Девоншир-хаус Пикадилли Лондон З1 Понедельник, 5 марта Уважаемая мисс Эшфорд, благодарим за Ваше письмо от 28 февраля. Просим Вас явиться на собеседование к доктору Чалмерс-Уотсон, нашему ведущему инспектору, в понедельник 26 марта в десять часов утра. Собеседование состоится в штабе Женского вспомогательного корпуса армии Его Величества в Девоншир-хаусе, Пикадилли. Пожалуйста, заполните вложенные бланки и верните их мне как можно скорее. Кроме того, имейте в виду, что, если Вы успешно пройдете собеседование, Вы должны будете также пройти медицинский осмотр. Искренне Ваша Мисс Аннабель Гопкинс, помощник администратора Женский вспомогательный корпус армии Бланк заявления, как ей показалось, не вызывал особой тревоги, хотя она и должна была назвать род занятий отца – как ей на это ответить? член палаты лордов? – а также описание полученного образования, каким бы скудным оно ни было. Ее просили указать, какого рода работу она хотела бы получить, а также назвать имена и адреса людей, которые могли бы стать поручителями. Одно рекомендательное письмо могла, конечно, написать Шарлотта, а вот со вторым возникали затруднения. Проблема состояла в том, что она вела такой закрытый образ жизни. Работала она только в ОЛАКе, никогда не училась в обычной школе, никогда не выходила за пределы круга знакомых и друзей ее семьи. Она прочла бланк еще раз: одно письмо требовалось от «любой женщины», а второе должно было исходить от «мэра, члена магистрата, священника, адвоката, врача или нотариуса». У нее не было личного врача, она не установила никаких отношений с викарием церкви Святого Михаила, куда они с Шарлоттой ходили на воскресные службы, и она никогда не консультировалась с юристами, отвечавшими требованиям. Но одного врача она все же знала. Он не понимал, как случилось, что он провел большую часть ночи, читая медицинские карты своих пациентов, заполняя бланки, готовя письма соболезнования и опять заполняя бланки. Робби скосил глаза на часы на дальней стене: почти четыре ночи. Он решил признать свое поражение и отложить на потом остаток бумаг, требовавших его внимания. Пока он работал, принесли новую стопку писем из дома. Он подошел к ряду ящиков для почты у стола старшей медсестры, вытащил письма из своего отсека и быстро просмотрел их. Идиотские указания и требования от начальства сразу отправились в корзину для мусора. Еще пришло извещение из банка, возможно, подтверждение того, что они увеличили сумму, ежемесячно отправляемую его матери. Последним оказался тоненький конвертик с адресом, написанным таким знакомым почерком, что ему даже не нужно было переворачивать конверт и смотреть фамилию отправителя. Он поспешил в свою палатку, надеясь без всяких на то оснований, что там будет пусто, и ему повезло – палатка в самом деле оказалась пустой. Том, вероятно, все еще работал со сложным переломом давно прибывшего пациента. Только теперь Робби вскрыл конверт. 21 Георгиана-стрит Лондон С-З1 Понедельник, 5 марта Дорогой Робби, надеюсь, это письмо застанет Вас в добром здравии. У меня потрясающая новость: сегодня утром я получила бланк заявления из новообразованного женского корпуса. Они просят меня прийти на собеседование 26 марта. Единственная трудность состоит в том, что мне нужны два рекомендательных письма. Одно от женщины (я попрошу Шарлотту), а другое от какого-нибудь официального лица. Я заранее извиняюсь за навязчивость, но не могла бы я рассчитывать на Вас как на второго рекомендателя? На этом закончу, потому что хочу, чтобы письмо ушло к Вам с вечерней почтой. Лилли P.S. Письмо нужно отправить доктору Чалмерс-Уотсон, Женский вспомогательный корпус, Девоншир-хаус, Пикадилли, Лондон З1. P.P.S. Спасибо! Значит, женский корпус, о котором Эдвард сообщил ей на Рождество, все же не был пустым разговором. Он сказал себе, что рад за Лилли, рад, что ее желание сбывается. Что касается того, как он относился к этому, разобраться в своих чувствах было в тысячу раз сложнее. Он, конечно, радовался за нее. Именно такую работу она искала уже не первый год. И он сомневался, что Военное министерство решится сознательно подвергать женщин опасностям войны, а потому ему не следовало беспокоиться за ее жизнь. Он не мог не признаться себе, что нервничает в связи с ее возможным поступлением в моторизованный корпус, потому что работа водителя – грязная, утомительная и опасная. Те его немногие друзья, у которых имелся автомобиль, половину своего времени тратили на возню с мотором, постоянно выходившим из строя, или на ремонт проколотых покрышек на обочине. Что касается несчастных случаев, то ему еще в Лондоне нередко приходилось лечить жертв дорожных происшествий, и это была ужасная работа. Могут ли ее отправить во Францию? Одной только этой вероятности было достаточно, чтобы преодолеть его неодобрительное отношение к выбранной ею профессии. Она вряд ли окажется где-то рядом с ним, но он может отважиться и посетить ее во время его следующего отпуска хотя бы ради того, чтобы убедиться, что она жива, здорова и не слишком тоскует по дому. В общем и целом это была лучшая из новостей, какие приходили к нему в последние годы. Он поднялся со стула, нашел карандаш и конверты, сел за единственный столик в палатке – рахитичный предмет мебели, одна ножка которого была явно короче других. У него ушло несколько минут на написание рекомендательного письма и ответа Лилли, еще минуты две на то, чтобы оставить конверты на столе старшей медсестры, которая должна была отправить их с утренней почтой. После чего он лег спать. 