– Выстрелы слышала? – спросила Ольга, разжимая закостеневшие Зосины пальцы. – Что?.. – спросила та и снова завыла. – Я спрашиваю, стреляли сегодня в Видове? Выстрелы – это событие. О стрельбе тут же узнают все сельчане, вести разносятся, как пожар. – Татьяна, – Ольга перевела взгляд на внучку, – сегодня стреляли? – Нет. – Танюшка замотала головой. – Тихо было. Я даже этих… – хорошенькое личико ее исказила гримаса ненависти, – даже этих не видела. – Слыхала, Зося? Не было никаких выстрелов. Немцев в поселке сегодня тоже не было. Вернется твой Митька. Вот попомнишь мои слова, нагуляется и вернется. – Нагуляется… – Зося сжала лицо ладонями с такой силой, что глаза ее сползли к переносице, а рот округлился, а Ольга некстати подумала, что, наверное, с кого-то очень похожего на Зосю, Мунк и писал свою картину «Крик»… – Да как же он нагуляется, когда я запретила? Я ж ему велела из дому не выходить! – И он всегда тебя слушался? – Всегда! – Продолжая удерживать голову руками, Зося закивала. – Никогда! – Отрезала Ольга. – Даже когда малой совсем был, не слушался. Не блажи, Зося, вернется твой Митька. – Вернется? – Теперь Зося смотрела на нее с надеждой. – Всегда возвращался. – Или возвращали. Но всегда целым и невредимым. – Тогда я, наверное, это… – Зося встала. – Пойду я тогда. А то ж Митенька вернется, а меня нету. Может он уже вернулся, а? – Может и вернулся. А может, у кого из дружков заночевал. – предположила Ольга. Но не было у Митьки дружков, не сходился он с местными пацанами темпераментом. Только зачем же Зосе такое знать? Ольга и сама верила, что Митька объявится. А вот когда объявится, тогда его и нужно как следует отлупить. Только не мокрым полотенцем, а ремнем, что остался на память от папеньки. Она говорила, а Зося кивала в такт каждому слову и пятилась к выходу. – А если до утра не объявится, куда мне? Кому в ноги падать? – Зося смотрела на Ольгу с такой надеждой, что стало не по себе. Да, она могла предвидеть развитие событий. А точнее, просто просчитать все возможные варианты. Пока все было за то, что Митька где-то отсиживается, что к утру вернется домой. Другие варианты Ольга пока рассматривать не решалась. – А если до утра не объявится, пойдем к Мишане, – сказала она твердо. – Я с него спрошу. Спросит. Если потребуется, так и за петельку потянет. Дернет так, что кровь уже у него носом пойдет. – Если что, ты ко мне в шесть утра постучись, потому что в семь мне нужно будет отлучиться. Да, видно, и в самом деле Зосе было очень плохо, раз не спросила, куда это она собралась отлучаться. В другое время спросила бы непременно. Сначала спросила, а потом бы по поселку разнесла, еще и от себя приврала бы. Но сейчас не до того, сейчас все ее мысли о непутевом Митеньке. Как только за Зосей захлопнулась дверь, Ольга задвинула засов, строго посмотрела на Танюшку. – Давай ложиться. Завтра рано вставать. – Бабушка, а ты в самом деле веришь, что Митька найдется? – спросила внучка. – Я надеюсь, Татьяна. Всего лишь надеюсь. – Девочке врать не нужно. Не в этот раз. Случиться могло всякое, и обе они это прекрасно знают. – Но, если до утра не объявится, я лично схожу к Мишане. Врать не надо, а успокоить нужно. * * * Заснуть получилось не сразу, а когда наконец получилось, снилось всякое. Тревожную предрассветную дрему прогнал тревожный же стук. Стучали в окно. Стучали и голосили… Ольга спустила босые ноги на холодный пол, накинула на плечи шаль, успокаивающе шикнула на вскинувшуюся на своей кровати Танюшку. – Лежи, я посмотрю, кто там. Она уже знала, кто там, а это значило, что Митька так и не объявился, а это значило, что придется идти на поклон к Мишане-полицаю… Мишаня жил на окраине села в покосившейся избушке вместе со старой, полуглухой и полуслепой бабкой. Избушка давно нуждалась в мужском внимании, как и прогнивший местами