– Под землей залежи руды обнаружили лет десять назад. Решили расширять карьер. Поселок попал в санитарную зону. Шахтеров расселили по новостройкам, а Южный до сих пор не снесли. – Ясно, – сказал Егор и добавил на всякий случай: – Я так сразу и подумал. – Было бы чем думать, – осклабился Поленов, пиная покореженную антенну. – А люди здесь правда исчезали. Только позже. И до сих пор исчезают. Егору захотелось, чтобы Ревякин развеял и этот миф. Поселок, конечно, впечатлял, напоминая о Чернобыле и компьютерных шутерах, в которых герой пробирался сквозь заброшенные города. Но он еще и пугал. Несложно было представить, что за черными провалами окон притаились скользкие, готовые к атаке мутанты. Что одичавшие каннибалы спрятались между зданиями и ждут, потирая животы. Поселок внушал беспокойство, но куда больше мутантов Егор боялся быть уличенным в трусости. И он лишь беззаботно отмахнулся от слов Генки, но Ревякин неожиданно подтвердил: – Ежегодно по три человека как минимум. Дети в основном. Нет, некоторых находят… изуродованными. Ревякин окинул пристальным взглядом близлежащие дома и сказал негромко: – Говорят, в Южном призрак водится. Егор не верил в призраков. С семи лет не верил. Но внутри шевельнулся маленький мальчик, перед сном прикрывающий все дверцы в спальне, чтобы кто-то плохой не смотрел на него, спящего, из щелей. – Призраков не существует, – сказал он заносчиво. – Может быть, – проговорил Ревякин. – Может, она и не призрак, а что-то другое… – Она? – Хозяйка, – загадочно произнес Ревякин и переглянулся с Генкой. Точно посылал немой вопрос: «Думаешь, ему стоит доверять?» Генка ответил так же, глазами: «Ох, даже не знаю». – Ну, рассказывайте, раз уж начали, – взмолился Егор. Вспыхнувший интерес отодвинул на задний план холодок беспокойства. – Ладно, – сдался Саня. – Ты заметил, как эта улица называется? – Нет. – Улица Красилиной. В Великую Отечественную войну девочка такая жила. Здесь, в Южном. Пионерка Надя Красилина. – Про нее фильм на местном канале крутили, – вставил Генка. – Точно. «Подвиг Красилиной». Когда немцы город брали, у рудника шли сильные бои. Южный они захватили, но дальше пройти не могли. Наши в карьере засели, с взрывчаткой шахтерской. А девочка эта, Надя, к ним ходила секретной дорогой, связной была. Немцы узнали, схватили ее. Две недели в гестапо держали, каждый день допрашивали. – Они ей руку отрезали, – вклинился Генка и уточнил: – По локоть. Егор механически потрогал себя за плечо и ощутил, как на коже выступили мурашки. – И что? Она не выдала наших? – А ты как считаешь? Конечно, нет, иначе про нее фильм бы не сняли. Немцы ее на центральной площади повесили. Там сейчас ее статуя стоит. – Но при чем здесь призрак? – А при том, что после войны стали люди замечать фигуру странную. Прозрачную. То в парке ее видели, то возле шахты. Девочка в красном галстуке. Одни говорили, что она охраняет улицу своего имени, а другие наоборот. Что, мол, если увидишь ее, то умрешь в течение двух недель. Потом, когда Южный опустел, она сюда перебралась, поближе к домам. Ходит ночами из квартиры в квартиру, смотрит за порядком. И если кто чужой придет… Санька провел большим пальцем по горлу. – Да ну, – Егор осторожно улыбнулся, – с чего ей обижать кого-то? Она же хорошей была, нашей. Произнеся это, мальчик вдруг понял, что оспаривает характер призрака, а не сам факт его существования. – При жизни – да, – сказал Ревякин, – но теперь она не различает, где немец, а где свой. Ее в гестапо с ума свели пытками. Вот она и забирает всех без разбора, кто в одиночку сюда явится. – А главное, – Генка понизил голос, и Егор нагнулся к нему, чтобы расслышать, – у нее теперь вместо руки КРЮК! Последнее слово Поленов выкрикнул, одновременно хватая Егора за ребра и щипая. Егор взвизгнул как девчонка, а приятели расхохотались. – Ты это слышал? – утирая слезы, вопрошал Генка. – Слышал этот звук? Казотов, можешь повторить? – Да иди ты, – насупился и густо покраснел Егор, – я сразу понял, что вы прикалываетесь. – Ну а чего ж ты верещал тогда? – не унимался Генка. – От неожиданности… – Ну хватит, – сказал Ревякин, отсмеявшись, – идем. Скоро стемнеет, а у нас дело есть еще. – Какое дело? – спросил