16 марта 51-й ПЛ Франция Дорогая Лилли, Ваше письмо от пятого числа прибыло с сегодняшней почтой, и я сейчас сяду за рекомендательное письмо доктору Чалмерс-Уотсон, как Вы просите. Я очень надеюсь, что оно прибудет в Лондон до Вашего собеседования. Пройдет совсем немного времени, и Вы будете писать мне из Булони или Кале – я в этом уверен. А теперь извините – я проработал без отдыха много часов и мне нужно немного поспать. Обещаю вскоре написать снова. Робби Меньше чем через неделю после получения ответа от Робби Лилли сидела на жестком стуле в мрачном коридоре, среди десятка молодых женщин, пришедших на собеседование к доктору Чалмерс-Уотсон. Каждые приблизительно десять минут помощница исключительно впечатляющей наружности открывала одну створку двойных дверей и называла фамилию, а потом закрывала дверь за вошедшей внутрь кандидаткой. Ни одна из вызванных женщин до сих пор так и не вышла назад в коридор. Лилли это показалось тревожным признаком главным образом потому, что у сидевших в ожидании женщин не было возможности вынести суждение о характере собеседования по поведению вышедшей из кабинета претендентки. – Мисс Эшфорд? Мисс Лилли Эшфорд? Лилли поспешно встала, разгладила пальто, юбку и пошла к двери. Помощница, которая вблизи показалась ей настроенной абсолютно дружески, указала на стул перед длиннющим дубовым столом. По другую сторону стола сидели три женщины, та, что посередине, и была доктором Чалмер-Уотсон – ее Лилли узнала по фотографии в газете. – Мисс Эшфорд, верно? У доктора был приятный голос с небольшим шотландским акцентом. Лилли обнаружила, что ей нужно откашляться, прежде чем ответить. – Да, мадам. – Я вижу, вы хотите поступить в нашу моторизованную службу. Это верно? – Да, мадам. – Но еще из вашего заявления я вижу, что вы последний год проработали кондукторшей в ОЛАКе. А чем вы занимались до этого? – Работала маляром в том же ОЛАКе. А до этого жила с родителями, мадам. – Прекрасно. Теперь ваши рекомендации. Мисс Браун, как я поняла, была вашей гувернанткой? – Да, мадам. Она почти пять лет обучала меня. К сожалению, формального образования как такового я не получила. – У довольно большого числа претенденток, обращающихся к нам, тоже нет формального образования, мисс Эшфорд. Это не является чем-то приоритетным, на мой взгляд. Что касается другого рекомендательного письма… Откуда вы знаете капитана Фрейзера? – Он близкий друг моего старшего брата. Я знакома с ним десять лет. – Он очень убедительно пишет о ваших способностях и вашем искреннем желании помочь фронту. – Да, мадам. – Авторы обоих рекомендательных писем весьма похвально отзываются о вас, мисс Эшфорд. Или вас называть более подобающим для вас образом – леди Элизабет? Лилли поежилась на своем стуле, чувствуя себя как бабочка на булавке ботаника. Наконец она снова обрела голос. – Я не ищу и не ожидаю какого-то предпочтительного к себе отношения, доктор Чалмерс-Уотсон. Я хочу только одного – работать и делать то, что в моих силах для помощи фронту. Обещаю, что ни для кого не буду обузой. Я хороший водитель и не боюсь тяжелой работы. – Но эта работа будет тяжелее всего, что вы можете себе представить, мисс Эшфорд. Даже тяжелее вашей работы кондуктором. Вас ждут долгие часы без отдыха, тяжелые условия, простая еда и еще более простые жилищные условия. Вы будете работать с женщинами исключительно скромного происхождения. С женщинами, которые, откровенно говоря, будут грубы в своих манерах и словах. Вы готовы ко всему этому? – Готова, – не отступала Лилли. – Я готова. И все это не имеет для меня значения. Понимаете, мой брат сражается на передовой чуть ли не с самого начала войны. Я знаю, как ему достается. И я знаю, что моя работа поможет ему, а потому мои жертвы будут того стоить. Я вас прошу, позвольте мне помочь фронту. В комнате воцарилась тишина, Лилли откинулась на спинку стула – собственная дерзость немало напугала ее. Официальные лица за столом некоторое время перешептывались о чем-то, потом доктор Чалмерс-Уотсон обратилась к Лилли: – Огромное спасибо, мисс Эшфорд, за ваше время. Мы свяжемся с вами надлежащим образом и известим о нашем решении. Мисс Гопкинсон проводит вас.