— Я ем. — Грей приготовился к обороне. — Ну вот, а вы только начали мне нравиться… — О’Доннелл все же взяла кусок пиццы и, жуя с мрачным выражением лица, проворчала: — Еще и холодная… Ледяная пицца с ананасом. Дожили. — Мне нравится, как вы себя жалеете, — сказал Тейтум с улыбкой, — но, может, пойдем где-нибудь перекусим? О’Доннелл пожала плечами. — Что ж, полагаю, и дочь, и муж давно спят, так что я вполне могу сходить с вами. — Спасибо за честь. У Тейтума зазвонил телефон. Зои. Он жестом попросил О’Доннелл подождать и ответил на звонок. — Тейтум? — У Бентли был странный, дрожащий голос. — Что такое? — Я в номере гостиницы… — Это прозвучало так, будто она сама не уверена, где находится. — Я тут с О’Доннелл. У тебя что-то важное? — А… — Долгая пауза. — Не, не очень важное. Может подождать. Правда, ничего важного. — Зои, что-то случилось? — Что? — Теперь в ее голосе звучал страх. — Нет. Ничего не случилось. Увидимся завтра. Она дала отбой. Грей, нахмурившись, смотрел на телефон. — Итак, — сказала О’Доннелл, — мы идем есть? Глава 34 Владеющий собой человек весь день провел вдали от дома, чувствуя себя как плохой актер на подмостках собственной жизни. Он словно все время забывал свои реплики и мимику. Двигался неловко, механически. Его тело превратилось в тяжелый удушливый костюм, который не снять, как ни старайся. Хотелось бросить все, уйти со сцены. Но никакой сцены не было, как и сценария. И он знал, что Дэниел будет в ужасе, если он привлечет к себе еще больше внимания. Поэтому держал себя в руках. Однако все время до возвращения домой так сильно сжимал челюсти, что теперь голова у него чуть не раскалывалась. Закрыв за собой дверь, он тут же понял, что у Дэниела выдался плохой день. Если живешь с тяжелобольным человеком, развиваешь чувствительность к его боли. Может, что-то меняется в запахе его дыхания и пота… Или Дэниела выдал слабый стон, донесшийся из-за закрытой двери комнаты для гостей… Неважно. В доме поселился недуг. Владеющий собой человек добрался до холодильника и рывком открыл дверцу. Осталось пять флаконов. Наверное, кровь чем-то разбавлена. Нужно увеличить дозу. Он взял три флакона, подошел к шкафу и извлек из него большую кофейную кружку. Вылил содержимое флаконов в кружку, наполнив ее почти доверху. На поверхности появился большой пунцовый пузырь; потом он лопнул. Владеющий собой человек поднес кружку к губам и жадно пил, чувствуя, как вязкая жидкость, соленая, с металлическим привкусом, обволакивает язык, десны, зубы, стекает в горло. Подействовало. По телу разливалось спокойствие. Вот что ему было нужно все это время. Как он мог забыть… Вдруг у него перехватило дыхание, к горлу подкатила желчь, и он метнулся в туалет. Как раз вовремя, потому что его вырвало; он хватался за унитаз обеими руками, кашлял и давился, на глазах выступили слезы. Вытирая лицо, наблюдал, как бурлит вода с красной рвотой; белый фаянс покрылся розовыми и коричневыми пятнами. Кровь той женщины испорчена! Вот почему она ему не помогала, вот почему он не мог ее переварить. Он склонился над раковиной, включил воду, побрызгал на лицо. И смотрел, как рыжие капли, стекавшие с подбородка, исчезают в стоке. Затем надел пальто и вышел на улицу, все еще откашливаясь: его преследовал запах и вкус собственной рвоты. Улица покачивалась — или это он сам? Он побрел медленно, шаг за шагом, следуя за шумом автодороги. Владеющий собой человек не знал точно, что искал, — просто хотел сбежать. Он шел, дрожа, обхватив себя руками, и вдруг увидел ее. Женщину с ребенком. Ту самую, которую встретил пару дней назад. На этот раз он не сдрейфит. Ему нужен кто-то неиспорченный. * * * Все вокруг давали Джоан советы по воспитанию сына. Допустим, этого можно было ожидать от ее матери, которая все и всегда знает лучше, и от невестки, растившей троих детей и потому считавшей себя гуру. Но оказалось, что в вопросах материнства разбирался абсолютно каждый: и соседи, и продавцы