– И все-таки, Тимка, мы хорошо смотримся вдвоем. Издевается? Иногда ему казалось, что все ее слова про дружбу – просто пыль в глаза. Вот зачем, зачем давить на больное, сыпать соль на раны? Он спросил ее как-то об этом темным вечером, туша окурок о ладонь так, чтобы Юля видела и чтобы поняла, насколько все серьезно. А она вздохнула. И пожалела, и обняла, и по голове погладила. Шепнула с легкой грустинкой: «Ну да, ну да… Мы в ответе за тех, кого приручили». Стиснув зубы, Тимур промолчал. Отвернулся, делая вид, что смотрит на двух дряблых бледнокожих пенсионерок в соломенных шляпах с огромными полями, выгуливающих на площади перед гостиницей пекинеса. Потому что в ответе за тех, кого приручили. И еще, возможно, потому, что хорошо смотрятся вдвоем. – А представляешь, какими мы будем, когда состаримся? – все пыталась разговорить его Юля. – Как эти, – кивнул Тимур на отдыхающих. – Тимка, ну чего ты как в воду опущенный? Терпеть не могу, когда ты такой! – Юль, я люблю тебя. – А я тебя нет. Это проблема? Я думала, мы все давно решили. Давай, Тимур, проснись уже! Хвост пистолетом! «Как у собачки, да? Которую ты приручила». Она вдруг ущипнула его – как удар током. Пихнула локотком в бок, а он обомлел от прикосновения Юлькиной кожи, тела. И выудил, выскреб откуда-то из сжавшегося горла улыбку – для нее. – Ну все хорошо ведь, Тимка! Найдешь еще кого-нибудь, да? – Конечно, найду. Молодой, красивый… – Именно! А мы и дальше будем просто друзьями. – Ага. То, что кто-то кого-то не любит, – еще не конец света. – Не говори так. – Юля оглянулась, не видит ли кто, и трижды быстро сплюнула через плечо. – Пожалуйста. За гостиницей «Москва», в пристройке советской еще поры, на первом этаже арендовал помещение крохотный книжный. Во время учебы Тимур покупал там учебники. Они прошли мимо, свернули на Пионерскую. Там, на углу, рядом с магазином «Эльдорадо», приютилось под сенью старого раскидистого платана маленькое кафе, которого два года назад не было. На этом месте был салон свадебных платьев, и Тимур шутя предлагал Юле выбрать самое дорогое. Или не шутя. Или в шутку все обратилось потом?.. – Жарко, – сказала Юля. – Давай зайдем, посмотрим, что там. Кафе называлось «Идиллия» и пыталось прослыть рестораном. Декоративные фонтанчики по углам, гипсовые колонны в зале. Достаточно вычурно, чтобы понравиться Юле. Достаточно безвкусно, чтобы Тимур не боялся расстаться с последними сбережениями. Их встретил официант – парень в белой рубашке и фартуке, он мог бы учиться с ними на одном курсе. Коротко поприветствовал, положил на столик пару меню и занялся другими клиентами. Посетителей было мало, но и само помещение оказалось невелико. Рядом толстяк в деловом костюме цедил через трубочку молочный коктейль, вперившись взглядом в планшет. За окном солнце плавило асфальт, мелькали машины. На другой стороне дороги люди толпились в очереди у дверей в «Эльдорадо». Знакомые соломенные шляпки, вездесущие бумажные веера. Крупные скидки? Распродажа?.. – Хорошо погуляли, – сказал Тимур. Юля кивнула, не отрывая взгляда от меню. Иногда Тимуру казалось, что он ей интересен лишь постольку, поскольку может чем-нибудь угостить или что-то подарить. Иногда ему казалось, что он слишком комплексует. У толстяка за соседним столиком зазвонил мобильный. Мужчина достал телефон из кармана и начал о чем-то громко спорить с позвонившим. Юля посмотрела на него, потом на Тимура и скорчила недовольную рожицу. – Не нравится? Она кивнула, уже не так равнодушно. За многие месяцы напрасных ухаживаний и тщетных попыток угадать ее чувства, уловить желания, понять, что за мысли крутятся в ее милой светловолосой головке, Тимур научился различать кивки вежливые, кивки сердитые, кивки-насмешки. Пятьдесят оттенков кивков. Хотя, возможно, ему только казалось, что он чему-то подобному научился. С Юлей Тимур никогда ни в чем не был уверен на все сто процентов. – Противный, – наморщила носик Юля. – Это еще не конец света. Тимур закурил. Там, где они разместились, курить было можно. Она опять наморщила носик. Там, где была она, – курить нельзя. – Курильщик! Тимур затушил сигарету. Не об ладонь, в пепельнице. – Выбрала, что будешь заказывать? – Да, – послав ему озорную улыбку, она озвучила список. Полноценный обед из трех блюд, каждое из которых влетит в копеечку, плюс десерт. – А ты? Тимур всякий раз, в какое бы кафе Юля его не затащила, брал себе бокал светлого нефильтрованного. Всегда, потому, что был однолюбом – и в этом отношении тоже. Она же либо не помнила, либо не считала нужным запоминать его привычки. – Холодненького… – сказал Тимур. И мысленно добавил: «…как ты, моя милая». Ее вроде веселило, когда у него на лице появлялось такое вот дурацкое мечтательное выражение. Иногда Тимур ощущал себя всего лишь забавной игрушкой, нелепым плюшевым лягушонком в ее