забор, но руки у Мишани росли не из того места. А еще с совестью была беда. – Ты не суйся, я сама буду разговаривать. – Ольга строго глянула на голосящую Зосю. – А лучше отойди-ка вон туда, не путайся под ногами. Зося пыталась сопротивляться, но этой бессонной ночью силы ее покинули. – Жди, я скоро, – велела Ольга и решительно постучала в дверь. Ей не открывали долго, минут пять, если не десять, но Ольга знала – Мишаня уже затаился по ту сторону двери, и если попытаться пошарить в этой сонной темноте…Она и пошарила, нащупала петельку, потянула. И вслед за петелькой вытянула на крыльцо Мишаню. На невидимом аркане вытянула. – Чего надо? – Мишаня моргал и щурился в тусклом свете керосиновой лампы. Был он одет в исподнее, лишь поверху накинул телогрейку. – Что за пожар? – Вопрос у меня к тебе есть. – Посеред ночи?! – Он пытался уйти, захлопнуть дверь, но Ольга держала крепко. Никуда он не уйдет, пока она не узнает то, за чем пришла. – Уже утро, Михаил. Рассвет скоро. Полицай переминался с ноги на ногу, ежился на ветру, смотрел понуро. – Говори, что надо… – В голосе его было уже знакомое Ольге недоумение. – Где Митька Куликов? – спросила она и чуть сильнее потянула за петельку. Мишаня пошатнулся, но на ногах устоял, удивленно сощурил рыбьи глаза. – Митька? А мне откуда знать? Почему ко мне приперлись? – Поверх Ольгиного плеча он глянул на Зосю. – Приперлись, потому что Митька не пришел домой ночевать. Зося боится, что его забрали. – Кто забрал? – Мишаня юлил, пытался соскочить с крючка, но удивление его было неподдельным. – Кому он нужен, этот паразит?! – Маме нужен. Зося его домой не дождалась, вот мы и подумали, что его могли… – Не было приказа производить арест. – Мишаня подбоченился, расправил грудь. – Если бы был, я бы знал. Да и зачем? Какой с него вред новой власти?! Ни вреда от него, ни пользы. Это хорошо, что ни вреда, ни пользы. Это значит, что Митька не у немцев, и есть надежда, что парень вернется домой. – Все? – спросил Мишаня с вызовом. – Все, что хотела спросить, спросила? Ольга молча кивнула, развернулась к нему спиной. – А тогда я спрошу, – ударили ее в спину насмешливые слова. Эх, не нужно было отпускать петельку… – Спрашивай. – Ольга не стала оборачиваться, замерла на крыльце. – Как долго ты собираешься Таньку от меня прятать, старая? Ты смотри, она у тебя девка видная, лакомый кусок! На такой кусок желающих найдется много! Так может со своим лучше, чем с немцами? Я-то один, а немцев-то много… Он говорил, а Ольга наматывала невидимую веревку на кулак. Намотала, дернула со всей мочи. За спиной послышался вой. Значит, получилось до кровавой юшки. Зря он заговорил про Танюшку. Ох, зря… Зося поверила. Любой матери проще поверить, что ее непутевый сын где-то загулял, а не томится сейчас в фашистских застенках. Она даже припомнила какого-то Митькиного дружка из райцентра и даже убедила себя, что Митька сейчас у него в городе. Ольга ее не переубеждала. Человек должен надеяться на лучшее. Она тоже надеялась. Мишаня бы ей не соврал, не смог бы, даже если бы попытался. – А вот я соберусь… вещички кое-какие возьму и схожу в город, – бормотала Зося. – А что мне? Я ж быстрая, что мне до того города-то идти? Да, тетя Оля? – Погоди, Зося. Подожди еще хотя бы день. Вдруг объявится. – А и то верно! – Зосина голова была сейчас похожа на растревоженную голубятню, и мысли в ней метались, словно птицы. – Это ж плохо выйдет, если я уйду, а Митенька вернется. Еще разволнуется, что мамки нет, глупостей натворит. Это был вполне вероятный исход. Каким бы шалопаем не был Митька Куликов, но мамку свою он любил и жалел. Да и к совершению всяких глупостей был расположен с рождения. Зося вдруг застыла, как вкопанная, уставилась на Ольгу широко раскрытыми глазами, сказала шепотом: – А если он у них? – У кого, Зося? – У партизан если…