22 В полете боль только усилилась – потому что она не остановилась, не села, решила, что боль можно вылетать. Болела голова – словно что-то пыталось прогрызть себе дорогу, выбраться оттуда, изнутри. Некоторое время она терпела, но в конце концов была вынуждена приземлиться на другую гору и немного передохнуть. Боль сделалась такой сильной, что ее вырвало желчью – зверски едкой, под ней даже камень задымился. Но, послушайте, у драконов-то откуда токсикоз? Инстинкт подсказывал (как? этого она не понимала… просто знала так же верно, как то, что хочет, например, есть): время ее близко. Будет боль, еще больше боли, потом кладка яиц, а потом… Она снова улыбнулась самой себе. Потом этот мир получит, наконец, правильную пирамиду власти. Ее опять вырвало, и опять. И опять, после чего боль стихла – как рукой сняло. Острый драконий взгляд разглядел в жиже какие-то мельчайшие блестки. Утреннее солнце заливало вершины гор слепящим блеском – что-то маленькое его отражало. Самым кончиком когтя она подцепила это, чтобы рассмотреть. Золотая коронка. Ха! Всего одна? Она ведь много народу вчера съела… Но тут до нее дошло. Ее собственная коронка. Из тех времен, когда она была еще Вероникой Вулф. Единственное инородное тело, оставшееся в ней, когда она… стала той, кем ей всегда суждено было стать. Одежда, ясное дело, сразу же разорвалась в клочки; в очках она больше не нуждалась, а крошечные сережки-гвоздики давно пропали бог весть куда. На кончике когтя болтался последний ее человеческий фрагмент. Драконье тело – ее настоящее, правильное тело – наконец-то отторгло его. Она выкопала ямку и похоронила коронку. А что, пусть будет начало клада! Дракон она, в конце концов, или кто? Грейс шериф Келби совершенно не понравился. Она понимала, что дяденьку нужно пожалеть – вон у него рука в гипсе! Да и папа всегда говорил: людям надо давать побольше места, чтобы быть самими собой – если ты, конечно, хочешь того же и для себя. Но нет, он ей не нравился, и все тут. Вот ни столечко не нравился. – Опишите мне еще раз, что конкретно вы видели, пожалуйста, – папа улыбался очень терпеливо. Шериф странно булькнул от злости. – Я вам уже сказал. Очень большая штука взлетела над фермой Дьюхерстов, а потом смылась в горы. Но я не за этим звонил генералу… – Я знаю, зачем вы звонили. – У Дарлин на ферме было трое чужих. Неизвестные типы. Двоих я не узнал, а одна была точная копия ее дочери. – Почему вы говорите «точная копия»? – папа на миг оторвался от бумаг. – Да потому что ее дочь умерла два года назад. – Вы в этом уверены? Физиономия шерифа Келби сделалась очень твердой. «Правда, мягкой она, наверное, никогда и не была», – подумала Грейс. А еще понадеялась, что у этого человека нет детей. – Я знаю, когда люди в моем городе умирают, агент, – процедил шериф с яростью, не утихавшей с того самого мига, как они вошли в комнату. Генерал Крафт изловил папу уже на выходе из здания. Они и правда собирались ехать к бабушке – дальнейшая операция с маленькими девочками уже никак не совмещалась. Так сказал папа, хотя и куда более добрыми словами. Но тут поступил звонок от шерифа того городишки, куда все равно так и так надо было ехать: он сообщал о каких-то подозрительных чужаках. Генерал приказал немедленно мчаться туда, а приказы папа всегда выполнял. Он посмотрел на Грейс, поджал губы, улыбнулся сухо… – и они оба полезли обратно, в «олдсмобиль». Ну что ж, хоть вафель поесть успела, и то спасибо. – Сколько раз еще я должен вам рассказывать одно и то же, агент? – возмутился шериф. – У вас, уверен, процедура та же самая, шериф, – преспокойно ответил папа. – Вам много раз пересказывают одни и те же события. Вы получаете новые детали. – Или они, наконец, ошибаются. Мы так поступаем с подозреваемыми. В чем подозревают меня? – Ну, согласитесь, вы рассказываете о каких-то совершенно диких вещах. Грейс и глазом не моргнула. Уж она-то знала: подчас папочке приходится немножко врать, чтобы тем самым вытянуть из людей немного правды – чтобы захватить их врасплох или хотя бы убедиться, что те действительно не врут. Они и сами с папой видели совершенно дикие вещи. Папочка просто хотел быть уверен, что их видел и шериф. – Генерал, по-моему, так не думает, – кисло заметил Келби. – Правда? – Ага, – теперь шериф глядел хитро. – Я ему толкую про такое, что моя бабуля решила бы, внучок, чай, нализался, а он мне все: «Продолжайте», «Продолжайте». Вот так прямо. Будто летучие монстры и подростки-убийцы в этих краях – дело самое обычное. – Подростки-убийцы? – небрежно переспросил папа. Шериф оторопел – видимо, понял, что проговорился. Что ж, повторять одну и ту же историю раз за разом и правда работает. Шериф Келби мрачно посмотрел на папу. – Уверен, ваш генерал вам об этом сказал. – Отнюдь. Шериф неуютно поежился. – Ну, в общем, к этой детали он отнесся скептически. Не к летучему монстру, заметьте, а к подростку-убийце. – Интересное словосочетание. – Он подросток, и он убийца. Как еще прикажете его называть? Он ведь один из ваших. – Папа на это не ответил, но маленькую улыбочку на губах оставил; шериф спал с лица. – Так он не один из ваших. – Мы не учим подростков убивать, шериф. Какие бы другие ужасы вы о нас ни слышали. – Тогда кто же он такой? – Естественно было бы предположить, что это вам по должности полагается находить ответы на такие вопросы. Это, в конце концов, случилось в вашем городе. – Я бы и нашел, но… – Но вы упали. Грейс было знакомо это выражение у папы на лице. С таким он ловил ее на лжи и ждал, что она сама сознается. Он никогда по-настоящему не сердился, если она быстро сознавалась. Она уже даже рот раскрыла, чтобы сказать об этом шерифу, но не успела. – Хорошо. Хорошо! – тот закатил глаза. – Он сделал это со мной. Я успел применить пару отличных приемчиков, но он запросто меня сделал – просто взял и опрокинул взрослого шерифа на пол. Руку мне сломал и угрожал убить – этими своими ножами, которые прячет в рукавах. – Ножами? Шериф задрал подбородок и показал налепленные на шею два пластыря. – Они сказали, типа они все втроем из Бюро и я должен оставить их в покое. – Но вы не оставили. – А вы бы что, оставили? На папу это впечатления не произвело. – Нет, и я бы, скорее всего, не оставил. – Он врун, папочка? – спросила Грейс, когда они уже сели обратно, в машину. – Это слишком сильное слово, Грейси. Не надо так звать людей. Лучше говорить «он экономит на правде» или «сказки рассказывает». – Он рассказывал сказки, папа? Отец задумался. Тем временем они съехали с шоссе на щебенку – проселок, казалось, уходил в густой лес. – Я думаю, по большей части да, он рассказывает сказки. Но на сей раз… – Мы ведь тоже видели дракона. – Да, дочка, видели. – А убивцу – нет. – Убийцу. Нет, не видели. – А что такое убивца? – Очень нехороший человек, лапочка.