– Не момент. – Я соскочила с колен и ухватилась двумя руками за банку. – Давай как-нибудь в другой раз. Та минуту прошла, и мы оба поняли это. Я с преувеличенным стараньем стала накладывать варенье на блюдце и громко спрашивать: какой ему заварить чай – простой или с бергамотом. Он, сердито мотнув головой и сказал, что простой. Но этот вопрос я могла и не задавать. Я прекрасно знала, что Денис не признает чаи с добавками. Но мне надо было чем-то заполнить неловкую паузу, которая возникла после… Я подумала, что своими хозяйственными хлопотами, танцами около плиты, соленьями-вареньями многие женщины компенсируют нехватку в семейной жизни секса и страсти. Своего рода сублимация. Только у творческих людей энергия уходит в искусство, а у простых – в кухню и дом… А потом женщины удивляются, что муж находит на стороне любовницу и как-то разом забывает про домашний очаг, который ему возводили в течение многих лет. Очаг рушится как карточный хлипкий домик и раздаются горестные вопли и жалобы на стервеца-подлеца, связавшегося с другой… – Эвы нет, – сказала я, наливая себе чай с мятой. – Где она? – Объявится. А не объявится, так и не надо. – Интересно, – сказала я, подцепляя листик мяты ложкой, – а каким макаром этого француза занесло в наш город? – Ты же говорила, что он – турист. – Предполагала, – уточнила я, отправляя мяту в рот. – Как корова, – сказала Денис, отбирая у меня половину листика. – Обожаю мяту. Скривив рот, он съел отобранный листик. – Ты же не любишь мяту, – удивилась я. – Полюблю, – мрачно пообещал Денис. И тут я поняла: ему хочется как-то приобщиться ко мне, пусть даже с помощью этого дурацкого листочка, вроде мы едим одну пищу, сидим за одним столом… Бесчувственная ты, Александра! – пожурила я себя. – Человек к тебе тянется, а ты… Если говорить честно, то я не понимала, почему я не влюблена в Дениса – он симпатичный, заботливый, надежный. А между тем, секс с ним больше похож на скучную обязаловку, и я никак не могу относиться к Денису иначе, чем к брату. Похоже, что я страдаю элементарной фригидностью, решила я. В женских журналах много пишут на эту тему. Сейчас это не такое уж редкое явление. – А ты помнишь, как мы познакомились? – хриплым голосом спросил Денис. Я вскинула на него глаза. – Помню. Это было два года назад. В мае. Тогда еще только-только прошли весенние холода – и первые теплые деньки застали население города врасплох. Все разом бросили свои домашне-будничные дела и бросились на природу: жарить шашлыки, рыбачить, тусить и вообще расслабляться по полной. Я не собиралась никуда уезжать – я навещала свою школьную учительницу, которая позвонила мне и попросила купить ей в аптеке лекарство и привезти домой. Ее дети уехали в другой город к отцу, а она внезапно слегла, и поэтому обратилась ко мне. Визит к Марье Петровне затянулся – просто приехать и отдать лекарство не получилось. Она стала расспрашивать меня о моей жизни – я вертелась как на иголках, так как хвастаться особо было нечем, и тогда я предприняла весьма рискованный шаг: спросила ее о детях. И здесь на меня обрушились мегатонны информации – как я выбралась из-под этих завалов, сама не знаю… Когда я стала собираться домой, то было уже начало двенадцатого. От предложения заночевать я категорически отказалась. Дорога к моему дому проходила через небольшой сквер. Было уже совсем темно, и фонари горели только по бокам буйно разросшихся кустов. А посередине – черная пустота-дырка, идти через которую было особенно боязно и страшно. Но выхода не было и я почти бегом направилась через сквер, словно у меня за спиной внезапно прорезались крылья. Перед самым выходом из сквера, обозначенным неработающим фонтанчиком и двумя покосившимися скамейками, мне попалась пьяная компания, с которой я собиралась быстренько разминуться. Но у компании в отношении меня были совсем другие планы. Трое подвыпивших юнцов настойчиво пытались выяснить, как мое имя и «почему я ломаюсь, отказываясь с ними выпить». Я уже прикидывала маневры к отступлению, собираясь повернуться к ним спиной и дать стрекача, как вдруг услышала, что рядом прогудело спокойное: – А вот к девушке приставать нехорошо. Тем более, без всякого на то ее согласия. Я повернула голову. Справа от меня высился здоровый парень: его силуэт четко вырисовывался в свете фонарей, и я остановилась как вкопанная, не зная, как реагировать на обретенного спасителя – то ли кинуться к нему, то ли оставаться на месте. Наконец я шагнула к нему, и тут юнцы загалдели высокими голосами, выкрикивая нам разные