девчачьей спальне с розовым постельным бельем и рассыпанными на полу блестками. Персонажем из «Улицы Сезам» – или что там она смотрела в детстве. Иногда Тимуру хотелось убить ее за то, что он таким себя ощущал. Потому что мы должны быть в ответе за тех, кого приручили. Свежего воздуха «Идиллии» все равно не хватало. Дожидаясь официанта, Тимур следил за толстяком. Видимо, тот нырнул в кафе с той же целью, что и они, пытаясь укрыться от зноя. Пятна на обвисших бульдожьих щеках придавали мужчине нелепый и нездоровый вид. Ругаясь по телефону, он то и дело вытирал рукой потный лоб. Рукав пиджака уж потемнел от влаги, а на лице несчастного вновь высыпал бисер. Во время разговора мясистые губы забавно тряслись, в ложбинке над верхней скопилось маленькое озерцо пота. Смешной – давно бы скинул свою деловую робу, повесил на спинку стула, чего мучиться-то? В голову пришла мысль, да даже не мысль, а что-то вроде кратковременного озарения нашло, как будто в ночи моргнул свет, «вкл. – выкл.». Вкл.: Юлька-то для него – как костюм для этого горе-бизнесмена. Выкл. Снова вкл.: стесняет, вызывает раздражающий зуд, доставляет неисчислимые неудобства, но расстаться нельзя, ибо прикипел душой, ибо уже свое, родное. Выкл. Подошел официант, записал заказ и удалился. Похоже, он тут был один на всю «Идиллию». Прямо-таки идеальный – или «идилльный» – работник. Возможно, подумал Тимур, в свободное от работы и учебы время официант тоже гуляет с какой-нибудь подругой, сидит в кафешках, фруктовым льдом угощает. И тоже, наверное, на что-то еще надеется. – Хорошо здесь, – сказала Юля. – Только вот жара… – Ну это еще не конец света. Юля одарила его вежливой улыбкой. Иногда, после очередной такой прогулки, Тимур пытался высчитать, сколько же все-таки в ее улыбках искренности, сколько благосклонности, а сколько насмешки. Иногда осаживал себя: не напрягайся, парень. Пусть улыбки побудут просто улыбками, а кивки – кивками. Порой, если ему удавалось убедить себя в этом, настроиться на нужный лад, у них с Юлей даже получалось что-то похожее на нормальное общение. И тогда ему казалось, что все это, вот уже два года как тянущееся, влажное душное невысказанное «это», не так уж и бессмысленно. Что пазл еще может сложиться так, как ему бы того хотелось. Живя во френдзоне, понимаешь, насколько все-таки надежда – живучая сука. – Вообще-то, Тимур, – Юля уставилась на него не моргая. Она всегда так делала и всегда обращалась к нему Тимур, когда собиралась сказать что-то серьезное. Или делала вид, будто собирается. – С такими вещами не шутят, понимаешь? – Не очень. – Я же просила так больше не говорить… – В смысле? Ты вообще о чем? О конце света? – Да… – она опять поморщилась. – Прекрати! Это прозвучало как команда. Как «апорт» для какого-нибудь гребаного пекинеса. Тимуру вдруг стало смешно. – Давай обсудим, любимая, – процедил он. – Давай убьем время, пока обед и пиво еще не принесли. Ха! «Убить время». Сказать так – все равно что сказать «конец света». Как тебе такая игра слов? – Ты противен. – Рил ток? По-моему, куда противнее этот потный жирдяй, насилующий наши уши своей руганью. Она отмахнулась, словно прогоняя назойливую муху: – Тимур! Пойми… если постоянно вспоминаешь что-то плохое, оно может действительно случиться. – Ты имеешь в виду, что можно конец света… Как это? Накликать? Накаркать? Об этом вам на религиоведении рассказывают? А если я миллион раз скажу «зима», на улице похолодает?.. – Тимур. – Юля, – тут он вдруг понял. Наконец-то понял, это стало кристально ясно для Тимура именно в эту секунду, как если бы кто-то навел пульт ему на голову и нажал кнопку – вкл., выкл. Она никогда его не полюбит. То, что было два года назад, – не вернешь. Не будет никаких «когда-нибудь, может», «посмотрит другими глазами» и прочей чуши. Эта магия так не работает. – Юля, – повторил Тимур, – а ты не пробовала это на себе? Повторить тысячу раз, что ты любишь кого-то, не пыталась? Вдруг получится? Или все-таки это людям решать, кого они любят, а кого нет? Взгляд у Юли стал злым. Ее всегда сердило, когда Тимур заводился. А он в девяти случаях из десяти заводился только потому, что это ее сердило. Вынуждало проявлять хоть какие-то настоящие, живые эмоции в его отношении. – Делай, что хочешь, – она отвернулась, всем видом демонстрируя полное равнодушие к нему и его шуточкам. – Талдычить одно и то же назло девушке – не лучший способ произвести на нее впечатление. И эту фразу он слышал уже не первый раз. Два года, два чертовых года. Все по кругу. Подобно той пресловутой змее, которая кусает себя за хвост. Тимур уже привык к укусам. Почти не больно. И сейчас он свою змею не провоцировал – сейчас он готовил для нее ловушку. Толстяк тем временем спрятал телефон и рухнул на место. Пот стекал с него ручьями – того и гляди под стулом начнет скапливаться лужа.