в супермаркете, и даже холостые приятели мужа. Все они не только лучше Джоан знали о воспитании, но и чувствовали насущную необходимость делиться своими знаниями. Излюбленная тема ликбезов — детский сон. Особенно часто поступали советы о том, как укладывать ребенка спать, что делать, когда он проснется, и «Джоан, ты опять все делаешь не так». Поначалу она сопротивлялась. Даже пробовала объяснять, что не все дети одинаковы. Что некоторые из них плохо спят. Что у детей, бывает, режутся зубки, а с болью уснуть не получается. И нет, она не станет просто оставлять сына плакать в кроватке часами. Но после многочисленных закатываний глаз, тяжелых вздохов и снисходительных «поступай-как-знаешь» Джоан стала просто кивать. Казалось, это всех устраивало. Ей давали совет — она кивала и продолжала делать так, как считала нужным. Сын быстро засыпал во время прогулки. Не так уж сложно ходить гулять после обеда и по вечерам. Сейчас он мирно посапывал в коляске, и Джоан улыбнулась, глядя на его милое личико. Она подняла голову — и вдруг запнулась. К ней направлялся мужчина со странной гримасой на лице. Волосы растрепаны, движения странные, порывистые. У Джоан перехватило дыхание, когда она заметила, что он горящими глазами уставился на коляску. Повинуясь инстинкту, Джоан свернула в сторону дороги, быстро посмотрев по сторонам. Машин не было, и она перешла дорогу, ускорив шаг. Хотела позвонить мужу, но тот, как обычно, работал допоздна, а на работе он не отвечал на ее звонки. Да и что бы она ему сказала? «Я видела странного человека на улице?» Муж смеялся бы до колик. А она не собиралась… Мужчина следовал за ней. Краем глаза Джоан заметила, как он перешел дорогу и теперь находится прямо позади нее. Она почти бежала; до дома оставалось несколько метров. Снова пересекая улицу, Джоан услышала его приближающиеся шаги. Теперь она толкала коляску одной рукой, а другой шарила в кармане пальто в поисках ключей от дома. Он близко. Слишком близко. Она не успеет открыть дверь и войти внутрь. Джоан обернулась со словами: — Если подойдешь ближе, я закричу! Ее голос дрожал, но звучал громко и отчаянно. Мужчина остановился и что-то сказал, но его невнятное бормотание было адресовано не ей. Он разговаривал сам с собой. Заметив на его подбородке странный блеск, Джоан с ужасом поняла, что это слюна. Она повернулась и побежала к дому; сын проснулся в трясущейся коляске и закричал. Джоан сунула ключ в замок, повернула его и, оказавшись в прихожей, тут же захлопнула за собой дверь. Закрыв ее на щеколду, глубоко вздохнула. Малыш заплакал. — Тише, — проговорила она, борясь со слезами, — шшш, тише… Принялась искать телефон в колясочной сумке. Раньше ей нравилась эта сумка, потому что туда помещалось все, что нужно: бутылочка, соска, подгузники, салфетки, — но сейчас Джоан возненавидела весь этот хлам. Где же дурацкий телефон? Вот! Она набрала номер мужа. Прослушав восемь гудков и не дождавшись ответа, сбросила звонок. Расстроившись, выглянула в окно. Мужчина ходил взад-вперед у двери, бормоча что-то себе под нос. Теперь его голос звучал громче, и она разобрала несколько слов. «Выдержка… младенец… дверь». Джоан позвонила в Службу спасения. — Это «девять-один-один», что у вас случилось? — Перед моим домом какой-то мужчина, — прошептала она. Ребенок кричал, и ей хотелось взять его на руки. Но взмокшие ладони были такими скользкими, что тогда она выронила бы телефон. — Он преследовал меня до двери. — Дверь сейчас заперта? — Д… да. — Он все еще у двери? — Да, я вижу его через окно. Он разговаривает сам с собой. Пришлите кого-нибудь, мне страшно… — Можете назвать свой адрес? Несколько мгновений Джоан не могла вспомнить, но наконец собралась с мыслями и продиктовала адрес. — Хорошо, как вас зовут? — Джоан. — Джоан, вам нужно сохранять спокойствие. Я направила к вам патрульную машину. Вы все еще видите мужчину у двери? Джоан выглянула в окно. На улице никого. — Н… нет, вроде бы ушел.