оскорбления. На мое плечо легла крепкая рука. – Отойди. В сторону. Я послушно отступила, и тут новоявленный спаситель решительно шагнул к моим обидчикам. Это было последнее, что я помнила. Все дальнейшее происходило, как в классических фильмах-боевиках. Четкие удары со свистом рассекали воздух – истошные вопли юнцов свидетельствовали, что весь их запал был сплошным заскоком и бравадой. Они бежали, как персы от армии Александра Македонского – бежали так, что только пятки сверкали. – Вот и все, – услышала я рядом спокойно-насмешливое. – Путь, барышня, свободен. Можете идти. – Спасибо, – я повернулась к нему. Мой спаситель пристально уставился на меня, а потом выдавил: – Я вас провожу. Вдруг еще кто-нибудь пристанет. Позже Денис уверял, что влюбился в меня с первого взгляда. Я отшучивалась, но похоже, так оно и было… … По крыше монотонно молотило, как будто бы кто-то отплясывал чечетку и не собирался бросать это занятие. – Гроза будет всю ночь, – утвердительно сказал Денис. – Точно! Похоже, ты прав и она никогда не кончится. Просто какие-то хляби небесные разверзлись. Еще чая? – Не хочу. – Слушай! Я как-то совсем не подумала: может, ты хочешь есть? – Не хочу. – Хочешь, но боишься в этом признаться. Знаю тебя: все скромничаешь и жмешься. Но когда я полезла в холодильник, то сразу вспомнила, что у меня ничего нет. Кроме остатков сыра, сливок и «свежайшего молока», купленного для Эвы. Ну и еще булочки. Хорошая еда для здорового двадцатисемилетнего мужика. – У меня… это… ничего нет, – жалобно сказала я. – А мне ничего и не надо. Пошли спать. В этот момент громыхнуло как-то особенно сильно – протяжно, с завыванием. – Жуть какая. Ты калитку хорошо закрыл? – По-моему, да. Точно не помню. Я торопился к тебе и ни на что не обращал внимания. – Если она не закрыта, то ее разнесет в щепки. Я выйду на крыльцо и посмотрю: если она не болтается, то все в порядке. Я вышла на крыльцо. Дождь шлепался крупными каплями в траву; шлеп-шлеп; ослепительно сверкнула молния, на краткий миг озарив все своим бело-безжизненным светом. И тут я увидела, что у березы стоит скуластая женщина лет пятидесяти в черном и смотрит на мой дом, скрестив на груди руки – как застывшее изваяние. Я сразу вспомнила Эву и ее рассказы о женщине, преследовавшей ее. – Денис! – закричала я. – Денис! – Он прибежал на веранду. – Смотри! – Я вытянула вперед руку. И тут напряжение, усталость, нервы, переживание за Эву подкосили меня, и я потеряла сознание. Очнулась я от того, что прохладная рука легла мне на пылающий лоб. Все вокруг проплывало, как в тумане. То ли во сне, то ли наяву я стояла на веранде и хохотала, удар молнии расщеплял надвое березу, которая тянулась ко мне длинными ветвями. Я застонала и открыла глаза. Денис отнял свою руку и внимательно посмотрел на меня. – Как ты себя чувствуешь? – А что? – я приподнялась на локте. – Что случилось? – Ты потеряла сознание, – нахмурившись, сказал он, – Причем внезапно. На крыльце. Ни с того, ни с сего истошно закричала, я прибежал, а ты уже лежишь. Судя по всему, у тебя настоящий жар. – Чепуха! – я попыталась принять полусидячее положение, но голова резко закружилась, и я упала обратно на подушку. – Который час? – Половина двенадцатого утра. – Это я лежу со вчерашней ночи без сознания? – Нет. Я тебя подхватил на руки. Ты очнулась. Начала бредить: якобы ты видела какую-то женщину в черном у калитки. Она тебя преследует. И уже давно. Я пытался тебя успокоить, но через пару минут ты уже отрубилась и спала. Тогда я перенес тебя сюда, наверх. Я что-то сделал не так? – Пока все так. Но Денис… насчет женщины – это не бред. Это – чистая правда. Она действительно преследует… но не меня. А Эву. Она мне сама рассказывала об этом. Я не поверила ей, но сейчас мне об этом даже стыдно вспоминать. Получается, она права. А я как свинья даже не вникла в проблемы сестры, просто отмахнулась от них. И все. – Какая она тебе сестра! – резко сказал Денис. – Пожила девочка в свое удовольствие, а теперь свалилась на твою голову: ах, меня преследуют, ах, я несчастненькая! – Прекрати! – я недовольно засопела и уткнулась в подушку. Я лежала на той же самой кровати и под тем же самым одеялом, под которым вчера лежала Эва. Старым одеялом с пододеяльником в ромашках. – Никто не звонил? – Если ты беспокоишься о своей ненаглядной сестренке, то могу доложить, что она не звонила, – поддел меня Денис. – Дань! Она беременна! Как-то раз я назвала Дениса – Дэн, и он поморщился. «Не надо. Дэн – как кличка пуделя. Зови меня лучше Данькой. Так приятней».