Маура перешла к обрубку правой руки. Сквозь мясо просвечивала белая кость. Жадные крысы обглодали открытую рану, разрушив следы, оставленные ножом, но сканирование поверхности кости под электронным микроскопом, возможно, позволит уточнить характеристики лезвия. Она приподняла руку жертвы, чтобы рассмотреть обратную сторону раны, и заметила какую-то желтую ворсинку. — Йошима, передай мне пинцет, — попросила она. — Что там? — спросил Кроу. — К краю раны прилипло какое-то волокно. Йошима двигался так бесшумно, что пинцет возник в ее руках словно из ниоткуда. Маура направила увеличительное стекло на культю. С помощью щипчиков достала частичку из-под корочки засохшей крови и выложила ее в лоток. В лупу она увидела толстый завиток нити, выкрашенной в кричащий канареечный цвет. — Это с ее одежды? — поинтересовался Кроу. — Для одежной ткани выглядит слишком грубо. — Может, от ковра? — Желтый ковер? С трудом представляю. — Она положила нить в пакетик с вещдоками, который Йошима уже держал наготове, и спросила: — Было на месте преступления что-нибудь, похожее на такую ткань? — Ничего желтого, — заверил Кроу. — Может, желтая веревка? Может, он связывал ей руки? — А потом забрал веревки вместе с руками? — Слипер покачал головой. — Тогда этот парень редкий аккуратист. Маура оглядела труп, такой маленький, как будто детский. — Ему вряд ли нужно было связывать ее. С ней легко было справиться. Как просто было забрать у нее жизнь! Тонкие ручонки не могли долго сопротивляться мертвой хватке убийцы; короткие ножки не могли далеко убежать. «Тебя и так уже порядком изуродовали, — подумала она. — А теперь и мой скальпель оставит отметины на твоем теле». Маура работала спокойно и профессионально; нож плавно скользил по коже и мышцам. Причина смерти была очевидна, достаточно было взглянуть на дробинки, хорошо различимые на рентгеновских снимках; и когда наконец внутренняя полость обнажилась и она увидела тугую околосердечную сумку и следы кровоизлияния в легкие, удивляться она не стала. «Глейзер» прошил грудную клетку и разорвался, выпустив смертоносную шрапнель. Металл прорвал артерии и вены, парализовал сердце и легкие. Кровь хлынула в перикард, окружающий сердце, сжав его настолько, что оно уже не могло ни расширяться, ни качать кровь. Типичная перикардиальная тампонада. Смерть была относительно быстрой. Раздался звонок внутренней связи. — Доктор Айлз! Маура обернулась к аппарату. — Да, Луиза! — Детектив Риццоли на первой линии. Вы ответите? Маура сняла перчатки и подошла к телефону. — Риццоли? — произнесла она в трубку. — Привет, доктор. Похоже, вы нам нужны здесь. — А что такое? — Мы на пруду. Нам стоило больших трудов пробиться сквозь лед. — Вы закончили поиски? — Да. И кое-что нашли. 9 Ветер злобно трепал пальто и шарф, когда Маура шла через поле, чтобы присоединиться к мрачной группе полицейских. Снег уже успел покрыться ледяной коркой и сахарной глазурью хрустел под ногами. Она чувствовала устремленные на нее взгляды — монахинь, оставшихся у калитки, полицейских, ожидавших ее у пруда. Одинокая фигура брела по заснеженному полю, и в тишине, царившей вокруг, каждый звук казался многократно усиленным — и хруст под ногами, и учащенное дыхание. Риццоли вышла ей навстречу. — Спасибо, что так быстро приехали. — Выходит, Нони была права насчет пруда с утками. — Да. Поскольку Камилла проводила здесь много времени, неудивительно, что ей пришло в голову воспользоваться прудом. Лед был еще достаточно тонким. Скорее всего по-настоящему замерз только в последние день-два. — Риццоли посмотрела на воду. — Нам повезло только с третьей попытки. Пруд был маленький — плоский черный овал, в котором летом отражались облака, голубое небо и летящие птицы. С одной стороны, словно обледеневшие сталагмиты, тянулись камыши. По всему периметру пруда снег был истоптан, и уже не выглядел белоснежным. У самой кромки воды лежало нечто, накрытое одноразовой простыней. Маура присела возле, и детектив Фрост, возникший за ее спиной, с мрачным видом откинул простыню. Под ней оказался спеленатый сверток в мокрой грязи. — Похоже, к нему был привешен груз, — сообщил Фрост. — Поэтому он и лежал на дне. Мы еще не разворачивали. Решили, что лучше дождаться вас. Маура стянула шерстяные перчатки и надела латексные. Они не защищали от холода, и пальцы замерзли, пока она снимала внешний слой муслина. Вывалились два камня размером с кулак. Следующий слой ткани тоже был мокрым, но не грязным, — шерстяное одеяло зеленовато-голубого цвета. «Именно в такие кутают младенцев, — подумала Маура, — чтобы им было тепло и уютно». Пальцы уже онемели от холода. Она отогнула уголок одеяла, и в складках промелькнула ступня. Крохотная, прямо-таки кукольная, с мраморно-голубой кожицей. Для нее этого было достаточно. Она прикрыла тельце простыней. Поднявшись, посмотрела на Риццоли. — Везите его прямо в морг. Там развернем полностью. Риццоли просто кивнула, молча уставившись на крошечный сверток. Под ледяным ветром мокрое одеяло уже начало покрываться коркой. Первым молчание нарушил Фрост. — Как она могла это сделать? Вот так запросто выбросить ребенка в воду? Маура сняла латексные перчатки и сунула онемевшие пальцы в шерстяные. Ей вспомнилось голубое одеяльце. Шерстяное и теплое, как ее перчатки. Камилла могла бы завернуть ребенка во что угодно — в газеты, старые простыни, тряпки — но она выбрала одеяло, как будто хотела защитить младенца от ледяной воды. — Утопить собственного ребенка! — ужасался Фрост. — Должно быть, она свихнулась. — Ребенок мог быть уже мертвым к тому моменту. — Допустим. Значит, она сначала убила его. Все равно сумасшедшая. — Мы ничего не можем утверждать. Во всяком случае, пока не проведено вскрытие. — Маура посмотрела вдаль, на аббатство. Три монахини, застывшие у калитки, словно статуи в темных одеждах, наблюдали за ними. Она спросила у Риццоли: — Вы уже сказали Мэри Клемент? Риццоли не ответила. Ее взгляд все еще был прикован к страшной находке. Всего одной пары рук хватило, чтобы запихнуть сверток в безразмерный мешок и застегнуть его на молнию. Она поморщилась от этого звука. — А сестры знают? — спросила Маура. Наконец Риццоли взглянула на нее. — Им сказали о нашей находке. — Должно быть, они догадываются, кто отец. — Они отрицают даже возможность того, что она была беременна. — Но доказательство вот оно, перед глазами. Риццоли фыркнула. — Вера сильнее доказательств. «Вера во что? — задалась вопросом Маура. — В невинность молодой женщины? Да есть ли что-то более хрупкое, чем вера в человеческую непогрешимость?» Женщины молча проводили взглядами мешок с телом, который понесли в машину. Носилок не потребовалось, санитар просто взял его в руки с такой нежностью, будто это был его собственный ребенок, и теперь мрачно шел с ним по снежному полю по направлению к монастырю. У Мауры зазвонил сотовый, нарушив траурное молчание. Она открыла крышку и тихо ответила: — Доктор Айлз. — Извини, что уехал, не попрощавшись.