«Та-ми», – сказала я сама себе, проходя мимо Ассистента-Советника, стоявшего с краю выставочного пространства. – Ты здесь уже в третий раз, кажется, – сказал АС. – Да ещё и с экспонатами общаешься? Я за тобой слежу. Вот только вслух он этого не произносил. Ему не нужно было – он просто пристально посмотрел на меня, и этого было достаточно. Вот так здесь всё и происходит. Все подчиняются правилам. Никто не выходит за рамки дозволенного. Всю дорогу до своего дома-капсулы я старалась сохранить невозмутимое выражение лица, хоть на самом деле мне хотелось сморщиться и заплакать. Однако это немедленно выдало бы, что я не такая как все, поскольку народ здесь не плачет – да и не смеётся, раз уж на то пошло. Вместо этого я раз за разом мысленно повторяла её имя: «Та-ми. Та-ми. Та-ми». Я воспроизвела на своём ПП запись, где она произносит своё имя и что-то ещё. «Что такое И-тан?» – размышляла я. Именно это она сказала: «И-тан». Возможно, когда-нибудь я узнаю. Потому что я собираюсь вернуть Тамми на Землю. Это будет опасно. Если я не справлюсь – меня усыпят до конца моей жизни. А если у меня всё получится? Что ж, тогда, скорее всего, мне придётся сделать это снова, с другим экспонатом. Своего рода проклятье за то, что обладаешь чувствами. Глава 2 Итан Моя сестра-близняшка Тамми уже четыре дня как пропала, так что когда раздаётся звонок в дверь, я предполагаю, что это полиция или очередной журналист. – Я открою, – говорю я Ма и Па. Ба в спортивном костюме дремлет, откинув голову и раскрыв рот, в большом кресле у рождественской ёлки. Огоньки на ёлке уже давно не зажигались. Я открываю дверь и вижу перед собой Игнатуса Фокс-Темплтона – Игги, если кратко и чуть менее странно – в тёплом пальто, плоской кепке и шортах (несмотря на снег). В одной руке он держит удочку, а второй прижимает к себе Сьюзи, свою ручную курицу. За спиной у него висит здоровенная сумка, а на земле с ним рядом валяется его ржавый старый велик. Некоторое время мы просто стоим, уставившись друг на друга. Мы не то чтобы лучшие друзья или что-то в этом духе. В сочельник, когда Тамми только пропала, у нас с ним состоялось несколько неловкое взаимодействие. (Я чуть не сломал его маме пальцы крышкой пианино, но она была на меня не в обиде.) – Я, эм… я просто подумал… мне пришло в голову, ну знаешь, может… эм… – Игги обычно не такой, но обычно его и нельзя назвать обычным, и кроме того, в настоящий момент всё идёт совсем не как обычно. – Кто там? – устало окликает из дома Ма. – Не волнуйся, Ма. Неважно! – отзываюсь я. Ма стало хуже за пару последних дней. Никто из нас толком не спит, но я начинаю подозревать, что Ма не спит вообще. Под глазами у неё появились такие сине-серые круги, будто макияж смазался. А Па тем временем пытается заниматься пабом и координировать поиски, но дел у него становится меньше и меньше. Все хотят нам помочь, а значит, единственное, что остаётся нам, – это сидеть, волноваться всё сильнее и плакать. Сандра, сотрудница по семейным вопросам из полиции, которая теперь проводит у нас уйму времени, говорит, что это «ожидаемо». Я поворачиваюсь к стоящему на пороге Игги. – Чего тебе? – спрашиваю я, и выходит грубее, чем я намеревался. – Ты не… эм, ты не хочешь пойти порыбачить? – практически шепчет он. Глаза за толстыми стёклами очков моргают быстро-быстро. В том случае, если вы не до конца понимаете, насколько странным мне это кажется, вам стоит знать, что последние несколько дней весь мой мир состоял лишь из беспокойства и слёз; и бойких полицейских; и журналистов с камерами и блокнотами, жаждущих получить интервью; и людей из деревни, приносящих еду, несмотря на то что в пабе имеется огромная кухня (теперь у нас есть два пастушьих пирога и здоровенный торт-безе); и Сандры, и Ма и Па с Ба, пытающихся как-то справиться со всем этим; и тётушки Анникки и дяди Яна, прилетевших вчера из Финляндии, чтобы… а я и не знаю толком, зачем. Чтобы «утешать» нас, видимо. А всё потому, что четыре дня назад Тамми исчезла с лица земли. С тех пор всё идёт наперекосяк. Так что когда Игги заявляется сюда и предлагает порыбачить, моя первая мысль – это «Ты с ума сошёл?» Потом до меня доходит. – Это Сандра придумала? – спрашиваю я, держа входную дверь наполовину прикрытой, чтобы не впускать в дом холод. Игги и не собирается отпираться. Он кивает в своей характерной уверенной манере. Сандру Игги уже знает: у него бывали причины, чтобы полицейский по семейным вопросам приходил к нему домой. – Да. Она подумала, что тебе, возможно, захочется ненадолго выбраться из дома. Знаешь, смена обстановки и всякая такая