— Владимир Петрович, я что-то ничего не понимаю, — лейтенант Серегин, сидевший на месте пассажира в служебной машине, недовольно хмурился. Дементьев разочарованно покосился на него, но комментировать свой взгляд не стал. У него были задачи поважнее: чужая машина оказалась очень непривычной в управлении, а его собственная не подлежала восстановлению после аварии, что само по себе стало трагедией. — Что тут понимать, Серегин? — хмыкнул он, когда приноровился к характеру машины и выехал на широкий проспект. — Обычное дело: если появляются сомнения в каком-то свидетельстве, надо это свидетельство проверить и либо подтвердить, либо опровергнуть. — А у нас есть сомнения в том, что один из погибших в первой игре, — это Степан Кленин? — Теперь есть, — кивнул Дементьев, поворачивая налево по указанию навигатора. — По свидетельствам Клениных, только Степан был помешан на «Мафии». К тому же он был странным и не устроенным в жизни. И именно ради его «завещания» в загородном доме собрались члены семьи, их друзья и даже я. Игру мог затеять только тот, кто знал об этом собрании. Насколько нам известно, знать об этом заранее могли только двое: сам Степан, написавший завещание, и его нотариус. Нотариус мертв, и в этом у меня сомнений нет. Кстати, чем больше думаю об этом, тем больше понимаю, что он мог стать не случайной первой жертвой. Возможно, он что-то знал. — Мне кажется, вы кое-что упускаете, — с серьезным видом заметил Серегин. Дементьев посмотрел на него со смесью удивления и восхищения, но ему быстро пришлось отвернуться, чтобы выполнить очередную команду навигатора. — И что же это я упускаю, скажи мне на милость? — Девушку, которая подарила Кленину карты. Она еще могла знать о том, что он затеял с завещанием. И она, очевидно, тоже помешана на игре. — По свидетельству самого Кленина, он с этой девушкой расстался на утро и больше не виделся, — напомнил Дементьев. — Он мог солгать об этом. — Как и о девушке в целом. Серегин молча насупился, оставив последнее предположение без комментария, потому что крыть ему оказалось нечем. До дома матери пропавшего Виктора Иванова они доехали в молчании. Размышляя о том, каким образом Степан Кленин мог остаться жив, Дементьев пришел к единственному выводу: только если под его именем похоронили кого-то другого. И лучше всего на эту роль подходил Виктор Иванов, чье имя было в списке Степана, и кто до сих пор считался пропавшим без вести. Молодые люди были даже чем-то похожи: аналогичное телосложение, цвет волос, возраст. Конечно, не настолько, чтобы единокровный брат мог обознаться, но о причинах подобной ошибки Дементьев подумает позже, если сама ошибка подтвердится. Дементьев ненавидел такие эпизоды в своей работе больше всего. Когда приходится сообщать родственникам о том, что кто-то погиб, — это само по себе ужасно, но в ситуации с людьми, долго числившимися пропавшими без вести, все усугубляется во много раз. Родственники, которые ничего еще не подозревают, встречают тебя вопросительным, ничего не понимающим взглядом. Родственники пропавших без вести смотрят с надеждой и страхом, а ты понимаешь, что через несколько секунд надежда в их взгляде погаснет. С материю Виктора так и произошло. Елизавета Петровна, высокая моложавая женщина, которой еще не успело исполниться и пятидесяти, даже забыла пригласить гостей в квартиру, стоило ей услышать, кто они. В ее взгляде загорелась такая надежда, что Дементьев испытал непреодолимое желание ошибиться. Пусть в таком случае его единственная зацепка рассыплется в прах, но эта женщина не потеряет надежду увидеть сына живым. Однако стоило ей посмотреть на фотографию, сделанную в морге перед вскрытием «Степана Кленина», как ее взгляд потух. Она тяжело опустилась на стул, стоявший в прихожей, и буквально за считанные секунды постарела на несколько лет. В ее глазах заблестели слезы, но она не заплакала. — Это ваш сын? — уточнил Дементьев, хотя и так все было понятно. Она молча кивнула. — Где вы его нашли? — В заливе. — Я могу его увидеть? — Кхм, боюсь, это невозможно, — Дементьев услышал виноватые нотки в собственном голосе, хотя формально винить себя ему было не в чем: он все сделал как положено. Кто знал, что Кирилл Кленин соврет на опознании? — Понимаете, его нашли больше двух месяцев назад, но он был опознан как другой человек. И похоронен, как он же. После этих слов Елизавета Петровна не выдержала и заплакала. Дементьев чувствовал, как Серегин рядом неловко переминается с ноги на ногу и не знает, что ему делать. Опыта в таких делах у него еще не было. — Воды принеси, — тихо велел Дементьев, проходя в квартиру и закрывая за ними дверь. Со второго раза Серегин понял и без спроса, хотя и разувшись, прошел вглубь квартиры в