Не очень, — вздохнула Лили. — Не понимает, куда попал, который час, пора уже вставать или, наоборот, ложиться... Как будто он всё время где-то не здесь...