Иммануэль поднялась по каменным ступеням и вошла в непроглядную, как ночь, темноту. Нетвердой поступью она пошла по центральному проходу, вытянув руки перед собой, пробираясь на ощупь от одной скамьи к другой. За алтарем вспыхнуло пламя. В его сиянии Иммануэль разглядела тень – силуэт Мириам. На ней было белое облегающее платье, складками ниспадающее с ее округлого живота. Подойдя ближе, Иммануэль увидела, что Мириам улыбалась, влажным оскалом, похожим на порез. В правой руке она держала отломанный олений рог, и с его зазубренного края, как с кинжала, капала кровь. Из-за спины Мириам выросла огромная фигура, напоминающая паука, который крадется к центру своей паутины. Лилит медленно вышла к алтарю и нависла над плечом у Мириам. С ее появлением тьма рассеялась, и собор осветился пламенем свечей. И когда глаза Иммануэль привыкли к свету, и помещение обрело четкость, из ее горла едва не вырвался крик. Это место было настоящим склепом. На скамейках сидели, обмякнув, десятки мертвецов, мертвецы лежали в проходах, кучами валялись под витражами и в тени алтаря. Все они были изувечены и истерзаны, их конечности – переломаны, шеи – свернуты, челюсти – вывихнуты. В веренице мертвецов она узнавала некоторые лица. Сбоку от нее на скамье лежала Джудит с перерезанным над воротником платья горлом. В нескольких футах от нее лицом в луже крови лежала Марта. Рядом с ней – Абрам с шеей, свернутой вокруг своей оси. В его изувеченных руках лежала Анна с перемазанными чернильно-черной кровью губами. Онор и Глория лежали у ее ног неподвижно, как будто спали, но их глаза были открыты, а рты разинуты, словно смерть настигла их во время молитвы. Лия возлежала на алтаре со вспоротым, как брюхо выпотрошенного агнца, беременным животом. Высоко над ней, пригвожденный к стене мечом самого Дэвида Форда, висел Эзра. У Иммануэль подогнулись колени. Пол поплыл под ногами. Она качнулась вперед, спотыкаясь о камни. – Что ты натворила? Свет свечей заплясал на лице Мириам. Ее жуткая улыбка стала шире, зияя, как рваная рана. Она расхохоталась. – Ты прекрасно знаешь ответ. Потолок над головой прогнулся, камни заскрежетали, словно собор собирался вот-вот обрушиться. Иммануэль попятилась, но бежать было некуда. – Почему? Почему ты это делаешь? – Потому что они забрали его у меня, – прошептала Мириам, и при звуке ее голоса все свечи погасли, погрузив собор в кромешную темноту. – Кровь за кровь. Глава 26 Ребенок – это самый благословенный дар из всех. Из сочинений пророка Энеха – Просыпайся. Иммануэль разлепила глаза и увидела резко очерченный в свете лампы силуэт Марты на пороге своей спальни. Сон сняло как рукой, когда на нее нахлынули воспоминания о резне в соборе: трупы, кровь, заклание. – Эзра приехал из Обители. – Опять? – удивилась Иммануэль. – Зачем? – спросила она хриплым спросонья голосом. Марта сдернула плащ с крючка на стене и бросила Иммануэль. – У Лии начались схватки, и она сильно истекает кровью. – Но ей оставалось еще несколько недель до срока… Марта обернулась и посмотрела на нее в упор. – Ты знала? Иммануэль завозилась с пуговицами на платье. – Да, но она рассказала мне об этом совсем недавно. Я хотела сообщить тебе, но Лия взяла с меня слово не выдавать ее тайну, и… Марта подняла руку, призывая ее замолчать. – Сейчас не время для чистосердечных признаний. Нам нужно отправляться в Обитель. Мне понадобится твоя помощь у постели роженицы, а Лие – твоя поддержка. Одевайся. Нас уже ждут. Марта и Иммануэль спешили в Обитель по дороге, освещенной огнями погребальных костров. Эзра верхом на коне ехал впереди, мчась галопом по Перелесью. К тому времени, когда они подъехали к Обители, он уже встречал их у ворот. Иммануэль соскочила с повозки прежде, чем та успела затормозить, и бросилась навстречу Эзре через клубящийся дым костров. Он проводил их в дом и отвел по коридору в покои для новобрачных. «Не дайте ей умереть, – заклинала Иммануэль, взывая к Отцу, к зверям Темного Леса, к ведьмам, ко всем, кто мог бы внять ее мольбам. – Умоляю, только не дайте Лие умереть». После прохода по коридорам, показавшимся ей бесконечными, они вошли в покои, которых Иммануэль не видела прежде. Здесь не были слышны крики зараженных мором, и только