– Ты прав, – сухо отозвалась Иммануэль. – Мне никогда не понять, как люди могут сознательно причинять боль тем, кого якобы любят. – Я не люблю Джудит, и она не любит меня. Это не любовь. Это другое. – Со стороны выглядело иначе. – Что ж, не всегда все обстоит так, как выглядит со стороны, – протянул он устало. – Знаешь, Иммануэль, если ты искала историю о любви, утрате и разбитом сердце, взяла бы книгу из библиотеки. Между нами с Джудит не было ничего подобного. – Тогда вообще чего все это ради? – Закроем эту тему, – он кивнул в сторону повозки. – Поехали. – Я пойду пешком. – Нет, не пойдешь, – возразил Эзра и отвернулся, начиная запрягать коня в телегу. Он возился с пряжками, морщась каждый раз, когда приходилось орудовать раненой рукой. – Слушай, я ответил на все твои вопросы, на какие только мог ответить. Я солгал отцу, чтобы провести тебя в библиотеку, нарушив по меньшей мере половину параграфов Вефильских Предписаний. Поэтому, если ты будешь так любезна и позволишь мне проводить тебя домой, я буду тебе за это очень признателен. Тебя устраивает такой вариант или ты предпочтешь, чтобы я встал на колени? Она обогнула его стороной. – Я предпочту пройтись пешком. – Черт тебя дери, Иммануэль! Она молниеносно развернулась к нему, глубоко взрыв землю каблуками. – Какие грязные выражения для сына пророка! – Это грязный мир, – парировал он. – Именно поэтому я бы очень хотел, чтобы ты позволила мне проводить тебя домой. В высокой траве тихо подвывал ветер. Иммануэль снова скосила взгляд на руку Эзры. Тряпка в его кулаке почти насквозь пропиталась кровью, и хотя он сохранял невозмутимое выражение лица, Иммануэль понимала, как ему должно быть больно. Еще бы, с такой-то раной. И это не говоря уже о ранах куда более глубоких – невидимых ранах, которые нельзя залечить бинтами и мазями. – Дело в твоем отце? – тихо спросила она. Эзра не смотрел на нее, но его пальцы крепче сжали тряпку. – Залезай в телегу. Солнце скоро сядет. – Ты не ответил на мой вопрос о вас с Джудит. – И не собираюсь, – он похлопал ладонью по сиденью. – Лезь. Быстрее. – Ответь, и я подумаю. Эзра плотно сжал челюсти, и на долю секунды Иммануэль подумалось, что они оба так и останутся стоять там как вкопанные, пока на смену ночи не придет рассвет, и у них не отнимутся ноги. Однако, к ее удивлению, Эзра сдался первым. – Люди совершают глупые, безрассудные поступки, когда отчаянно пытаются убежать от себя, – он вздохнул и повесил голову. – Как бы некрасиво это ни звучало, правда иногда такова. С минуту Иммануэль молча изучала его. А потом забралась в повозку. Какое-то время они ехали в тишине. Пока миновали Святые Земли, закат растворился в ночи, а между деревьями протянулись тени. На подъезде к Перелесью Иммануэль достала из кармана сумки рулон бинтов. Поддавшись на уговоры, Эзра позволил ей взять его руку и убрать тряпку с раны. Порез выглядел жутко и был таким глубоким, что требовались швы, но Иммануэль постаралась наложить бинты потуже, очень стараясь остановить кровотечение. Ухаживая за раной, она думала об иронии судьбы. Каких-то несколько недель назад она и сама залечивала похожую рану. Возможно, у них с Эзрой было больше общего, чем ей казалось. Не в этом ли крылась причина дружбы, которая, как ей казалось, зарождалась между ними? В их общей боли? Холодный, пронизывающий ветер налетел с севера и пронесся по кронам деревьев. Конь, встрепенувшись, дернулся в сторону, и Эзре пришлось натянуть поводья и успокаивать животное, перекрикивая рев ветра. Иммануэль повела плечами и вцепилась в край сиденья. Эзра, не отрывая глаз от далекой темноты, убрал одну руку с поводьев и потянулся в кузов повозки, извлекая оттуда одеяло. – Держи. – Спасибо, – отозвалась она, по плечи кутаясь в одеяло. – Не стоит благодарности. – И все-таки. Дорога до Перелесья заворачивала на восток, пересекая самое сердце Вефиля. Когда они в очередной раз приблизились