— Скоро. — Ответ пришел сам собой. — Сколько времени я здесь нахожусь? — На лечение выделили девять дней, нужно было убедиться в полном исцелении тела, — сказал Целитель. — Сегодня, на десятый, состоялось внедрение. Десять дней. По телу прокатилась мощная волна облегчения. — Слишком поздно, — констатировала я. — Для встречи… и даже для записки. — Я чувствовала реакцию носителя — слишком отчетливо чувствовала. Она почти… торжествовала. Я позволила ей произнести свою мысль вслух, чтобы попытаться понять, о ком речь. — Он не придет. — Он? — Искательница жадно ухватилась за местоимение. — Кто? Черная стена упала — куда резче, чем в прошлый раз, но с опозданием, пусть и на долю секунды. В памяти снова всплыло лицо: красивое, с золотистой загорелой кожей и лучистыми глазами. Лицо, что так ясно представало перед мысленным взором и будило странное, необъяснимо приятное чувство где-то внутри. Стена с грохотом встала на место, и тут же нахлынуло горькое негодование: недостаточно быстро. — Джаред, — проговорила я. Мои губы озвучили чужую мысль так быстро, словно она исходила от меня. — Джаред в безопасности. Глава 4 Сны Слишком темно для такой жары или слишком жарко для такой темноты. Одно из двух явно лишнее. Я сижу в темноте, скрючившись под жидким пустынным кустарником, истекаю потом. Вот уже четверть часа, как машина выехала из гаража. Свет не горит. Дверь во двор приоткрыта на пару дюймов: включен испарительный охладитель. Я представляю себе, как влажный, прохладный воздух дует сквозь сетку. Мечтаю об этой прохладе. Урчит живот, и я напрягаю мышцы пресса, чтобы его унять. Здесь так тихо, что слышен каждый шорох. Ужасно хочется есть. Но другая потребность сильнее — еще один голодный рот ждет меня там, далеко, надежно укрытый во мраке пещеры, которая стала нашим временным домом. Тесное, покрытое вулканической породой место. Что с ним станет, если я не вернусь? Вся тяжесть материнской ответственности — но ни опыта, ни знаний. Чувство полной беспомощности. Джейми голоден. Других домов рядом нет. Я слежу за домом с тех пор, как на небе жарко сияет белое солнце… Кажется, собаки у них тоже нет. Я чуть разгибаюсь — икроножные мышцы протестующе воют, — но лишь до пояса, стараясь слиться с кустом. На краю оврага мягкий песок, тусклая дорожка в свете звезд. Машин не слышно. Как только эти монстры вернутся, тут же все поймут. А выглядят как приятная пара чуть за пятьдесят. Они сразу догадаются, кто я, и начнется охота. Нужно успеть скрыться. Я очень надеюсь, что они весь вечер проведут в городе. Сегодня пятница, кажется. Они так ловко перенимают наши привычки — разницу трудно заметить. Наверное, поэтому им и удалось победить. Дворовая ограда по пояс высотой. Я легко, беззвучно перепрыгиваю. Во дворе гравий, приходится идти осторожно, чтобы под ногами не шуршало. Я добираюсь до плитки над фундаментом. Ставни открыты. Даже в неярком свете звезд видно, что в комнатах нет движения. Пара живет просто, и я им за это признательна. Все видно как на ладони. Правда, и мне укрыться негде, ну да все равно прятаться уже поздновато. Сначала открываю дверь с проволочной сеткой, за ней — стеклянную. Двери беззвучно распахиваются. Осторожно ступаю по плитке — привычка. В доме никого. Прохладный воздух, словно райская благодать. Кухня слева. Поблескивают гранитные поверхности. Снимаю с плеча холщовый мешок и первым делом заглядываю в холодильник: открываю дверцу, загорается свет, и я на миг пугаюсь, но тут же нахожу кнопку и зажимаю ее большим пальцем ноги. Свет ослепляет меня. Нет времени ждать, пока привыкнут глаза, я действую на ощупь. Молоко, сырная нарезка, остатки еды в пластиковой миске. Хорошо бы курица с рисом; я видела, как он готовит ужин. Это нам на сегодня. Сок, пакет с яблоками. Морковь. Вполне доживет до утра. Я торопливо перехожу к кладовке. Нам нужны продукты, которые будут храниться долго. Пока я собираю все, что смогу унести, зрение возвращается. М-м-м, шоколадное печенье. Я просто умираю от желания открыть пачку прямо сейчас, но сжимаю зубы и приказываю животу замолчать. Мешок заполняется слишком быстро. Этого хватит на неделю, не больше, даже если есть совсем по чуть-чуть. А я не в настроении есть по чуть-чуть; хочется объесться. Рассовываю по карманам батончики из хлопьев. Чуть не забыла. Я перехожу к раковине и наполняю