поисках кухни. Когда он вернулся, мать Виктора уже немного успокоилась. Достаточно, чтобы поблагодарить его за стакан воды и пригласить обоих в небольшую гостиную. — Скажите, вы хорошо знали друзей сына? — спросил Дементьев, едва хозяйка квартиры села в кресло. Они с Серегиным разместились на диване. — Когда-то хорошо, — она безразлично пожала плечами, сжимая почти не тронутый стакан и глядя только на него. — Одноклассники, соседи, ребята со двора. Потом он вырос, у него появились новые друзья. Он стал жить отдельно, редко заходить, со старыми друзьями дороги разошлись, а с новыми он меня уже не знакомил. Дементьев понимающе кивнул, исподтишка разглядывая обстановку комнаты. То, что сын заходил редко, было заметно невооруженным взглядом. Карниз на стене висел чуть кривовато, как будто тот, кто его вешал, не имел понятия о существовании уровня, несколько картин на стене крепились прямо на гвозди, ручка в двери требовала замены, а сама дверь — небольшого ремонта петель. Елизавета Петровна никогда не была замужем, а потому квартира уже несколько лет, с тех пор, как сын переехал в собственное жилье, не видела мужской заботы. За два месяца, прошедших с исчезновения Виктора, она не пришла бы в такое состояние. — Возможно, мой вопрос покажется вам странным и праздным, но поверьте, он очень важен для дела. Ваш сын увлекался «Мафией»? — спросил Дементьев, отвлекаясь от разглядывания стен. — Я имею в виду карточно-ролевую игру. — О, еще как! — Елизавета Петровна нервно усмехнулась, но через мгновение снова помрачнела. — Когда приходил в гости, только и рассказывал, как они «с ребятами» в выходные играли, как и сколько раз он выиграл. Пытался мне что-то по тактике объяснять, но мне не очень нравилось про это слушать. Мне хотелось знать, есть ли у него девушка и как дела на работе, но про это он говорил отдельными фразами. «Нормально». «Никого особенного». — Она тяжело вздохнула, а потом удивленно посмотрела на них. — А его смерть как-то связана с игрой? — Пока это только одна из версий, которую мы отрабатываем, — поспешно заверил Дементьев. Она понимающе кивнула, а потом снова расплакалась. — Надо было слушать, что он говорил, — сквозь слезы пробормотала женщина. — Может быть, тогда сейчас смогла бы вам чем-то помочь. — Вы говорили нашим коллегам, что видели сына за неделю до исчезновения. В тот раз ничего странного в его поведении не заметили? — продолжал спрашивать Дементьев. — Странного? — Да, может быть, он был чем-то озабочен или, наоборот, возбужден? Она пожала плечами, задумавшись. — Даже не знаю. Это была пятница, он заехал на пару часов, поужинать со мной. Сказал, что в выходные встречается с друзьями, поэтому не приедет. Выглядел уставшим, но это ведь вполне нормально для вечера пятницы? — Да, вы правы, — согласился Дементьев. Это действительно выглядело нормально, а с потенциально проклятой колодой ее сын столкнулся только на следующий день, но после этого Елизавета Петровна его уже не видела, а значит, никакой новой информацией помочь не могла. — Спасибо вам за уделенное время. Если вдруг еще что-то вспомните, позвоните, — он протянул ей свою визитку. — Владимир Петрович, — она прочитала его имя с карточки и немного растерянно посмотрела на него, — а как же мне теперь похоронить сына? Дементьев пообещал, что все выяснит и свяжется с ней. На этом они попрощались и ушли. Серегин определенно был рад оказаться на улице и сразу потянулся за сигаретами. — Ты раньше еще этого не делал, да? Он отрицательно покачал головой, а Дементьев кивнул. Он так и думал, что с родственниками погибших его молодой коллега раньше дела не имел. — И что теперь? — спросил Серегин после двух глубоких затяжек. — Теперь мы знаем, что Степан Кленин жив, а значит, он становится нашим подозреваемым номер один. Брат определенно с ним в сговоре. Или прикрывает его, — поправился Дементьев после секундного раздумья, вспомнив, что Нелл говорила о роли Кирилла в семье. — Так что наша первоочередная задача выяснить, где сейчас может находиться Степан. Скрыться ему, скорее всего, помогал Кирилл, поэтому искать будем через него. — Поедем к нему? — Даже не знаю, можем спугнуть, — задумчиво пробормотал Дементьев. — Если он пошел на такое, рискуя собственной свободой и карьерой, то вполне может уйти в глухую несознанку, а брата предупредить, и тогда мы его уже никогда не найдем. Хотя если убедить его, что он может стать следующей жертвой… — А он может? — Инну же убили, — напомнил Дементьев. — Возможно, Степан собирается извести всех братьев и сестер… Его речь прервал звонок телефона. После нескольких коротких фраз, сказанных и выслушанных, Дементьев нажал отбой и мрачно посмотрел на Серегина. — Что? — У нас новый труп. В семье Клениных