Согласно информации, которую я получила перед отлетом, Целитель был по своему прав. Столкновения с оставшимися немногочисленными группами людей давно прекратились. Планета под названием Земля стала такой же мирной и уютной, как выглядела из космоса: заманчиво зелено-голубой, в пуховой пелерине белоснежных облаков. Теперь здесь жили Души, а значит — воцарилась гармония. Словесная перепалка между Целителем и Искательницей была вещью немыслимой, слишком агрессивной. «Интересно, — подумала я, — неужели те странные, расходящиеся волнами слухи, что шелестели в сознании этого… этого…» Я отвлеклась, пытаясь вспомнить название своего последнего носителя. У нас было имя, это я помнила. Но, покинув предыдущего носителя, я позабыла все названия. Мы использовали куда более простой язык, безмолвный язык мысли, соединявший всех в единое, общее сознание. Жизненно важная способность, если ты навеки врос корнями в густой черный ил. Я могла описать этот вид на моем новом — человеческом — языке. Мы жили на дне огромного океана, покрывавшего всю поверхность нашего мира — мира, у которого тоже было имя, но, увы, забылось и оно. На каждом из нас росло по сто рук, а на каждой руке — по тысяче глаз, и когда мы соединялись мыслями, весь океан оказывался в поле нашего зрения. В звуках мы не нуждались, и потому не слышали. Вкус воды, вкупе со зрением, давал нам всю необходимую информацию. Высоко-высоко над водой висело солнце, мы ощущали его вкус, питались им. Описание далось без труда, но имя этих созданий так и не нашлось в памяти. Я вздохнула, пожалев об утраченном знании, и вернулась к размышлениям об услышанном. Души, как правило, говорили только правду. Искатели, конечно, особый случай, но лгать друг другу не было смысла. Мысленный язык моего предыдущего носителя просто не годился для лжи: и захочешь — не соврешь. Но, прикованные к морскому дну, мы развлекались, рассказывая друг другу истории. Умение рассказывать истории считалось самым ценным талантом, поскольку всем приносило пользу. Порой факты в наших историях так тесно переплетались с вымыслом, что, пусть даже те и не врали, в общем потоке трудно было выловить крупицы истины. Мы думали о новой планете Земле — такой сухой, разнообразной, полной воинственных и злобных обитателей, мы с трудом себе их представляли — и ужас наш порой отступал перед возбуждением. Вокруг новой, захватывающей темы тут же стали роиться новые истории. Сообщения о войнах — войны! нам приходится воевать! — сперва были точны, но вскоре обросли неправдоподобными подробностями и превратились в миф. Если рассказы противоречили официальной информации, само собой, я верила рассказам. Но ходили и такие слухи: слухи о людях носителях, настолько сильных, что Душам приходилось покидать их тела. О реципиентах, чье сознание противилось и не давалось. О Душах, что подчинялись воле человека, а не наоборот. Сказки. Дичь. Безумие. Но как же они схожи с обвинениями, которые выдвигает Целитель… Я прогнала эту мысль. Вероятно, он просто, как и многие из нас, испытывает отвращение к Призванию Искателей. Разве можно добровольно выбрать путь насилия и войны? Кому приятно выслеживать сопротивляющихся носителей? У кого хватит мужества лицом к лицу столкнуться с печально известной ожесточенностью этого вида, человеческим врагом, который убивает так легко, так бездумно? Здесь, на этой планете, Искатели превратились в… ополченцев — мой новый мозг предоставил новый, непонятный термин. Большинство считало, что стезя Искателей привлекает лишь самые нецивилизованные, самые неразвитые Души, худших представителей нашего вида. Впрочем, на Земле слово «искатель» обрело новый смысл. Никогда прежде ни одно занятие так не извращали. Никогда прежде Искателям не приходилось участвовать в столь кровавых и жестоких схватках. Никогда прежде столько Душ не жертвовали собой. Искатели стали мощным защитным щитом, и Души этого мира были в неоплатном долгу перед ними: за безопасность и истребление угрозы, за риск окончательной смерти, которому те охотно подвергали себя день за днем, и за новые тела, что продолжали поступать. Теперь, когда опасность практически миновала, выяснилось, что благодарность слабеет. Неприятный сюрприз — по крайней мере, для этой Искательницы. Несложно представить вопросы, которые она мне задаст. Я знала, что Целитель пытался выиграть для меня время, чтобы я привыкла к новому телу. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Искательнице. Каждая Душа всем существом предана своему народу. Поэтому я глубоко вздохнула и приготовилась. Монитор зарегистрировал движение. Я тянула время — попросту говоря, трусила. Информацию для Искательницы придется черпать в жестоких воспоминаниях, которые недавно ввергли меня в такой ужас. Но больше всего пугал голос, столь явственно звучавший в моей голове. Сейчас он безмолвствовал. Всего лишь воспоминание — вот что она такое. Бояться не нужно. Ведь не зря же меня зовут Странницей. Я заслужила это имя. Я еще раз глубоко вздохнула и, крепко сжав зубы, погрузилась в пугающие воспоминания. Я проскочила самый конец — на сей раз обошлось без потрясений. Быстро проматывая кадры, снова пробежала через темноту, морщась, стараясь не чувствовать. Все закончилось быстро. Как только я преодолела этот барьер, стало легче выискивать нужную информацию: мимо проносились вещи и места, которые уже не так пугали. Я увидела, как она добралась в этот холодный город на украденной, выбранной из-за неприметного вида машине. Как бродила по темным улицам Чикаго, зябко кутаясь в пальто. Она тоже что-то искала. Здесь были другие, такие же, как она — во всяком случае, она на это надеялась. Кто-то особенный. Подруга… нет, кто-то близкий. Сестра… но не родная… двоюродная. Слова приходили все реже и реже, и сперва я не могла понять почему. Что-то забыто? Потеряно в результате травмы, чуть не приведшей к смерти? Или я еще не совсем очнулась? Я изо всех сил старалась сохранить ясность мысли. Незнакомое ощущение. Может быть, снотворное еще действовало? Я чувствовала, что проснулась; разум мой метался в поисках ответов и не находил их. Попробуем зайти с другой стороны. Что ей здесь нужно? Она должна найти… «Шэрон» — я выудила имя — и они… Я уткнулась в стену. Пустота, ничто. Я попыталась ее обойти, но не нашла краев. Как будто кто-то стер информацию, которую я искала. Как будто этот мозг поврежден. Меня окатила волна гнева, жаркая и необузданная. Я задохнулась от неожиданности. Мне говорили об эмоциональной нестабильности человеческих тел, но подобной реакции я не ожидала. За все восемь прожитых жизней ни одна эмоция меня так не поражала. Я почувствовала, как пульсирует жилка на шее, как стучит за ушами. Руки сами сжались в кулаки. Стоящий поблизости аппарат зарегистрировал учащение сердечного ритма. Тут же последовала реакция: бодрый приближающийся цокот каблучков Искательницы, а следом и более тихое шарканье — видимо, шаги Целителя. — Добро пожаловать на Землю, Странница, — произнес женский голос. Глава 3 Сопротивление — Она не распознает новое имя, — пробормотал Целитель. Меня привлекло незнакомое ощущение. Приятная перемена в воздухе с той стороны, где стояла Искательница. «Аромат», — поняла я. Не вяжущийся с этой стерильной, лишенной запахов комнатой. «Духи», — подсказал новый разум. Цветочный, пьянящий запах… — Вы меня слышите? — спросила Искательница, прерывая мой анализ. — Она очнулась? — Не спешите, — голос Целителя звучал мягче, чем раньше. Я не открыла глаза. Не хотела отвлекаться. Разум подсказал мне нужные слова и тон, который выразит все то, что мне хотелось сказать. — Значит, меня поместили в поврежденное тело, чтобы добыть нужную информацию, — это так, Искательница? Последовал вздох — удивленно возмущенный — и что-то теплое коснулось моей кожи, накрыло руку. — Разумеется, нет, — заверил мужчина. — Есть вещи, на которые даже Искатели не решатся. Искательница снова вздохнула. «Зашикала» — поправила меня моя память. — Тогда почему этот разум работает со сбоями? — Молчание. — Судя по показаниям сканера, все идеально, — сказала наконец Искательница (не убеждая, скорее с вызовом, словно желая поспорить). — Тело полностью излечено. — От почти удавшейся попытки самоубийства. — Прозвучало натянуто: я все еще злилась. Я не привыкла к гневу. Было сложно его сдерживать. — Все прошло идеально… — Целитель ее перебил. — Что не так? — спросил он. — Речевая функция явно в норме. — Память. Я пыталась найти сведения, которые нужны Искательнице. Ни звука. Но что-то изменилось. Атмосфера, так накалившаяся после моих обвинений, разрядилась. Мне стало интересно, как я это определила. Странным образом помимо пяти чувств я обладала еще одним, скрытым, не до конца освоенным. Интуиция? Это было почти правильное слово. Как будто пяти чувств недостаточно. Искательница прокашлялась, но заговорил Целитель. — Э-э, — сказал он. — Пусть вас не беспокоят частичные, э-э… сложности с памятью. Не то чтобы мы ожидали именно этого, но, учитывая обстоятельства, ничего удивительного. — Не понимаю, о чем вы. — Носитель входила в число мятежников. — В голосе Искательницы послышалось возбуждение. — Люди, которые знают, что их ждет после внедрения, труднее подчиняются. Ваш реципиент все еще пытается сопротивляться. Они замолчали, ожидая ответа. Сопротивление? Носитель блокирует мне доступ? Внезапно нахлынула горячая волна гнева. — Вплетение прошло успешно? — Мой голос исказился, проходя сквозь сжатые зубы. — Да, — произнес Целитель. — Все восемьсот двадцать семь щупиков надежно закреплены в ключевых местах. Столько соединений не было задействовано ни в одном из моих предыдущих носителей; всего сто восемьдесят один щупик остался свободен. Может быть, именно из-за количества вплетений так сильны новые эмоции. Я решила открыть глаза. Нужно было перепроверить слова Целителя, убедиться, что остальная часть меня работает. Свет. Яркий, режущий. Я снова закрыла глаза. Последний свет, который мне довелось видеть, проникал сквозь толщу океана. Но эти глаза видели свет и поярче, так что вполне справлялись. Я чуть-чуть их приоткрыла, так, чтобы щелку прикрывали ресницы. — Погасить свет? — Нет, Целитель. Глаза привыкнут. — Очень хорошо. — Он явно одобрял, что я так быстро обживаю новое тело. Оба терпеливо ждали, пока я открою глаза. Мой разум опознал среднего размера палату в медицинском учреждении. Больница. Панели потолка белые с черными вкраплениями. Время от времени через определенный интервал панели сменялись прямоугольными лампами. Стены светло-зеленые — успокаивающий цвет, но еще и цвет болезни. Неудачный выбор, на мой свеже-обретенный взгляд. Стоявшие передо мной люди были поинтереснее комнаты. Слово «врач» прозвучало в голове, едва я увидела Целителя, одетого в бирюзовое одеяние без рукавов. Униформа. На лице его росли волосы странного цвета; рыжие, подсказала мне память. Рыжие! Вот уже три мира я не различала цветов. И даже этот золотисто-рыжий цвет вызвал ностальгию.