– А когда он в себя придет, Филипп Георгиевич? – уточнила я, когда Тимофеев уже стоял на пороге. – Скорее всего, к утру. Но к утру Ли Си Цын в себя так и не пришел. Продолжал то ли спать, то ли находиться в бессознательном состоянии. Одна радость: язык уже не свешивался из пасти, а сам зверь не валялся тряпочкой, а свернулся во вполне себе узнаваемый клубок. Пришлось Владимиру Викентьевичу остаться с ним, и к следователю мы пошли вдвоем с Тимофеевым. Глава 35 Несмотря на договоренность о том, что следователь примет нас поутру в определенное время, пришлось посидеть в приемной. Суровой такой приемной, с позолоченной табличкой на двери и важной секретаршей, встающей стеной на пути желающих попасть в кабинет. В моем представлении следователи должны быть обрамлены антуражем поскромнее, но этот, видно, занимался исключительно делами императорской фамилии и должен был соответствовать. Поэтому и принять нас вовремя никак не мог: то ли действительно был занят, то ли показывал свою важность – боги его знают. Но возможно, это и к лучшему, так как буквально через пять минут появились родители Николая. Анна Васильевна выглядела настолько хищно, что возникни здесь Ольга Александровна – выдранными волосами не отделалась бы. Волчица собиралась защищать своего волчонка до последнего, пусть тот был уже взрослый и немного хомяк. Петр Аркадьевич тоже выглядел скорее собранным, чем встревоженным неопределенной участью сына. Правда, ни следа его обычной жизнерадостности на лице не было. Как ни странно, сейчас он тоже выглядел хищником, ступившим на тропу войны. И даже больше хищником, чем жена. Я даже засомневалась: возможно, я не все знаю про хомяков? – Лиза, что вы тут делаете? – удивленно спросил Петр Аркадьевич. – Ждем, когда нас примет следователь. – Вас вызывали? – Мы, точнее Филипп Георгиевич, договорились о встрече. – Я указала на спутника, не желая присваивать чужие достижения. – Анна Васильевна, Петр Аркадьевич, позвольте вам представить Филиппа Георгиевича Тимофеева, заведующего лабораторией целительских артефактов. Анна Васильевна на Тимофеева отвлекаться не стала. – И зачем вам понадобилась встреча со следователем? – нехорошо прищурилась она, наверняка вспомнив, что читала про меня в газетах. Я бы сама отнеслась с подозрением к той, кто якшается с членами императорской фамилии. И пусть это происходило исключительно на газетных страницах, но она-то этого знать не может. – Потому что у вашего сына на это время есть алиби, о котором он ни за что не скажет. А я скажу. Потому что считаю, что он не должен страдать из-за излишней щепетильности. Родители Николая переглянулись. – Правильно ли я понимаю, Лиза, – чуть смущенно сказал Петр Аркадьевич, – что в это время он был с вами? Но даже если это так, получится ваше слово против слова Ольги Александровны. И боюсь, ее слово весит намного больше. – Кроме моего слова, есть еще слово моей служанки и журнал посещения университета, выписку из которого Филипп Георгиевич предусмотрительно взял. – Действительно, предусмотрительно, – одобрил Хомяков. – Журнал мог бы и пропасть. – Выписки тоже могут пропасть, – пессимистично заметила Анна Васильевна. – Саша говорил, что дело находится на контроле императора и его очень сложно будет урегулировать. – Но можно, если вы перепишете на него железнодорожные акции, Анна Васильевна? – предположила я. – Откуда вы знаете? – удивился Петр Аркадьевич. – Волков, конечно, не делал секрета из своего желания заполучить наши акции, но и не говорил об этом при посторонних. И да, перед тем как что-то предпринимать, он выставил условие – заключить договор о передаче ему акций, когда ситуация с Николаем разрешится благополучно. Вот ведь какой штабс-капитан: и там, и тут желает успеть и получить выгоду. Только не зря же в народе говорят: за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь. Так и Волков не получит ни меня, ни акций. – Акции ему отдавать нельзя, – заявила я, почему-то почувствовав себя самым настоящим хомяком, на имущество которого покушались. Конечно, к акциям я пока еще не имела никакого отношения, но и иметь не буду, если они отойдут Волкову. – Мне кажется, штабс-капитан вообще в сговоре с Ольгой Александровной. Слишком уверенно он утверждает, что поможет. Анна Васильевна посмурнела, словами про родственника я явно прошлась ей против шерсти, и пусть наверняка она сама подумывала об этом, но не возразить не могла: – Слишком серьезное обвинение. И бездоказательное. Или у вас есть доказательства, Лиза? – Нет у меня доказательств, – вынужденно признала я. – Но считать вашего племянника белым и пушистым все равно не могу: он слишком много давал поводов думать о нем плохо. – Вот как? Хомяковы опять переглянулись: видно, не рассказывал племянник Анне Васильевне о наших частых встречах, да и о разрешении Фаины Алексеевны тоже наверняка умолчал. Впрочем, оно сейчас все равно не имело силы. Расспросить меня не успели, поскольку дверь открылась и впустила обсуждаемую персону. Штабс-капитан выглядел вполне довольным жизнью до тех пор, пока не увидел меня. – Лиза, что вы здесь делаете? – не тратя время на приветствия, спросил он. – У меня есть неопровержимые доказательства того, что в то время, когда было совершено покушение на Ольгу Александровну, Николай был совсем в другом месте. Со мной. Тимофеев недовольно кашлянул. Наверное, будучи главой клана, нужно больше беспокоиться о внешних приличиях, но для меня они сейчас были куда менее важны, чем судьба Николая. Волков же расплылся в столь хищной улыбке, что я