к опушке Темного Леса, чары этого места как будто окрепли. Иммануэль задумалась, возможно ли, что Отцова сила взывает к Эзре так же, как взывает к ней лес? И в то время, как ее тянет к тьме, его тянет к свету? Эзра взглянул на нее краешком глаза. – Что такое? Она вспыхнула, смущенная тем, что он заметил ее пристальный взгляд. – Да ничего, просто… короче, мне стало интересно… Он усмехнулся, явно забавляясь ее лепетом. – Рассказывай. – Ты всегда чувствовал, что пророчество – твое призвание? Эзра отрицательно покачал головой. – Я никогда не хотел быть преемником. Я хотел путешествовать, хотел покинуть пределы города. – Но зачем? – Потому что мир не заканчивается одним Вефилем. Дикие леса не бесконечны. За ними есть жизнь. Непременно должна быть. – Ты имеешь в виду языческие города? – Можно и так их назвать. Но до того, как Форд построил стену, эти языческие города были нашими союзниками. – Но это было много веков назад. – Знаю, – сказал Эзра, не сводя глаз с горизонта. – Поэтому я и хотел уехать – разобраться в том, что случилось, выяснить, одни ли мы здесь. Она непонимающе нахмурилась. На правах преемника, Эзра был одним из немногих вефилян, кому дозволялось открывать Священные Врата и пропускать через них людей. По всему выходило, что если бы он действительно хотел покинуть Вефиль, то давно бы уже это сделал. – Почему ты не можешь просто взять и уйти? Вместо ответа Эзра вынул из кармана кинжал. Иммануэль отметила, что он еще не почистил лезвие, и то до сих пор было покрыто его запекшейся кровью. – Мне было сказано, что мое место здесь. Они снова замолчали. Когда они въехали в Перелесье, повозка, гремя колесами, покатилась по выбоинам и лужам крови. В непроглядной темноте не было видно ни зги, однако Иммануэль слышала тихое шуршание ветра в ветвях западного леса. – Завтра можем подняться на соборную колокольню, – заявил Эзра, нарушая молчание. – Во второй половине дня у меня встреча с апостолами, но утром я свободен. Его предложение удивило ее не только своей дерзостью, но и тем, что оно вообще прозвучало. Когда Эзра вскользь упомянул, что сводит ее на колокольню, Иммануэль ни на секунду даже в голову не пришло, что он собирался выполнить это обещание. И все же, как бы ни заинтриговало ее это приглашение, она отрицательно покачала головой. – Я не могу. – У тебя другие планы? – спросил Эзра, и у Иммануэль возникло странное ощущение, что за этим вопросом крылось что-то другое, что-то важное, хотя она и не могла точно сказать, что именно. – Я иду в Темный Лес. Как только признание вырвалось из нее, она задалась вопросом, что побудило ее сказать правду. Наверное, какая-то крохотная и безвольная частичка Иммануэль хотела произвести на Эзру впечатление… и она презирала себя за это. Но, к ее удивлению, Эзра отреагировал на ее откровение относительно ровно. – Я думал, ты боишься леса. – Да, боюсь. Как боялся бы любой здравомыслящий человек, – ответила Иммануэль. И хотя это было правдой, она пришла к осознанию, что страх не являлся достаточным оправданием, чтобы не делать того, что сделать необходимо. Для Иммануэль, которая никогда не отличалась особой смелостью, это была странная мысль. Но за дни, прошедшие с начала кровавого бедствия, она начала по-своему набираться храбрости. Ей нравилось это чувство. – Есть вещи, которые должны быть сделаны, несмотря на то, пугают они меня или нет. Эзра придвинулся к ней ближе, чуть запрокинув голову, и она видела по глазам, что он пытается разгадать ее, вытащить из нее правду. – Что могло понадобиться такой девушке, как ты, в ведьмином лесу? Лгать ему Иммануэль не видела смысла. – Я хочу остановить кровь, – просто сказала она. – И мне кажется, я знаю, как это сделать. Иммануэль ожидала, что он рассмеется, обратит ее слова в шутку, но ничего подобного не произошло. – Встретимся на рассвете у колодца. Настала ее очередь удивляться. – Ты со мной никуда не пойдешь.