– Здорово. – У нас все девчонки в него влюбились сразу. А он на самом деле простой такой! И кофе выпил, и пошутил. Он вообще смешно шутит. – Здорово. Лиля кое-как застегнула свою необыкновенную шубу, втискивая в жесткие колючие петли костяные пуговицы. Разговор про губернатора ей надоел. Кроме того, в одну секунду стало так жарко, что лоб вспотел. На улице мело и в двух шагах ничего не видно, то есть на самом деле ничего!.. – Держись! За перила держись!.. Слышишь?! Держись и спускайся осторожненько! Сумка норовила улететь, и Лиля одной рукой прижала к меховому боку кухлянки сумку, а другой вцепилась в ледяные перила. Вскоре перила кончились, пришлось от них оторваться, она сделала шаг, другой и уперлась в железный бок машины. Двигатель урчал, фары светили. – Вы что, двигатели вообще никогда не глушите? – Лиля ввалилась в салон и с трудом захлопнула за собой дверь. – Когда пурга? Однако, нет, не глушим, – удивилась Алена. – Как потом заводить? Она прибавила громкости приемнику и аккуратно и медленно тронула машину с места. Лиля откинула капюшон, расшитый то ли бисером, то ли разноцветными камушками, и стала расстегивать дурацкие неудобные пуговицы – ну, невозможно жарко в этой штуке!.. – Я в субботу гостей собираю. – Алена полегоньку, как будто одно за другим переставляя колеса, выруливала со двора. – Приглашаю. Придешь? Заодно со всеми как следует познакомишься. У нас люди замечательные! Лиля хотела сказать, что она уже со всеми познакомилась – и с директором, и дураком Преображенцевым, и музыкальным редактором Настей в ворсистых брюках. Еще она хотела сказать, что ходит в гости только и исключительно к близким друзьям, что в ее московском мире так принято, а малознакомые встречаются в ресторанах или на специальных мероприятиях, которые как раз и организовывают для того, чтобы поговорить о делах. Также она хотела сказать, что сыта по горло чужими квартирами, чужими ванными, чужими полотенцами, чужими тарелками и блюдами из оленины! Ничего этого она не сказала. Она сказала так: – Только за мной придется заезжать. Я к вашей метели никак не привыкну. – Заехать не вопрос! – весело ответила Алена. – И это разве метель? – Знаю, знаю! – перебила Лиля. – Это просто легкий бриз с анадырского лимана! Алена захохотала: – Ветер утихнет малость, я тебя к памятнику Рытхэу свожу, хороший памятник! Года два как поставили. Он от тебя недалеко, через двор перейти. Это писатель знаменитый чукотский, знаешь? И часовня у нас красивая, и набережная! И мыс Обсервации на той стороне. Машина медленно, как будто ощупью, поднималась в гору. Навстречу время от времени попадались неясные желтоглазые тени, возникали и пропадали. – Как вы здесь ездите? – Привыкли. – Алена пожала плечами. – В городе, однако, не страшно. Фонари горят, все видно. А в тундру в такую погоду никто не ходит, только местные. Приехали мы, вылезай. Лиля торопливо запахнула кухлянку, накинула капюшон и прижала сумку. Хочешь не хочешь, а надо выходить! Раз, два, три… – Я тебя здесь буду ждать! – крикнула Алена, пока Лиля, изо всех сил налегая на дверцу, пыталась ее захлопнуть. – С богом! На высоком и широком крыльце дуло еще сильнее, приходилось держаться за поручни обеими руками. Впереди был совершенно цивилизованный, ухоженный, ярко освещенный подъезд, а за спиной, внизу под обрывом, ревела и перекатывалась темная вода, почти скрытая пеленой метели. Охранник в форме поднялся ей навстречу. Лиля вздохнула. Аннигилятор пространства продолжал работать! Странное дело, почему они даже не замечают, что с легкостью перемещаются из одного измерения в другое? Или замечают, но у них не принято говорить об этом? Или они все до одного шаманы? Помещение, отделанное мрамором и деревом, сияло самодовольным чистым светом. С высоченных потолков свисали сказочные люстры. На сверкающих полах играли веселые блики. Кругом кожаные кресла и каменные авангардистские скульптуры. – Вы к кому? – Я, видимо, в секретариат. – Лиля откинула капюшон и полезла в сумку. – Или, может быть, вы сами передадите? Она выудила файловую папку с изрядно помятым листочком. Охранник покосился на листочек и опять уставился на Лилю. – Я из Москвы. – Она вдруг рассердилась. – Меня просили передать вашему губернатору бумагу от сенатора Никольского! Должно быть, он принял ее за курьера. Такой специальный курьер, который возит из Москвы в Анадырь специальные бумаги. В Москве-то аннигиляторов нет. Не изобрели еще. – Я оставлю, да? И она повернулась, чтоб идти. – Приемная губернатора на третьем этаже, – быстро сказал охранник, видимо не желая оставаться наедине с бумажкой, подписанной сенатором. – Из лифта направо, там увидите. Через рамку пройдите, пожалуйста! Он нажал