туфта. Отвлечься немного. «Туфта». Слово очень в духе Игги. Местного акцента у него особо нет, но и совсем нормативного произношения тоже. Он будто не может до конца определиться, как ему говорить, и поэтому использует всякие странные словечки, чтобы заполнить пробелы. Игги продолжает: – Так что – вот он я! – Он приподнимает свою удочку. – Ну то есть, – добавляет он, кивая на Сьюзи. – Вот они мы. Я правда не знаю, как относиться к Игги. Па он совершенно не нравится, с тех пор как – мы тогда только переехали в эту деревню – Па поймал Игги, когда тот пытался утащить коробку чипсов из подсобки возле паба. Его мама сказала, что подсобку вообще-то следовало закрывать, так что Па и она не очень-то по душе. Она держит пчёл. С папой Игги она, кажется, в разводе. И всё же мне приходится признать: Игги поступает весьма мило, хоть это и не его идея. Мне даже не нравится рыбалка. Сьюзи, курица Игги, вытягивает шею, чтобы я её почесал, и я послушно зарываюсь пальцами в тёплые перья у неё на горле. Честно говоря, у меня и насчёт Сьюзи сомнения. Ну то есть, кто вообще заводит в качестве питомца курицу? Потом, параллельно почёсывая Сьюзи, я думаю: «Что ужасного может случиться?» Так что я сую голову в дверь гостиной. Па ушёл на кухню и говорит там с кем-то по телефону, а Ма просто невидящим взглядом таращится в телевизор, который вообще-то выключен. Ба негромко всхрапывает. В комнате чересчур жарко, догорающий в камине огонь светится бело-оранжевым. – Я погуляю недолго, Ма, – говорю я. – Ну знаешь – свежий воздух, всякое там такое. Она кивает, но я не уверен, что она хорошо меня расслышала. Её голова целиком занята Тамми. Тамми, моей сестрой-близняшкой, которая исчезла с лица земли. Глава 3 Лента по-прежнему на месте – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ОГРАЖДЕНИЕ. ПРОХОД ЗАПРЕЩЁН – натянута поперёк тропы, где Тамми оставила свой велик, но полицейские уже несколько раз прочесали и узкий берег, и саму тропу, и теперь здесь никого. Я не был тут с сочельника, с тех пор как всё произошло, и когда мы приближаемся, в груди у меня что-то сжимается. – Ты как, нормально? – спрашивает Игги. – Прости, я не подумал о том, что, ну, знаешь… озеро и всё такое… – Спасибо. Я в порядке. – К воде можно выйти и с другой стороны, но это далековато. Мы бросаем велики в начале тропы и идём по крутому спуску через лес, и всё это время я думаю: «Именно тут шла Тамми…» Мы выходим на неширокий пляж. Игги не переставая болтает о гигантской щуке, которая обитает рядом с Бейкетинской дамбой, где водохранилище сужается и превращается в нечто вроде сточного озера. – Когда становится по-настоящему холодно, щука часто выходит на мелководье… Лазерная приманка наверняка привлечёт её… эта леска выдерживает до восьмидесяти фунтов… Для меня это всё равно что иностранный язык, но я не перебиваю, потому что задуматься ненадолго о чём-то, кроме Тамми, неплохо. День перевалил за середину, и небо уже начинает темнеть. Перед нами предстаёт обширная гладь Килдерского водохранилища – тёмно-сиреневая в надвигающихся сумерках. При виде неё я ахаю и очень тихо говорю: – Ого! Ко мне подходит Игги и встаёт рядом, вглядываясь куда-то вдаль. – Думаешь, она ещё жива, Тайт? Уф! Его прямота несколько ошарашивает меня, и я ощущаю покалывающее раздражение, пока не осознаю, что он просто спрашивает то, что хочется спросить всем. Остальные ходят вокруг да около, зачастую боясь сказать хоть что-то – вдруг ненароком ляпнут что-нибудь не то. Я вздыхаю. Никто раньше не спрашивал меня об этом, так что я удивляюсь, поняв, до чего я уверен. – Ага, – говорю я. – Я чувствую это. Вот здесь. – Я касаюсь своей груди, возле сердца. – Это такое свойство близнецов. Игги надувает губы и медленно кивает, будто всё понимает, но я не думаю, что это можно понять – если только у тебя нет близнеца. – Ш-ш, – говорю я. – Слушай. Я надеюсь снова услышать воющий шум, как в ту ночь, когда пропала Тамми. Но единственные звуки – это шелест слабеньких волн, набегающих на берег каждые несколько секунд, и ритмичное постукивание ярко-оранжевой стеклопластиковой байдарки о длинный деревянный причал, выступающий в воду. Ветхие доски причала скрипят под нашим весом, Игги распаковывает свою сумку со снастями. Кажется, последний раз я стоял на этом причале вместе с Тамми – мы играли в нашу с ней камнебросательную игру. Суть проста: кто сумеет забросить камень в озеро дальше? Но мы придумали правила, вроде размеров камня, серий до трёх побед и так далее. Сестра почти всегда побеждает, и это раздражает до жути. Бросает она хорошо. Игги всё продолжает бубнить: