— Ну, Иза, расскажи мне о своем приятеле. — Он замечательный. Банкир, но не зануда. Из Франции. По счастью, его отправили работать в Мексику два года тому назад. Мы встретились вскоре после его приезда. Правда, из-за неустойчивости мексиканского песо он вряд ли считает свое назначение выгодным. Теперь вопрос в том, что нам делать, если его отзовут обратно в Париж. — Какими именно банковскими операциями он занимается? — Валютой, что-то вроде международных денежных переводов на крупные счета. Вообще-то он очень помог мне с бизнесом. Он всегда дает дельные советы в том, что касается покупки и продажи долларов или евро. Он очень талантливый. — Талантливый и…? — Красивый. Может, даже очаровательный, что еще сказать? Француз до мозга костей, очень милый, забавный и хорошо одевается. К тому же он поладил с моей семьей, даже с Алехандро. Теперь твоя очередь. Что мы думаем о наших археологах? — Вообще-то я думаю об Алехандро. Он такой тихий в эти дни, тебе не показалось? — Да, мы переживаем за него. Похоже, это первые похороны в его жизни. Луис, как я говорила тебе, был младшим братом друга Алехандро, Рикардо Валлеспино. Я не знаю, были ли они такими уж большими друзьями или просто принадлежали одной компании, но, полагаю, в его возрасте смерть, особенно такая жестокая, всегда кажется чем-то нереальным. Только не пытайся сменить тему! Так как насчет археологов? — Трудно сказать. Иза, ты же знаешь о моих отношениях с мужчинами. Я постоянно влюбляюсь в кретинов. А по-твоему, что мы должны о них думать? — Ну, без сомнения мы знаем, кто из них самый общительный. Или лучше одевается. Мокасины от Гуччи, не меньше! — Это ведь хорошо? — спросила я, хмыкнув. Иза считала, что я совершенно ничего не смыслю в моде, и мне нравилось поддразнивать ее, а ей — меня. Иза вздохнула. — Лара, твои познания в моде просто ужасны. Мне действительно придется заняться твоим обучением. Г-у-ч-ч-и. Это Италия, это модно и дорого. Без сомнения, Джонатан — самый хорошо одевающийся археолог из всех археологов, которых я видела. У него даже повседневная одежда с Савил-Роу[17]. К тому же он отличный собеседник. Лукас не особенно многословен, тебе не показалось? — Да, зато он одевается, как археолог. Я не думаю, что есть какой-либо смысл спрашивать у тебя, кто, где или что такое Савил-Роу. Иза отнеслась к моему замечанию с тем презрением, которого оно заслуживало. — Думаю, можно с уверенностью предположить, что Джонатан живет не на зарплату археолога. Скорее всего, он с самого начала был богат, выходец из аристократии, выпускник Оксфорда, из золотой молодежи. Чаепития в Букингемском дворце и все такое. Думаю, нам следует навести о нем справки. Тут вошел Норберто с двумя маргаритами на подносе. — За счет заведения, — улыбнулся он. — Мама просила принести все, что вы пожелаете. Она ушла высказать соболезнования матери Луиса и Рикардо. — Иза, как продвигается полицейское расследование? — спросила я, когда Норберто ушел в дом. — Полиция говорит, что это вооруженные разборки между группировками, — ответила Иза. — Наверно, это их официальное заявление, но, как я уже тебе говорила, майор Мартинес намекнул — даже более чем просто намекнул, — что в этом замешан дон Эрнан. — Но это чушь! — Попробуй скажи об этом Мартинесу. Луис был найден на крыше музея. Как, черт возьми, его туда занесло, если это были разборки между группировками? Некоторое время мы молчали. — Иза, я хочу попросить тебя об одолжении. — Пожалуйста. — Мне нужно знать адрес и точный маршрут к дому Диего Марии Гомеса Ариаса. Она удивленно подняла брови. — Его имя или, скорее, инициалы Д.М.Г.А., если я не ошибаюсь, довольно часто встречаются в дневнике дона Эрнана. — А как ты собираешься… дерево! Я кивнула. Позже тем же днем она ушла и вернулась через пару часов. Она вручила мне листок бумаги с адресом и нарисованным от руки маршрутом. Еще она передала мне связку ключей от машины. — Тебе понадобится транспорт, — заговорщицки прошептала она. — К одиннадцати часам вечера моя машина будет стоять на боковой улочке. Я поеду к друзьям на пару часов, потом по пути домой заберу ее и поеду в гараж. Остальная часть дня тянулась уныло, если не считать Джонатана, который зашел выпить и «навестить заключенную», как он выразился. Мы хорошо провели время, но он не смог остаться на обед. Сказал, что ему нужно работать. Теперь я взглянула на его обувь с уважением. Итальянская, модная и дорогая… Мы сидели в кухне и смотрели новости по телевизору. Смерть Луиса Валлеспино вызвала взрыв гнева и горя среди жителей города. Его похороны показывали в новостях, и на них присутствовало много народу. Я вглядывалась в толпу, надеясь разглядеть Алехандро, но не увидела его. Сразу после одиннадцати я выключила свет, снова надела темные брюки и свитер и вылезла через окошко в ванной комнате, как я уже проделывала раньше. Мне пришлось ждать, сидя на дереве, пока не уйдет вышедшая прогуляться пара, затем я спустилась вниз и повернула за угол. Как Иза и обещала, «мерседес» был на месте, и я поехала так быстро, как только могла. Согласно указаниям Изы я ехала на север по Пасео де Монтехо в ту часть города, которую считали местом проживания богачей и знаменитостей. Когда торговля агавой перестала быть выгодным бизнесом, пав жертвой появления искусственных волокон, а содержание и ремонт домов на бульваре стали слишком дорогим занятием для следующих поколений, богатые переехали на север и поселились вдоль дороги, ведущей в Прогресо. Действительно, если считать Пласа Махор[18] центром Мериды, то чем дальше на север вы уедете, тем богаче дома вы увидите. Семья Гомеса Ариаса жила далеко на севере, даже дальше загородных клубов. Дома здесь были огромными, и, несмотря на полдвенадцатого ночи, почти все окна были залиты светом как доказательство любви мексиканцев ложиться спать далеко за полночь. Я была рада, что еду на «мерседесе». Мне попалось несколько патрулей частной охраны. Некоторые из них ехали в машинах, другие шли пешком с собаками. «Мерседес» в этом месте не вызывал подозрений. Среди извилистых улочек было непросто отыскать нужный мне адрес, однако наконец я остановилась у ворот роскошного поместья, которое Диего Мария Гомес Ариас называл своим жилищем. Я нажала кнопку звонка у входа и произнесла свое имя в маленькую коробочку, на безукоризненном, как я надеялась, испанском прося о короткой встрече с сеньором Гомесом Ариасом. Последовала долгая пауза, во время которой я пришла к мысли, что все это — очень глупая затея. Ну кто откроет ворота незнакомому человеку в полдвенадцатого ночи? Я была готова сдаться и отправиться назад, в гостиницу, опасаясь, что на меня спустят собак, но вдруг огромные кованые железные ворота медленно распахнулись. Я въехала во двор по чисто подметенной подъездной аллее, фары «мерседеса» высвечивали кусты гибискуса, которые, должно быть, весьма эффектно смотрели в свете дня. Дом поразил меня, ибо был довольно необычным для Мериды. Его архитектурный стиль можно было счесть скорее английским или французским, чем традиционным испанским: вход через галерею, травленное свинцом оконное стекло и, вопреки моим ожиданиям, никакой плитки или массивной деревянной резьбы. Это впечатление усилилось, когда в ответ на мой звонок открылась дверь, и я вошла в потрясающее зеркальное, облицованное черно-белым мрамором фойе. Открывшая дверь горничная также была в черно-белой униформе и довольно высокомерно оглядела мое одеяние. По крайней мере, будучи вся в черном, я тоже соответствовала дизайну. Мне пришлось немного подождать. Минуты ожидания я использовала как прекрасную возможность осмотреться. Вход украшала огромная хрустальная люстра, с одной стороны фойе находилась винтовая лестница, а справа от меня — дверь, ведущая, как я очень скоро узнала, в гостиную. Все стены были зеркальными, но подобный декор мне никогда не нравился. Картины висели прямо на зеркалах, свисая на тонкой проволоке, прикрепленной к потолку. Однако полотна впечатляли. Одна из картин, я была в этом почти уверена, являлась настоящим Пикассо, другая — Матисс. Дела у сеньора Гомеса Ариаса явно шли хорошо. Да к тому же он знал толк в искусстве. Дверь налево вела в столовую, укомплектованную еще одной хрустальной люстрой. Оба осветительных прибора были такими огромными, что мне подумалось, а не позаимствовал ли дон Диего Мария парочку лишних люстр из залы своего отеля. Спустя несколько минут я услышала, как кто-то спускается по ступенькам. Это был не дон Диего, а элегантная женщина примерно сорока лет, которая одной рукой вцепилась в перила, а другой — в бокал с мартини. Она довольно неуверенно спускалась по ступенькам. Ей шла бежевая гамма: зачесанные назад светлые, серовато-желтые, длинные распущенные волосы, кремово-бежевый свитер, который, как мне показалось, был из кашемира, и бежевая замшевая юбка. — Шейла Страттон Гомес, — сказала она, обращаясь ко мне по-испански. — Жена Диего. Его третья жена, если быть точной. А вы…? — Лара Макклинток. — Слава Богу, с таким именем вы должны говорить по-английски. Входите, — сказала она, махнув рукой в сторону двери направо. Ее обувь была на очень высоких каблуках, которые так нравятся мужчинам, а у меня вызывают головокружение. Я не могла представить, как она умудрялась ходить на них даже в трезвом состоянии, а, судя по бокалу мартини и ее общей неустойчивости, она была пьяна. — Вы же не откажетесь выпить, — сказала она, когда мы уселись в большие продавленные бархатные кресла напротив огромного мраморного камина имперских пропорций. Я поняла, что она хочет еще мартини. Снова появилась горничная, и Шейла Гомес попросила принести белого вина для меня и еще один мартини для себя. Обращаясь ко мне по-английски, что выдавало в ней американку, с горничной она разговаривала на официальном кастильском испанском. Этот язык казался мне экзотикой, даже когда на нем говорил уроженец Кастилии, но от человека вроде Шейлы, которая явно выучила его, уже будучи взрослой, услышать подобное было чем-то уж совсем сверхъестественным. Ее нынешнее, не слишком трезвое состояние только усугубляло довольно невнятное качество ее речи. — Моего мужа нет дома. Может, я смогу вам чем-то помочь? — произнесла она, когда принесли напитки. — Я кое-кого разыскиваю, — ответила я, — и я надеялась, что сеньор Гомес Ариас сможет мне помочь. — Как восхитительно таинственно, — сказала она. Слово «восхитительно» она произнесла не слишком внятно. — Расскажите мне подробнее. — Я пытаюсь найти сеньора Эрнана Кастильо. Я приехала в Мексику несколько дней тому назад по его просьбе, но в первый же вечер моего приезда он позвонил и сообщил, что ему нужно уехать, и с тех пор от него нет никаких известий. — Доктор Эрнан. Прекрасный человек. Образованный, добрый. Мне было жаль, что он перестал к нам заходить. Раньше он часто приходил к нам на обед. Мы говорили о Нью-Йорке, Бостоне, где я родилась, Филадельфии. Дон Эрнан очень интересовался всем американским, вы понимаете, о чем я. Чудесный человек, — повторила она. — Когда и почему он перестал приходить к вам? — спросила я, стараясь перейти к главному, пока очередной бокал мартини не окажет на нее свое пагубное воздействие. — Думаю, с месяц тому назад. Они с Диего из-за чего-то поссорились. Это произошло в кабинете Диего, дверь была закрыта. Я не знаю, о чем они спорили, но мне показалось, что они ругаются, — сказала она. — У вашего мужа были деловые отношения с доном Эрнаном? — спросила я. — Думаю, да. Диего входит в правление музея. Он не слишком любит разговаривать со мной о своих делах. Я — молодая жена состоятельного человека, понимаете. Из хорошей американской семьи, я имею в виду — из состоятельной семьи. Он берет меня с собой только на официальные мероприятия, — горько произнесла она. Я сочувственно вздохнула. — Он — неплохой человек, правда. Я знаю, что у него репутация бессердечного дельца, но… — она умолкла. Мы обе услышали, что в холл кто-то зашел. В комнату заглянула молодая, весьма привлекательная женщина лет двадцати пяти, с темными волосами и карими глазами. Мне показалось, что я уже где-то ее видела. Она бросила взгляд на бокал мартини в руке Шейлы, затем на меня и вышла, не произнеся ни слова. Шейла встревожилась.