подумала: а не идет ли сейчас все так, как ему нужно? Или просто штабс-капитан натренирован игрой в покер и хорошо блефует? – Лиза, с вашей стороны это непредусмотрительно, – сказал он. – Беспокойство о ближних – весьма похвальное качество для столь юной барышни, но еще больше она должна переживать, что о ней будут думать окружающие. О ней и о клане. Что скажет Фаина Алексеевна? Уверен, она ничего не знает, а когда узнает, будет резко против такого урона вашей репутации. А поскольку вы лицо несовершеннолетнее, увы, только она будет решать, выступите ли вы свидетелем на суде. И боюсь, ее решение будет однозначно не в пользу бедного Николая. – Саша, как ты можешь так говорить, – возмутилась Анна Васильевна. – Речь идет о судьбе Коли. – Боюсь, Анна Васильевна, что судьба внучки для Фаины Алексеевны окажется куда важнее судьбы вашего сына. Ведь после того, как Лиза выступит на суде, единственной возможной партией для нее станет Николай. – Мы не возражаем, – торопливо сказал Петр Аркадьевич. Но Волков не обратил ни малейшего внимания на его ремарку и продолжил: – А это никак не удовлетворит Рысьиных. – Видите ли, Александр Михайлович, – с улыбкой сытой кошки, дорвавшейся до сметаны, ответила я. – Ваше предположение априори неверно, поскольку опирается на ту информацию, которая у вас есть, а она не полная. Фаина Алексеевна более не имеет ко мне никакого отношения. И клан Рысьиных тоже, поскольку сейчас я состою в клане Рысьих. Для Волкова мое сообщение оказалось неприятным ударом, даже его холеную физиономию чуть перекосило, но он справился с собой быстро. – А что это меняет, Лиза? – лениво спросил он. – Какой бы клан ни был, его глава все равно будет против такого урона репутации. Так что с вашей стороны весьма некрасиво подарить надежду родителям Николая. Кстати, а кто у вас глава? Не припомню такого клана. Слишком мелкий, наверное. Он нехорошо прищурился, наверняка наметив следующим шагом визит к этому самому главе, чтобы заручиться помощью. Или запугать. – Мы только зарегистрировали клан, он еще не успел вырасти, – пояснила я. – А глава не будет против, не переживайте, поскольку глава – я. – Вы? – пораженно выдохнул Волков, разом потеряв всю невозмутимость. – Быть того не может. Там требуемый уровень магии не меньше пятисот. – Да-да, я помню, только вчера подтверждала. – Зубы я показала с огромным удовольствием. – Лиза, и вы собираетесь себя хоронить с таким уровнем магии? Это преступно! – возмутился Волков. – И со стороны Фаины Алексеевны было преступно пустить ситуацию на самотек. Имейте в виду, стоит вам появиться на суде, и вы из желанной невесты превратитесь в парию. А если Николай не захочет на вас жениться… – Саша, как ты смеешь! – воскликнула Анна Васильевна. – Значит, судьба моя такая – остаться старой девой, – ласково ответила я почти одновременно с ней. – Я не могу позволить Николаю пострадать ни за что. Волков что-то выдавил сквозь зубы, наверняка ругательное и не очень приличное. Но сделал это столь тихо, что слов все равно никто не разобрал. Просить повторять мы его не стали, поскольку в кабинете зазвонил колокольчик, секретарша подскочила, метнулась к начальству, а выйдя оттуда, сразу пригласила нас с Тимофеевым в кабинет. Солидный такой кабинет. С паркетными полами, натертыми до блеска и частично прикрытыми красной ковровой дорожкой. С солидной мебелью с толстыми резными ножками и позолоченными ручками. И солидным хозяином, чей солидный животик обтягивала новехонькая форма с золотыми галунами. К моему заявлению и выписке с проходной университета он отнесся без особого воодушевления. Важно выслушал, все изучил, потом столь же важно сказал: – Это ничего не доказывает. Вы лицо заинтересованное. – А выписка с проходной? – Поручик Хомяков мог покинуть университет и вернуться туда не через проходную. – Как это не через проходную? – возмутился Тимофеев. – Это невозможно. – Есть способы, – туманно ответил следователь. – Разглашать их я, разумеется, не буду, это не в интересах следствия. Способы подходят не всем, но поручик входит в группу лиц, которые могут таким образом покидать университет незамеченными. И возвращаться, соответственно, тоже. Он лениво вертел в руках карандаш и даже не смотрел на нас. Почему-то подумалось, что ему уже спустили сверху результат расследования и от наших слов сейчас не зависит ровным счетом ничего. Теплое место предполагало полную лояльность хозяевам, и следователь сейчас отрабатывал жалованье и кабинет, а не стремился найти истину. – То есть вы утверждаете, что Елизавета Дмитриевна лжет? – холодно спросил Тимофеев. – Она лицо заинтересованное, – невозмутимо повторил следователь. – А моя служанка? – уточнила я. – Разумеется, тоже. – А ментальная магия? – ухватилась я за соломинку. – Меня же может допросить специалист по ментальной магии, чтобы подтвердить, что я не лгу. – Вы могли видеть иллюзию и даже не подозревать об этом. – Он почти зевнул мне в лицо. – А Николай? То есть поручик Хомяков. Уж он точно может знать, что был у меня не иллюзией. – К сожалению, подобный допрос поручика Хомякова невозможен. Разумеется, невозможен, потому что все обвинение рассыплется карточным домиком после такого допроса. – Это официальная позиция следствия? – Помилуйте, барышня, – снисходительно усмехнулся этот тип. – Следствие еще идет. Разумеется, ваше заявление и другие бумаги я приложу к делу. Но если вы рассчитываете, что после вашего заявления поручик Хомяков будет отпущен на свободу и сможет избежать карающего меча правосудия, то вы глубоко заблуждаетесь.