один голос звучал громче остальных. Влажный, булькающий крик ударялся о стены и отзывался эхом. У Иммануэль задрожали руки. – Дальше мне нельзя, – сказал Эзра и обратил взгляд на Иммануэль. – Будь сильной. Она хотела что-нибудь ответить ему, но Марта перебила: – Скажи отцу, что я на месте. Эзра кивнул и ушел, не проронив больше ни слова. Марта опередила Иммануэль и сама открыла дверь, тихо пробормотав слова молитвы. В комнату они вошли вместе. Это было маленькое помещение, залитое светом камина. В воздухе стоял вязкий запах пота и древесного дыма. В дальнем углу комнаты серьезно и напряженно переговаривались о чем-то мать Лии и несколько из ее старших сводных сестер. Глаза женщин были налиты кровью, и почти все они плакали. В центре комнаты, где толпились жены пророка, стояла кровать, на которой извивалась в мучительных корчах Лия. Она была почти раздета, если не считать тонкой ночной рубашки, задранной до самых подмышек. Между ног у нее темнела лужица крови. Живот раздулся и был исполосован растяжками, которые напоминали собой плохо зарубцевавшиеся ножевые раны. Ребенок внутри нее ворочался, и каждая новая схватка вырывала из Лии крик, сотрясающий стены. Марта побледнела. Она перевела взгляд на мать Эзры, Эстер, стоявшую за изголовьем кровати. Та была одета в длинный халат, запачканный кровью, а ее волосы – собраны в растрепавшийся пучок. Иммануэль впервые в жизни видела ее не при полном параде. – Давно она в таком состоянии? – Два дня. Иммануэль уставилась на Эстер, не веря своим ушам. – Схватки затянулись на два дня, и вы даже не обратились за помощью? – Лекари Обители не отходили от нее ни на шаг… – Следовало послать за мной раньше, – строго упрекнула Марта. – Знаю, но мы исполняли указания пророка, – поспешила объяснить Эстер. – Он настоятельно просил, чтобы мы еще некоторое время… не придавать огласке истинного положения Лии. Все сразу встало на свои места. Пророк хотел сохранить в тайне рождение своего ребенка. Лия разрешилась бы от бремени без лишнего шума, в стенах Обители, под надзором личных лекарей пророка, связанных священной клятвой служить ему и не разглашать его тайны, которую не могли нарушить под страхом сожжения на костре. Сохранив это в секрете, пророк мог бы замолчать о таком нюансе, как незаконнорожденное положение ребенка и, что самое важное, о своем грехе. Через несколько месяцев он объявил бы о рождении ребенка, и никто бы не поставил под вопрос обстоятельства его зачатия. И все было бы чин чином. Марта обошла вокруг родильной постели и начала осмотр. Пока она работала, Эстер промокала Лие лоб влажным компрессом. Она остановилась и что-то прошептала девушке на ухо, и того, что она сказала, оказалось достаточно, чтобы Лия улыбнулась сквозь слезы, хотя бы на мгновение. Женщина снова повернулась к Марте, понизив голос до шепота, такого тихого, что Иммануэль пришлось читать по губам, чтобы понять ее: – Мы опоздали? Повитуха не ответила. – Иммануэль, – Лия разлепила распухшие глаза и протянула к ней руку. – Подойди, пожалуйста. – Я здесь, – Иммануэль бросилась к подруге и взяла ее за руку. – Я рядом. Лия улыбнулась, и несколько слезинок скатились по ее щекам. – Прости меня. Прости меня за все, что я наговорила тебе в последнюю нашу встречу. Мне очень жаль. Пожалуйста, прости. – Тише-тише, – Иммануэль убрала прядь волос с ее лба. – Тебе не за что просить у меня прощения. – Я ошибалась. Я не хочу оставаться одна. Я не… – сильнейшая схватка оборвала ее на полуслове, и Лия со всей силы стиснула руку Иммануэль, так, что у той хрустнули костяшки пальцев. – Я не хочу оставаться одна. – Ты не одна. Я теперь здесь, и я никуда не уйду. Обещаю. – Но уйду я. Я это чувствую… Она сорвалась на крик, не договорив начатого. У Иммануэль не осталось ни малейших сомнений в том, что Лия была не в себе. На ее щеках пылал горячечный румянец, а в глазах, когда они не вращала ими, читалось то же исступление, что и в глазах у Глории. – Лихорадка, – прошипела Эстер, вцепившись обеими руками в плечи Лии, чтобы удержать ее на кровати. – С ней это с тех пор, как начались роды. Ни сиделки, ни служанки не могут ее успокоить. Марта засучила рукава и вымыла руки в тазу с водой, стоящем у окна. – Такова болезнь.