Егор, но приятели уже шли к распахнутому люку. Они спустились вниз по опасно накренившейся подъездной лестнице. Перил не было. Пол покрывал слой мусора, среди которого лежали открытки и фотографии людей. Улыбающаяся девочка шлет привет из Сочи. Семейная пара держит на руках близнецов… Теперь это принадлежало мухам. Егор аккуратно обходил снимки, чтобы не наступать на счастливые лица, а его новые друзья пинали все, что попадалось под ноги, поднимая тучи пыли. – Так вот, – уже на улице сказал Ревякин, – ты в нашей школе недавно, мы тебя не знаем. Хочешь к нам в компанию – прояви себя. Покажи, что не трус. Нам трусы не нужны. – Что надо сделать? – предчувствуя что-то нехорошее, поинтересовался мальчик. – Пустяк. В конце дороги, если направо свернуть, будет ДК, а возле него статуя пионерки. В постаменте есть дыра, мы там прошлый раз пачку «Парламента» спрятали. Принесешь нам пачку, покурим вместе и домой пойдем. Егор замялся, устремил взгляд на убегающую вдаль улицу. Пес, возившийся в мусоре, испарился. «Потому что был один, – подсказал маленький мальчик в голове Егора. – Здесь нельзя ходить одному». – Ну, так что? Шевелишь поршнями? – Ага, – промолвил Егор. В компанию ему хотелось. Не так сильно, как хотелось жить, но достаточно сильно, чтобы он оторвал подошвы от потрескавшегося асфальта. – И поторапливайся, – приказал Генка, – мы вечно ждать не будем. Егор кивнул и засеменил вдоль пустых домов. В компьютерных играх у него всегда было оружие: мощные лазерные пушки, штурмовые винтовки. На какую кнопку жать, если вон из того здания с размашистой надписью «Здесь прошло мое детство» выберется мутант-переросток? Чтобы успокоить расшалившиеся нервы, Егор заговорил сам с собой: – Нашли чем пугать… девочка с крюком! Таким только в яслях пугают. Еще бы про гробик на колесах рассказали или про черную руку. Стало легче, но, когда он обернулся и не увидел приятелей, дрожь в коленях усилилась. «Вернись! Вернись! – умолял маленький мальчик. – Все шкафы открыты, темнота смотрит на нас из щелей!» Но повзрослевшего Егора мучил еще один страх: быть осмеянным. Он перепрыгнул через поваленный столб и свернул направо. Улица уперлась в небольшую площадь. Кусты сирени охватывали ее зеленым воротником, сходясь возле двухэтажного Дома культуры. По фундаменту из желтого кирпича змеился дикий плющ. На пороге, прямо между колоннами, вырос орех. В центре площади стояла гипсовая фигура на голову выше Егора. Надя Красилина, некогда белоснежная, а теперь рыжая от пыли с рудников, поднимала руку в пионерском салюте. Ноги расставлены, подбородок задран. В позе столько решительности, что Егор, лишенный этого качества, нехотя залюбовался, хотя даже в своем возрасте понимал, что это не настоящий памятник, а поточная, ничего не стоящая, продукция вроде садово-парковых скульптур. Лицо условной пионерки, галстук, юбочка до колен – вот и готова героиня Надя. Егор не спеша приблизился к статуе. Метровая тумба-постамент придавала ей роста. Девочка глядела сверху, и ее взгляд был грозным из-за чуть нахмуренных бровей и глазных впадин. На лице, казавшемся издалека схематичным, проступал характер. Не жизнерадостное по-пионерски, а осунувшееся, истощенное лицо принадлежало человеку, который запросто лишил бы жизни. Пускай не всякого, пускай только фашиста… Мальчик пригляделся к трещинам, опоясывающим ноги статуи, и удивился, что она до сих пор стоит. Надежные здания обтрепались за десятилетия, а хрупкая скульптура лишь потрескалась и порыжела… От мыслей Егора отвлек хруст ветки в кустах за сгнившей лавочкой. Он подпрыгнул на месте и с минуту всматривался в зеленые заросли. «Просто ветер», – сказал он себе и заторопился. Трещина обнаружилась сразу. Постамент был полым внутри, и сквозь дыру мальчик видел глубокую нишу вроде пещеры. «Оно там! – подал голос иррациональный страх. – Беги, беги, пока не поздно!» – Ну уж нет, – процедил Егор и опустил пальцы в трещину. Пусто. Он нагнулся, просунул в каменную тумбу кисть. Второе Я, боявшийся темноты и веривший в привидений ребенок, зажмурился, ожидая, что вот-вот острые клыки вопьются в плоть. – Еще немного… Рука по локоть ушла в трещину. Пальцы нашарили затянутый в пленку предмет.