— Это несложно доказать, — сказала Маура. — Почему бы тебе просто не сказать мне правду? Виктор опустил глаза. Устало кивнул. — «Октагон» — один из основных спонсоров нашего фонда. — И что они получают взамен? Что должна делать «Одна Земля» в обмен на деньги? — Почему ты считаешь, что мы обязаны что-то делать? Наша работа говорит сама за себя. Почему, как ты думаешь, нас так ждут во многих странах? Потому что люди доверяют нам. Мы никого не обращаем в свою веру, не участвуем в местных политических разборках. Мы просто помогаем людям. Ведь, в конечном счете, только это имеет значение. Спасение человеческой жизни. — А жизнь сестры Урсулы? Она для вас что-то значит? — Конечно! — Сейчас она подключена к системе жизнеобеспечения. Еще одна ЭЭГ, и ее, вероятно, отключат от системы. Кому нужна ее смерть, Виктор? — Откуда мне знать? — Похоже, ты знаешь гораздо больше, чем рассказываешь. Ты знал одну из жертв нападения. — Я не думал, что это важно. — Позволь мне решать, важно это или нет. — Ты говорила, что вас интересует другая монахиня. Молодая. Вы проверяли все, что касалось ее. Я так понял, что нападение не было связано с Урсулой. — Ты скрывал информацию. — Ты говоришь как настоящий коп, черт возьми. И что дальше? Предъявишь мне ордер на арест и закуешь в наручники? — Я пытаюсь дать тебе шанс все объяснить, не привлекая полицию. — К чему такая забота? Ты ведь уже вынесла мне приговор. — А ты уже ведешь себя, как виновный. Виктор стоял возле стола, ухватившись за край гранитной столешницы и отведя взгляд в сторону. Время тянулось в молчании. Взгляд Мауры случайно упал на деревянную подставку для ножей, до которой Виктор мог свободно дотянуться. Восемь кухонных ножей «Вустхоф», которые всегда были хорошо наточены. Никогда прежде она не боялась Виктора. Но человек, который стоял сейчас в такой близости от ножей, был ей незнаком, она его не узнавала. — Я думаю, тебе лучше уйти, — тихо произнесла она. Он взглянул на нее. — Что ты собираешься делать? — Просто уходи, Виктор. Он не шелохнулся. Она наблюдала за ним, чувствуя, как стучит сердце, как напряжен каждый нерв. Смотрела на его руки, ожидала следующего движения и думала: «Нет, он не тронет меня. Не верю, что он способен поднять на меня руку». И в то же время Маура с пугающей отчетливостью вспоминала силу его рук. И спрашивала себя: могли бы эти руки поднять молоток и раскрошить женский череп? — Я люблю тебя, Маура, — произнес он. — Но есть вещи важнее нас с тобой. Прежде чем ты что-либо предпримешь, подумай о том, что ты разрушаешь. Скольких людей — невинных людей — ты обездолишь. Она вздрогнула, когда Виктор шагнул ей навстречу. Но он не остановился, прошел мимо. Она слышала звук его шагов в коридоре, а потом громко хлопнула входная дверь. Она тут же поднялась и прошла в гостиную. В окно было видно, как его машина отъезжает от дома. Маура подошла к входной двери и задвинула щеколду. Потом заперла дверь, ведущую в гараж. Отгородилась от Виктора. Она вернулась на кухню, чтобы запереть дверь черного хода; ее руки дрожали, когда она навешивала цепочку. Она обернулась и оглядела комнату, которая теперь казалась ей странно чужой, наполненной эхом угрозы. Стакан с коктейлем, который приготовил Виктор, все еще стоял на столе. Маура взяла его и вылила уже не ледяную жидкость в раковину, как будто она была отравлена. На самом деле Маура сама чувствовала себя отравленной. Его объятиями. Его любовью. Она направилась в ванную, стянула с себя одежду и залезла в душ. Потом долго стояла под потоком горячей воды, пытаясь смыть с себя его следы. Но что было делать с памятью? Маура закрывала глаза и видела его лицо, вспоминала его прикосновения. В спальне она откинула одеяло и почувствовала запах Виктора, пропитавший простыни. Еще одно болезненное напоминание. Она постелила чистое белье, которое не знало запаха их страсти. Заменила полотенца в ванной, полотенца, которыми он пользовался. Вернулась на кухню, достала из духовки кастрюльку с баклажанами под пармезаном, которую он поставил разогревать, и выбросила ее содержимое. В тот вечер она осталась без ужина; просто налила себе бокал вина и пошла с ним в гостиную. Там она