флягу. Потом опускаю голову и пью прямо из под крана. Вода смешно булькает в пустом желудке. Теперь, закончив, я начинаю паниковать. Хочется поскорее отсюда выбраться. Где цивилизация, там смерть. По пути к выходу я смотрю под ноги, чтобы не упасть с тяжелым мешком, и потому замечаю темный силуэт у входа, лишь когда моя рука уже на двери. Раздается сдавленное ругательство, и в то же мгновение у меня изо рта вырывается дурацкий испуганный визг. Я разворачиваюсь и бегу к входной двери, надеясь, что она не закрыта или хотя бы открывается изнутри. Я не успеваю сделать и двух шагов, как грубые, сильные руки хватают меня за плечи и дергают обратно. Слишком большие и сильные для женских. Низкий голос подтверждает мою правоту. — Один звук — и ты мертва, — хрипло угрожает он. Потрясенная, я чувствую, как в шею вдавливается что-то тонкое и острое. Странно. Мне не должны были давать выбора. Кто этот монстр? Никогда не слышала, чтобы они нарушали правила. Я даю единственный верный ответ. — Режь, — цежу я сквозь зубы. — Давай. Не хочу стать грязным паразитом! Я ждала, сердце щемило. Каждый его удар отдавался именем: Джейми, Джейми, Джейми. Что же теперь с тобой будет? — Умно, — бормочет мужчина. Непохоже, что он обращается ко мне. — Искательница, небось… У, Ищейка проклятая! Ловушка, значит. Как они узнали? — Нож исчезает, но его место тут же занимает рука, твердая, как металл. Он так крепко сжимает мне горло, что я едва могу вздохнуть. — Где остальные? — Он усиливает хватку. — Я одна! — хриплю я. Нельзя, чтобы он нашел Джейми. Что Джейми будет делать без меня? Джейми хочет есть! Я бью его локтем в живот — как больно! Пресс у него железный, совсем как руки. Странно. Такие мышцы бывают у работяг и качков, а среди паразитов ни тех, ни других не наблюдается. А ему хоть бы хны, даже дыхание не сбилось. В отчаянии со всей силы бью пяткой по ноге. Удар застает его врасплох, и он теряет равновесие. Я вырываюсь, но он успевает схватить мой мешок, и снова притягивает меня к себе. Его рука опять сдавливает мне горло. — Что-то больно шустрая для этих миролюбивых паразитов… Его слова — бессмыслица. Я считала, они все одинаковые, но, оказывается, есть среди них и психи. Я извиваюсь и царапаюсь — как бы высвободиться? Вонзаю ногти в его руку, но хватка на шее становится лишь крепче. — Я убью тебя, я не шучу. Будешь знать, как воровать тела. — Давай, ну… Он вдруг охает, и я гадаю, не задела ли его снова. Новых синяков у меня вроде нет… Он отпускает руку и хватает меня за волосы. Ах, вот в чем дело: собирается перерезать мне горло! Я напрягаюсь и жду. Вот-вот опустится нож. Но рука ослабляет хватку, и его пальцы, шершавые и теплые, начинают нащупывать что-то на моей шее, сзади. — Невозможно, — выдыхает он. Что-то с глухим стуком падает на пол. Он выронил нож? Я пытаюсь придумать, как бы его поднять. Может, упасть? Рука на моей шее слишком расслаблена, он меня не удержит. Я слышала, где примерно приземлился нож. Вдруг он резко меня разворачивает. Что-то щелкает, и свет ударяет мне в левый глаз. Я охаю и пытаюсь уклониться. Его правая рука покрепче захватывает мои волосы. Свет перепрыгивает к правому глазу. — Не верю, — шепчет он, — ты человек… Ладони обхватывают мое лицо, я пытаюсь освободиться, но его губы крепко прижимаются к моим. На долю секунды я застываю. Меня еще в жизни никто не целовал. Не таким поцелуем. Родители лишь чмокали в щеки и лоб, когда-то давно. Я думала, что уже никогда этого не почувствую. Не уверена, правда, что успеваю почувствовать поцелуй — слишком много паники, ужаса, адреналина. Я резко вскидываю колено. Он хрипит, согнувшись, и я вырываюсь. Наверное, он ждет, что я побегу к входной двери, поэтому я ныряю ему под руку и бросаюсь к открытому черному входу. Я смогу обогнать его — даже с моим грузом. У меня есть фора, он все еще стонет от боли. Я знаю, куда бегу, — если не оставить следов, в темноте ему меня не найти. Я не уронила ничего из еды, и это хорошо. Жаль только, батончики пропали. — Подожди! — кричит он. «Заткнись!» — думаю я, но молчу. Он бежит за мной. Его голос все ближе и ближе: — Я не один из них! «Так я и поверила!» Я ускоряюсь, не отрывая взгляд от дороги. Папа раньше говорил, что я бегаю, как гепард. Когда-то давно, еще до конца света, я была самой быстрой в команде, чемпионкой штата по легкой атлетике.