какую-то кнопку, загорелись зеленые огни. Лиля помедлила, пожала плечами и прошла. – Бумагу заберите! Вот черт! Она схватила протянутую папку, свернула ее в трубку и быстро пошла к стеклянным дверям лифтов. И жарко невозможно! Лиля стащила юкагирскую кухлянку, взяла ее в охапку, как будто стог сена. В коридорах было пусто, глухо и красиво учрежденческой, государственной красотой. Лиля посмотрела сначала в одну, потом в другую сторону. Никого. Кажется, охранник сказал – направо. Табличка, извещавшая о том, что за широкими ореховыми дверями помещается губернатор Чукотского автономного округа – сам отец, сын и дух! – была солидной, но сдержанной. Никакого золота, шику и блеску. Демократ, должно быть. Лиля вдруг засмеялась тихонько, постучала и вошла. В просторной приемной с высокими окнами, в которые снаружи лезла метель, никого не было – что ты будешь делать! Лиля перевалила меховой стог с одной руки на другую и огляделась. Стол, заваленный бумагами, кресла, пальма, куда ж без нее! Еще двери – с правой стороны и с левой. Карта Чукотки висела над столом, такая огромная, что казалось, это карта мира, весь мир и есть Чукотка. Лиля подошла и стала смотреть. На самом верху – пришлось сильно закинуть голову и отступить немного – расстилалось белое пространство, на нем криво написано, что это Северный Ледовитый океан. Инопланетные названия начинались ниже: Янранай, Певек, Рыткучи, Иультин, Амгуэма. Их было так мало, горстка по сравнению с огромностью остального мира, называющегося Чукоткой!.. Их очень мало, и они так далеко друг от друга! Там везде слушают радио «Пурга», вдруг подумала Лиля, и щеки у нее загорелись. На всей этой огромной планете! И вчера, когда она резвилась в эфире с Преображенцевым, слушали. Это невозможно понять. Это даже невозможно себе представить. Как?!. Она рассматривала карту довольно долго и почему-то очень волновалась, когда наотмашь распахнулась одна из дверей и ударилась о стену. Лиля оглянулась, и ее взяла оторопь. В приемную спиной вперед вполз на коленях человек, волоча за собой по полу нечто очень широкое, полированное, по форме напоминающее загнутую с двух концов лыжу. Свет плескался и отражался от полировки. Лиля на всякий случай отступила за стол – мало ли что!.. Человек полностью выволок лыжу из проема, она заняла сразу половину помещения, лег на живот и посмотрел сбоку. И увидел под столом Лилины ноги в торбасах. – Здрасте, – поздоровался он с торбасами. Лиля судорожно кивнула, спохватилась и сказала светским тоном: – Добрый день. Человек, лежа на полу, некоторое время молчал, рассматривая диковинную лыжу, а потом сказал задумчиво: – Ровно или не ровно? Вроде ровно! Лиля лихорадочно соображала. Нужно бежать. Из-за стола ей не вырваться – путь перекрыт доской и типом, лежащим на полу поперек губернаторской приемной. В окно тоже не выпрыгнешь, высоко, третий этаж. В коридорах никого нет, кричать бесполезно, да и не станет она кричать! Если перепрыгнуть его и побежать… – С той стороны посмотрите, ровно? Лиля подалась к стене, задела кресло, оно крутанулось, со стола спланировали какие-то бумаги. Не дожидаясь ответа, человек деловито переполз на другую сторону, улегся и опять стал смотреть. – На первый взгляд… – пробормотал он задумчиво, – а там кто его знает… Он приподнялся, сел на пятки, в правой руке он сжимал длинный и острый инструмент вроде заточки. Лиля видела что-то подобное в кино. Снизу вверх он посмотрел на нее и осведомился: – Вы ко мне? У него было загорелое, узкое лицо с резкими чертами, очки без оправы, но с золотыми дужками, очень короткая стрижка и настороженные глаза. Собственно, на ужасную догадку ее навели как раз золотые дужки! – Я… к губернатору, – выговорили Лилины губы отдельно от Лили. – Мне нужно… передать… Это и есть губернатор. Вот этот человек на полу. Заточкой он почесал себя за ухом, очки немного сдвинулись, он их поправил. – Что передать? – Вот! – Лиля ткнула в его сторону файловой папочкой, будь она неладна. – Извините меня, пожалуйста. – Тут она с ужасом поняла, что не помнит, как его зовут. – Я просто зашла, никого не было, и я решила подождать… Он встал, перешагнул через широченную лыжу, взял файлик, секунду смотрел в него, свернул в трубку, как давеча Лиля, сунул в задний карман джинсов, нагнулся и поволок лыжу обратно в кабинет. – Проходите! – крикнул он оттуда. Очень медленно Лиля выбралась из-за стола и вошла следом за ним. Лыжа лежала на сером ковре, в ней плескался свет потолочных светильников. Вокруг были разбросаны какие-то инструменты и черные вороненые колодки с ремнями. Огромная карта Чукотки, еще больше, чем в приемной, занимала всю стену. Больше Лиля ничего не смогла разглядеть. – Вы не катаетесь?