— Кто? — Он улыбнулся. — Да нет, совсем не прижали. Это они вас прижмут, если вы тут подольше задержитесь. Так что послушайте моего совета, не становитесь в позу. Они вас в такую позу поставят, если будете сопротивляться… Да, и передайте брату, что в следующий раз он так легко не отделается, как сегодня. — Я тебе говорила?! — влетая в квартиру и нависая над братом, закричала Наташа. Ну я ведь тебя предупреждала, бестолочь ты такая. Вот, теперь себе самому скажи спасибо. Ты знаешь, что это за люди?! Леня сидел посреди комнаты на табуретке и молчал, внимательно рассматривая ногти на руках. — Ты понимаешь, что ты меня подставил?! Нет, ну ты хоть это понимаешь?! — Наташа чуть не ревела. — Ну почему я должна все на себе тащить? Ну почему я не единственный ребенок в семье? Да пойми же ты, придурок, что ты не только себе, ты еще и мне жизнь портишь своими выходками! И не надо говорить, что я могла выбрать другую работу. Это ты лучше займись чем-нибудь серьезным, а то жизнь в зоне закончишь. Леня не отвечал. Сидел молча, даже не удосуживаясь поднять голову. И это злило Наташу больше всего. — Ты посмотри, во что ты мать превратил! Она же уже совсем не спит по ночам, плачет все время! Ну что ты молчишь? Что ты молчишь, я тебя спрашиваю! Леня поднял голову, посмотрел на мать, стоявшую лицом к окну, и тихо сказал: — Папа умер. Наташа не поняла. Мать не оборачиваясь протянула Наташе бланк: — Вот… Это была телеграмма. Маленькое пресное известие о том, что вчера вечером Вадимов Михаил Борисович скончался от инфаркта. Похороны состоятся через два дня. Сухо, строго информативно, без всяких присущих подобным событиям излишеств. Как заявление об уходе. Мама… сказала Наташа, когда до нее дошла суть телеграммы. — Ужас какой! Господи, ужас-то какой! — затараторила мать как заведенная. — Всего-то шестьдесят два. Кто бы мог подумать? Ай-ай-ай, ужас какой! А я ему говорила, чтобы в больницу ложился, а он меня не послушался. Ужас-то какой! — Ты поедешь? — перебила ее Наташа. — Куца? — не поняла сначала мать. — А, нет, не поеду. Передай его второй мои соболезнования. — Если она там будет. — Да-да-да, если будет, конечно. — Мамин голос казался Наташе каким-то наигранным, театральным. — Да будет наверняка. Да, и вот что, Леньке там делать нечего. Поняла? — Как это — нечего? Почему? — удивилась Наташа. — Это же отец. — Ну и что, что отец?! — взорвалась вдруг мать. — Да он на поминках так назюзюкается, что его потом месяц из Одэссы не вытащишь. — Она почему-то говорила «Одэсса» вместо «Одесса». — И потом, там его дружки бывшие. Ты разве не помнишь, что в последний раз было? И думать забудь… — Пусть он сам решает, — перебила Наташа. Попробуй ты ему запретить. — Она обернулась к брату и увидела, что тот глядит в пол. — Наташ, — сказал он еле слышно, — я не поеду… И правда, еще напьюсь… Ловушка На следующей станции пришлось выйти, потому что Мент заблевал весь вагон и потерял сознание. — Брось его, — нашептывала Юму Женя. — Он нам теперь не нужен. Нам теперь никто не нужен. Но Юм сказал коротко и ясно: — В больницу. И никто не посмел возразить. Целков побежал к телефону и вызвал «скорую». — Я тоже поеду, — сказал Юм, повиснув на Женином плече. — Кажется, ногу сломал. Остальные пускай ждут на станции. И пусть никто не подходит, когда «скорая» приедет. Только Женька… Женя поехала в больницу вместе с ними. У Юма оказался вывих стопы с растяжением сухожилий. А Мент получил грандиозное сотрясение мозга. Даже нашатырем пришлось откачивать, чтобы мог сам выйти из машины. — А вы кто будете? — спросила медсестра-регистраторша у Жени, когда та попыталась пройти с Юмом на перевязку. — Вы вместе с ними? — Да, я вместе с ними. — Жена? Сестра? Родственница? — Нет. Мы даже не знакомы, — соврала Женя. — Как это? — удивилась женщина. — А что ж вы тогда?.. — Как это — что? Как это — что? — Женя отчаянно забегала глазами по полу. — Они же меня защищали. — В смысле? — не поняла сестра. — В электричке. — Женя устало опустилась на кушетку. — Хулиганы. — Подростковая преступность, — понимающе закивала женщина. — Вот именно, — вздохнула Женя. — Целых пять человек. — Куда смотрит милиция? — Да-да. А они вступились. — Беспокойные сердца, — выплюнула тут же регистраторша вычитанную где-то газетную фразу. — И ведь не испугались, что тех пятеро, в драку полезли. — Дали достойный отпор наглецам! — И никто больше не вступился. Ни одна живая душа. — Обывательское равнодушие. — А они вот вступились. И вон что получилось. Регистраторша уже открыла рот, чтобы высказать очередную крылатую фразу, но, видно, не нашла подходящей. Поэтому просто спросила: — Может, чаю хотите? — Ой, если можно. — Женя благодарно улыбнулась. — А долго их тут продержат? — Не знаю. — Медсестра пожала плечами и пошла за стаканами. — В милицию надо сообщить. — Да не надо! — встрепенулась Женя. Эти хулиганы уехали уже. Где их теперь искать?! — Да, теперь уже не найти, — вздохнула женщина и протянула Жене стакан обжигающе горячего чаю. Нужно было идти обратно на станцию, но Жене вдруг ужасно не захотелось выходить на улицу. Тут тепло, светло и приятно пахнет лекарствами. Как в кабинете у того гинеколога. С Венцелем они как раз и познакомились, когда он делал ей аборт. Классно сделал — ничего не скажешь. Действительно, золотые руки врач. Потом вот их сына обучала музыке… Женя решила дождаться, пока Юм вернется из перевязочной и скажет, что делать дальше. Сняла туфли, поджала под себя ноги, устроилась поудобнее, прислонившись спиной к теплой стене, и закрыла глаза. Всего на минуточку, чтобы расслабиться. А когда открыла снова, уже вовсю светило солнце. И первое, что увидела, — серую милицейскую форму. — Здравия желаю, с добрым утречком. Это был пожилой милиционер, кажется, капитан. В знаках различия она, как и всякая женщина, разбиралась довольно плохо. — Доброе утро. — Женя быстро встала с кушетки и сунула ноги в сырые, не успевшие просохнуть за ночь туфли. — Капитан Анисимов. — Милиционер козырнул и приветливо улыбнулся: — А вы и есть та самая пострадавшая? — В каком смысле? — не сразу поняла Женя. — Ах да… Да, та самая. — Слышал, слышал. — Анисимов покачал головой. Ну дела-а. Меня Василием Петровичем зовут. — Очень приятно. Женя. — Женя нащупала через толстую крокодиловую кожу сумочки «браунинг» и нервно сглотнула.