стало еще на одного человека меньше. * * * Пробуждение далось Таше нелегко. Голова и веки были чугунными, словно она подремала всего пару часов, но она чувствовала, что спала гораздо дольше. Открыв наконец глаза, она поняла, в чем дело: погода еще больше испортилась, и за окном царила настоящая ночь, хотя горящие красным цифры на электронных часах утверждали, что уже десять утра. Таша с трудом села и огляделась по сторонам, не сразу сообразив, где находится. Большая комната со светло-серыми обоями казалась смутно знакомой, но вот футболку она узнавала с трудом. Потом она вспомнила, как приехала накануне к Повиласу и как уснула, пока дожидалась его возвращения из ванной комнаты. Ей мгновенно стало неловко, хотя объективных причин на то не было: напротив, тому факту, что она уснула и не стала досаждать хозяину квартиры и своему шефу по совместительству ночными домогательствами, стоило порадоваться. Скорее всего, неловко ей стало именно из-за того, что она вспомнила свои намерения. Таша прислушалась к звукам в квартире. Повилас определенно уже не спал: где-то бормотало то ли радио, то ли телевизор, с кухни доносились приглушенные громыхание посуды и шаги, иногда появлялся шум льющейся воды. Как бы ни было велико желание снова уложить тяжелую из-за пасмурной погоды голову на мягкую подушку и укрыться одеялом, Таша заставила себя встать и одеться. Нехорошо дрыхнуть, задерживая своим поведением человека, проявившего к ней доброту, которую совершенно не обязан был проявлять. В конце концов, сегодня суббота, законный выходной, и у него могут быть планы на этот день. Открыв дверь спальни, Таша тут же учуяла запах ванили и жаренного теста и не поверила собственным ощущениям. Однако оказавшись через пару мгновений на кухне, она убедилась, что Повилас, одетый в домашние мягкие штаны и светлую футболку, действительно жарит небольшие блинчики под нарочито бодрое вещание ведущего какого-то телешоу. — О, Таша, ты проснулась! — он радостно улыбнулся ей, словно весть о ее пробуждении стала для него лучшей новостью этого утра. Видимо, он действительно торопился избавиться от своей навязчивой гости. — Я уже думал, что придется тебя будить. — Извини, я даже не знаю, как проспала так долго, — смущенно пробормотала она, с трудом заставляя себя говорить ему «ты». — Я сейчас уже уйду, чтобы тебя не задерживать, только умоюсь быстро. — Как это «сейчас уйду»? — Повилас недовольно нахмурился. — А кому я тогда готовлю завтрак? Он кивнул на небольшой кухонный стол, и Таша только сейчас заметила, что тот сервирован на двоих. Посередине оставалось пустое место под тарелку, куда он сейчас выкладывал последний пожаренный блинчик, а вся остальная поверхность стола была уставлена баночками с джемом и медом, сметаной, мягким сыром и прочими потенциальными начинками. Не хватало разве что красной икры. — Ого, — вырвалось у нее. Повилас снова широко улыбнулся, словно она изрекла не нелепое междометие, а какую-то очень высокую похвалу. — Вот именно, — хмыкнул он. — Так что иди умывайся, только не задерживайся долго: блины остывают очень быстро. Так и не сумев родить никакой внятной реакции, Таша ушла в ванную, а когда вернулась, ее ждала чашка свежего кофе и невероятно довольный хозяин квартиры, уже положивший на свою тарелку первый блинчик. Она неуверенно села на второй стул, отчаянно пытаясь понять, действительно ли это все происходит на самом деле или она еще не проснулась и просто видит такой странный сон. — Я не знала, что ты умеешь готовить, — заметила она, тоже беря себе блинчик и решая, что если это сон, то надо постараться подольше не просыпаться. — Откуда ты могла бы это знать, если раньше никогда у меня не завтракала? — усмехнулся он. Этим утром Повилас был каким-то другим, совершенно ей незнакомым. Его нервозность, которая сопровождала его все последние полгода после развода и даже несколько дольше, видимо, с тех пор, как развод еще только появился на повестке дня, исчезла. Он выглядел веселым, расслабленным, как будто даже… счастливым. Он смотрел на нее совсем не так, как все годы их знакомства и совместной работы. Этим утром в его взгляде она впервые заметила искренний интерес. Она не знала, что вызвало такую перемену, но была рада этому. — Очень вкусно, — похвалила Таша, попробовав блинчик с медом, и на этот раз не покривила душой: и блинчики, и мед, и кофе со сливками — все оказалось просто великолепным, гораздо лучше его вчерашнего чая. Туман в голове моментально рассеялся, даже погода уже не портила настроение. Таша как будто зарядилась позитивом Повиласа и тоже заулыбалась. Она даже осмелела достаточно, чтобы заметить: — Ты совсем другой сегодня. Я тебя никогда таким не видела. Что такого произошло за одну ночь?