включила газовый камин и устроилась перед рождественской елкой. «Чудесные праздники, — думала она. — Я могу вскрыть грудную клетку и обнажить внутренние органы. Могу взять частичку легкого и под микроскопом диагностировать рак, туберкулез или эмфизему. Но тайну человеческого сердца не постичь с помощью скальпеля». Вино оказалось хорошим анестетиком и притупило боль. Она осушила бокал и пошла спать. Среди ночи она внезапно проснулась. Казалось, от ветра сотрясался весь дом. Дышать было тяжело, сердце колотилось, когда последние обрывки кошмара уносились прочь. Обгоревшие трупы, словно черные чучела, были свалены на погребальном костре. Пламя выхватывало из темноты стоявшие вокруг фигуры. И она пыталась укрыться в тени, спрятаться от огня. «Даже во сне, — подумала она, — я не могу отрешиться от этих образов. В голове поселился мой собственный Дантов ад». Маура протянула руку и ощупала прохладное белье на том месте, где еще недавно спал Виктор. И вдруг так затосковала по нему, почувствовала такую боль одиночества, что даже скрестила руки на груди, пытаясь хоть как-то заполнить возникшую там пустоту. Что если она ошиблась? Что если он говорил ей правду? На рассвете она наконец встала с постели, усталая и опустошенная. В сером свете утра она пошла на кухню, сварила себе кофе и, потягивая его, уселась за стол. Взгляд ее остановился на папке с фотографиями, которая так и лежала на столе. Она раскрыла ее и взглянула на источник своих ночных кошмаров. Обгоревшие тела, дымящиеся остатки хижин. Как много людей, думала она, убито всего за одну ночь в приступе ярости. Насколько сильна была ненависть, если они резали даже животных? Маура смотрела на груды трупов, в которых смешались и козы, и люди. Козы. Почему козы? Она задумалась, пытаясь понять мотив бессмысленной резни. Мертвые животные. Маура вгляделась в следующую фотографию. На ней запечатлена клиника «Одной Земли» с обгоревшими стенами и погребальным костром у порога. Но ее внимание привлекли не тела, а крыша, сделанная из рифленого железа, которая осталась практически нетронутой. Она толком не разглядела эту крышу, когда в первый раз смотрела фотографии. Теперь она принялась рассматривать ее поверхность, устланную, как ей показалось вначале, опавшими листьями. В самом деле, металл был усеян темными пятнами. Они были слишком мелкими, чтобы различить форму. Она отнесла фотографию в кабинет и включила свет. Села за стол, вооружившись лупой. Под ярким светом настольной лампы она принялась изучать поверхность кровли, вглядываясь в опавшие листья. Внезапно темные пятна приобрели новую, зловещую форму. Холодок пробежал у нее по спине. Она выронила лупу и замерла, ошарашенная своим открытием. Птицы. Это были мертвые птицы. Маура вернулась на кухню, сняла трубку телефона и набрала номер пейджера Риццоли. Когда через несколько минут раздался телефонный звонок, она вздрогнула от резкого звука. — Мне нужно кое-что вам сказать, — произнесла Маура. — В половине седьмого? — Мне следовало сказать об этом агенту Дину еще вчера, до его отъезда. Но я не хотела ничего говорить. Нужно было сначала объясниться с Виктором. — Виктором? Вашим бывшим мужем? — Да. — При чем здесь он? — Я думаю, он знает, что произошло в Индии. В той деревне. — Он вам это сказал? — Пока нет. Поэтому вам придется допросить его. 19 Они сидели в машине Барри Фроста у входа в отель «Колоннада»: Фрост и Риццоли — спереди, Маура — на заднем сиденье. — Позвольте мне первой поговорить с ним, — попросила Маура. — Будет лучше, если вы останетесь здесь, доктор, — сказал Фрост. — Неизвестно, как он себя поведет. — Если я поговорю с ним, он, всего вероятней, не окажет сопротивления. — Но если он вооружен… — Он меня не тронет, — сказала Маура. — И мне бы не хотелось, чтобы вы его трогали, понимаете? Вы не должны арестовывать его. — Что если он откажется ехать с нами? — Он поедет. — Маура открыла дверцу машины. — Я все улажу. Они поднялись на лифте на четвертый этаж в компании молодой супружеской пары, у которой, вероятно, мрачная троица вызвала удивление. В сопровождении Риццоли и Фроста Маура прошла по коридору и постучала в дверь номера 426. Прошло несколько минут.